История одной семейки

— Кто через две минуты не уберется, сдадим в полицию! — орала бабка и угрожающе размахивала своей шланговой плеткой.

Слева и справа у своих заборов стояли соседи и удовлетворенно кивали головами.

— Нам остаться или уйти? — нерешительно спросил я у Йо.

— Лучше идите, — пробормотал он, не вытаскивая изо рта пальцев, на которых обкусывал ногти.

— Может, тебе как-то помочь? — спросила Йоши.

— Мне уже никто не поможет! — теперь Йо кусал не ногти, а костяшки пальцев.

Йоши поискала сумку с вязаньем, нашла ее на перилах террасы, протянула мне руку и сказала:

— Слушай, он прав. Мы только все испортим!

Я взял протянутую руку Йоши в свою, и мы отправились восвояси. Открывая калитку, я на секунду обернулся. Картина, открывшаяся мне, казалась вырванной из какого-то безумного сна. Марион все еще сидела на бортике бассейна, ее трясло. Эгон и Густи бесцельно бродили, пошатываясь и повесив головы. Испачканные с ног до головы участники драки подползали к дому. Дед схватил Парнишу Байера и тряс его за грудки, наказывая за всю честную компанию. Соседи пялились во все глаза. Бабка опустилась на колени у грядки с тюльпанами и пыталась поднять переломанный цветок. Народ на террасе как завороженный смотрел на деда.

Только Солянка не отрывала глаз от меня и Йоши.

До самой темноты гуляли мы с Йоши. Она все ломала голову, как помочь бедному Йо. Я не горел желанием это обсуждать, а она меня упрекала. И вопрошала, представляю ли я, что ждет «бедного парня» при столкновении с собственным семейством? Честно говоря, этого я представить не мог. У меня ж нет бабушки, которая размахивает шлангом, как плеткой.

— Вот именно! — сказала Йоши. — Вокруг тебя милые родственницы, а о таком ты и понятия не имеешь!

Это был уже почти наезд. А я не хотел, чтобы она на меня наезжала. Я рассказал Йоши о своей семье, о том, как дурные бабы постоянно меня третируют из-за громкой музыки и учебы. И еще сто неприглядных вещей рассказал.

— Я бы тебя пожалела, если б мне не было так смешно, — произнесла Йоши сухо.

Мы чуть было не поссорились, но тут Йоши утихомирилась и заметила, что у каждого свои проблемы и они всегда кажутся огромными, но по сравнению с миллионами голодающих детей во всем мире дела у нас идут, можно считать, превосходно.

Я удержался от замечания, что эти слова могла бы произнести моя мама, иначе день закончился бы ссорой. Только устало кивнул. А потом Йоши заторопилась домой, потому что ей нельзя приходить позже семи. Мы договорились встретиться в понедельник после обеда, в четыре часа, в кафе-мороженом на углу около Муксенедера. Два раза в день торчать у Муксенедера ей надоело, сказала Йоши. Там и утром-то скучно, а теперь, когда нельзя улыбнуться мне, так тем более.

— Когда же твой брат приедет из Италии? — спросил я.

Йоши пожала плечами. И сказала, что он уже давно должен был приехать.

— А он точно напишет тебе объяснительную?

— Точнее не бывает, — сказала Йоши, поколебалась и добавила: — Только приедет ли он вовремя, вот в чем вопрос! Подруга мне сказала, в школе уже нервничают. Классная пару раз отпускала странные замечания. А Анна, наша зубрила, что-то сплетничала про меня. Ее мать видела меня у Муксенедера.

— Боишься? — спросил я.

— Дико боюсь.

— А если просто признаться, — предложил я, — твои родители же тебя прикроют, а?

Йоши посмотрела на меня так, словно я с луны свалился.

— Ага, как же, — сказала она.

— Ну, что они сделают, если узнают? — спросил я.

Йоши попросила, чтоб я прекратил. Ей вовсе не хочется представлять, что устроят ее родители. Им просто нельзя об этом узнавать. И может быть, брат вернулся уже сегодня после обеда.

Я проводил Йоши до угла ее дома. Дальше она меня не пустила. Если мать случайно выглянет из окна и увидит меня, объяснила она, все совсем пропало. Ей строго-настрого запрещено общаться с мальчиками кроме как в школе. Если бы все было по-материному, она бы Училась в школе для девочек. Йоши только потому избежала этой участи, что школы для девочек всегда частные и стоят кучу денег, а ее отец настоящий скряга.

Расставшись с Йоши, я грустно побрел домой. Потом решил сделать крюк и прошел мимо сада Йо. Там все как вымерло. В доме, за задернутыми шторами, горел свет. А сад, насколько это было возможно, привели в порядок.

В понедельник, почти успокоившись, я пошел в школу, вооружившись первоклассной справкой. Справка была от доктора Бруммера. Он с огромным удовольствием оказывает маме такие маленькие одолжения — и даже предложение ей уже делал.

Аксель, шагавший со мной рядом, рассказывал, что у него есть новости от Йо. Бабка с дедом приперлись, потому что им позвонил кто-то из соседей. А отец Йо, сказал Аксель, решил требовать с гостей компенсации материального ущерба за два поломанных дерева, шестьдесят уничтоженных тюльпанов, четыре стакана, три квадратных метра кухонных обоев и восемнадцать часов уборки.

Про весь этот кошмар знал не только Аксель. Когда мы вошли в класс, все только об этом и говорили. Народ разделился на три группы, и каждая высказывала свою версию. Йо нигде видно не было. Похоже, он в школе вообще не появлялся.

Одна группа считала виноватыми во всем гостей из параллельного класса. Другая группа, куда входили и Марион с Анеттой, вообще говорила, что никакого погрома никто не устраивал. А третья группа, в которой была Солянка, признавала, что вечером в субботу в саду у Йо случилось невообразимое свинство, к которому, однако, они не имеют ни малейшего отношения. Не успел я присоединиться к какой-нибудь из групп, как зазвонил звонок и Сузи-Гипотенузи, как всегда, пунктуальная, протопала в класс и закричала: «Ти-ши-на!»

Все разбрелись по своим местам, ор перешел в бормотание, но и оно быстро утихло. Я подошел к Гипотенузи и передал ей бумажку доктора Бруммера.

Она сказала — очень жаль, что именно я пропустил эту неделю, потому что послезавтра будет повторение контрольной. И предложила: давай-ка, оставайся у доски, сегодня будем решать примеры для контрольной — повторение и больше ничего. Материал, который прошли на прошлой неделе, трогать не будем. У тебя наверняка получится!

Я спокойно взял мел. Я чувствовал себя в хорошей форме. Вчера я объяснял тете Лизи решение пяти примеров с двумя неизвестными, и Дорис меня похвалила, потому что я знал: если обе части уравнения умножить или разделить на одно и то же, не равное нулю число, то получится уравнение, равносильное данному. (Это не значит, конечно, что я эту мудрость просек, просто прилежно выучил ее.)

Сузи-Гипотенузи уселась за учительский стол, вытащила свою розовую тетрадку и зачитала нудную историю про мотоциклиста, живущего в Линце, и велосипедиста из Ламбаха, которые одновременно выезжают из дома и через тридцать минут встречаются. Сначала я слушал очень внимательно, но когда эти двое больше не ехали навстречу друг другу, а оба двигались по направлению к Зальцбургу, и мотоциклист обогнал велосипедиста через сорок восемь минут, я отключился. Потратив всю неделю на домашнее обучение, я кое-как вдуплил, как считать яблоки и груши, втекающую в бассейн воду и размер почасового жалованья. Но автомобили и велосипеды — это полный финиш, мозги у меня отказывают! И хотя Дорис говорит, что на самом деле разницы тут никакой нет, — маленькие серые клеточки просто не в силах справиться с двухколесными монстрами!

Я положил мел.

— Вольфганг, это же совсем просто! — воскликнула Гипотенузи.

Вот это прелестно — дабы я взбодрился, мне объясняют, что я не в состоянии понять «совсем простые» вещи!

— Ну, начни со схемы! — не унималась Сузи.

Но больше, чем линия с тремя точками на ней, символизирующими Линц, Ламбах и Зальцбург, я ей предложить не смог.

— Давай немного поживей, у нас не так много времени, — Сузи постепенно теряла терпение. Тогда я нарисовал на доске два круга, друг рядом с дружкой.

— Почему ты рисуешь круги? — спросила математичка.

— Это у нас будет мотоцикл, — ухмыльнулся я. Хотя мне было не до ухмылок. Одно дело, когда ты ничего не учишь и поэтому ничего не знаешь. Но когда ты старательно учился всю неделю и все равно ничего не знаешь, — это вгоняет в тоску. А я всегда, когда подступает тоска, становлюсь ребячливым.