Страница 12 из 34
Я не видал Свенсона, но ясно представлял себе его величественную фигуру с горящими глазами. Сердце мое запрыгало от непонятной необузданной радости. Хотелось броситься к нему, пожать руку, расцеловать… Но экран словно приковал меня, и я не мог оторвать от него взгляда. Между тем, светившиеся шарики все росли и росли. Несколько минут спустя на экране их было всего несколько штук, величиной с яблоко. Потом всего три. Наконец, когда в левом углу экрана оставался один блестящий шар, величиной с дыню, я с удивлением заметил несколько штук темных крупинок, разбросанно тянувшихся за светилом.
— Электроны, — заметил Свенсон. — Они, как известно, представляют собой тела, вращающиеся вокруг ядра атома, наподобие нашей Земли и вообще планет, также вращающихся вокруг ядра солнечной системы — Солнца. Некоторые вращаются быстро, другие медленнее. При этом характер их притяжения тот же, что и у планет. До сих пор электроны считали неоднородными, то есть состоящими из того элемента, к которому принадлежит тело. Но это было неверно. На самом деле, когда в 1924 году Мите и Штамрейх нашли способ оторвать от атома ртути, имеющего 80 электронов, один электрон, то получился уже не атом ртути, а атом золота, имеющий 79 электронов. Изменилось ли от этого вещество отдельных электронов? По-видимому, нет. Если хочешь, то на самом деле все 94 элемента — это не отдельные элементы, однородные вещества, а лишь видоизменения, обусловливаемые количеством электронов в атоме одного и того же «основного элемента». Я позабыл, — спохватился Свенсон, — сказать тебе, что пылинка, которую мы рассматривали, — это пылинка «основного элемента». Как я добыл ее, расскажу тебе после.
Голос Свенсона почти заглушался таинственным шумом, по своей силе напоминавшим теперь гудение пропеллера.
На экране неясно расплывалась масса одного электрона, и, по мере увеличивания, начали появляться кое-какие подробности на поверхности этой микроскопической планеты.
Появились светлые пятна, беспорядочно разбросанные на темном фоне, причем на одной и другой стороне шара виднелись белые пятнышки, похожие на полярные «шапки» Марса.
Казалось, сама вселенная раскрывала свои сокровенные тайны. Перед нами раскрывалось строение крошечного мира — микрокосма, — и как он был похож на тот большой мир, незначительную частицу которого представляет Земля! «Большой» мир… Но кто знает, может быть, и прав Свенсон, говоря об относительности величин!..
Перед глазами, занимая весь экран и далеко уходя за его пределы, расстилалось светлое и, по мере увеличения, темневшее пятно.
— Один из материков, — прокричал мне на ухо Свенсон.
Я, не отрываясь, кивнул головой. Поверхность быстро приближалась; казалось, будто стремительно падаешь вниз. Летчики, быстро спускающиеся с заоблачных высот, испытывают, вероятно, то же самое ощущение… Я инстинктивно-крепко ухватился за ручки кресла…
Вот какие-то неопределенные линии, квадраты… Ниже — невиданной архитектуры и красоты циклопические постройки. Все ближе и ближе несутся зубчатые, ярко отливающие золотом конусы крыш… Кругом необычайно высокие, ярко-зеленые растения, похожие на папоротники… На одно мгновение, между нами и ближайшей крышей, появляется — похожий на гигантского допотопного птеродактиля — странной конструкции летательный аппарат… Затем он стремительно исчезает из поля зрения… Мне показалось, что я видел на нем странное существо: голое, с желтой, как лимон, кожей, похожее на большую, скорчившуюся обезьяну…
Прямо перед нами — заостренные блестящие зубцы крыш… Я невольно отпрянул назад… Вдруг… что это? Какая-то вспышка, словно молния, осветила залу. Затем наступила абсолютная тьма. Вместе с тем неожиданно прекратился и таинственный шум…
Я услышал или, вернее, почувствовал, как метнулся к рычагам Свенсон. Ничего не соображая, я вскочил и бросился туда же.
— Что случилось?
— Проклятие!.. Предохранитель… Беги отсюда!..
— Но, может быть, я что-либо тебе по…
Ужасный взрыв не дал мне договорить. Со страшной силой меня отбросило обратно к креслу…
…Ужасный взрыв не дал мне договорить…
Не помню, как выбрался я из виллы Свенсона, как меня подобрала приехавшая вместе с пожарными карета скорой помощи…
Только через месяц я выписался из больницы, и в тот же день побывал на том месте, где некогда находилась вилла профессора Свенсона. Мрачное пепелище встретило меня угрюмо и холодно…
Я ничего не сказал коллегам-профессорам по поводу открытия Свенсона — у меня не было доказательств. Чтобы добыть их, я нанял артель рабочих, но, перекопав каждую пядь пепелища, не нашел ничего ценного для разгадки изобретения моего друга.
Кстати, уважаемые коллеги не слишком горевали о Свенсоне — они никогда не знали его, как товарища. Для них он был загадкой, которую им так и не удалось разгадать..
Борис Житков
МИКРОРУКИ
Мне пришла в голову мысль.
Нельзя ли движение моих рук, шевеление каждого из моих десяти пальцев передать в полной точности, но во сто раз меньшем виде? Вот я беру длинные кузнечные щипцы, я развожу их ручки на четверть аршина, а губы их расходятся на какой-нибудь дюйм, — эти губы передают движение моих рук. Но это грубо. Это только в стороны, но я хочу, чтоб и вверх, и вниз, и по кругу и не только движение всей руки, а пальцев, самое ничтожное их колебание — все чтоб передавалось во сто раз уменьшенным и в то же время в полной точности.
Я долго ломал голову и вот к чему пришел: я сделаю маленькие руки, точную копию моих — пусть они будут хоть в двадцать, тридцать раз меньше, но на них будут гибкие пальцы, как мои, они будут сжиматься в кулак, разгибаться, становиться в те же положения, что и мои живые руки. И я их сделал. Мало того, я тонкой работой часового мастера снабдил их механизмом, который двигал пальцами, этими маленькими кукольными пальчиками, в точности по моему приказу. Я все это управление привел к перчаткам, к особым перчаткам. Я надевал эти перчатки на руки, и малейшее мое движение целой сетью проводов передавалось кукольным ручкам: я сожму правый кулак — в маленький кулачок сжимается правая ручка. Я отведу назад всю левую руку — ползет назад и маленькая левая рука. Они были всего в двадцать раз меньше моих живых рук, и все мои движения они повторяли в маленьком виде. Но если бы вы знали, что мне открылось.
Я надел на оба глаза лупы, в каких работают часовщики. И вот этими рачьими глазами я глядел на иголку. Она казалась мне железным ломом. Лежавший рядом вихрастый канат оказался обыкновенной ниткой. И вот я стал ловить маленькой левой ручкой этот железный лом. Я его поймал у конца, где пробита грубая неровная дыра, и правой ручкой я ухватил канат и без труда впихнул конец его в дырку. Когда я поглядел без моих наглазников, на столе лежала иголка со вдетой в нее ниткой.
Я взялся за карманные часы. Но где взять инструмент для моих микроскопических рук? Обыкновенный часовой инструмент им был «не по руке».
И вот я подумал: а что, если я сам сделаю себе инструмент? Я буду делать себе большой инструмент, надев на руки мои перчатки, а микроруки в точности будут повторять мои движения, они только будут все делать в двадцать раз мельче, и они сделают себе инструмент по руке.
Признаюсь, я долго возился: все пришлось делать почти с начала, как первобытному человеку. Разве что материал был готовый. Я сам большими своими руками сделал грубый молоток, сделал к нему наковальню, разжег спиртовой огонь и все это расположил, как и у меня в мастерской. Я ковал на наковальне обычный инструмент, а микроруки без ошибки повторяли мои движения.
Я даже сделал такой опыт: я установил кусок воску над микроруками точно так же, как моя голова стоит над моими живыми руками. Я почесал себе затылок, и микроруки уперлись в кусок воска. Я стал скрести в воздухе около моей головы. Маленькие микроруки скребли в это время воск.