Нить судьбы

Гонец рухнул на колени и поклонился, коснувшись головой пола.

Князь Федор Бельский всегда умел договариваться с людьми…

… Когда в темноте подземелья, едва освещенном огарком свечи, вдруг что–то лязгнуло, заскрипело, и часть стены, сдвинувшись, стала медленно отъезжать в сторону, молодые люди, все разом закричали, вскочили на ноги и ощетинились оружием, готовые отразить любую атаку.

Но когда они услышали родной и знакомый голос Картымазова, они не поверили своим ушам, а когда он, вдруг вынырнув из полной темноты проема, предстал перед ними, реальный, живой и слегка подвыпивший — они не поверили своим глазам.

— Ну что, юные заговорщики, — допрыгались? — как ни в чем не бывало, спросил Картымазов, и, присев на один из сундуков с мнимой казной, отпил глоток из своей походной фляги, наполненной за столом у князя Федора. — Собирайте свое барахлишко, да пошли отсюда, покуда тысяцкий Дубина не спустит на вас по лестнице пару бочонков пороха с зажженными фитилями…

В мерцающем свете свечи было видно, как выражение лиц молодых людей меняется, по мере того, как они начинают осознавать ситуацию.

Но к удивлению Картымазова никто не шелохнулся.

Только Петр подошел, встал на колени перед сундуком, и обнял отца за плечи.

— Я так рад повидать тебя отец! Спасибо, что ты зашел простится с нами.

— Да вы что — рехнулись тут все что ли? — улыбнулся своей неповторимой саркастической улыбкой Картымазов. — Какой «простится»? Я пришел за вами — вот подземный коридор и выход далеко за город. Ну–ка, встали все и за мной. Живо!

— Нет, отец, — мягко сказал Петр и, поцеловав его руку, встал с колен.

Теперь тон его голоса сменился на твердый и жесткий, какого Картымазов никогда не слышал у своего сына. Он стал чем–то похож на его собственный.

— Мы никуда отсюда не пойдем, — отчеканил Петр. — Мы присягали на верность княжичу Василию. Победа или смерть — говорили мы. Победа не состоялась. Значит, остается смерть. Разве не ты сам учил нас: дворянин не нарушает своего слова!?

Картымазов вздохнул, отпил глоток из свой фляги, встал и так же твердо сказал:

— Что ж, я вас понимаю. И одобряю. Да, именно так вас учил я и ваши родители, которые тоже здесь. Что мне им передать, когда я выйду отсюда? Что мне передать твоей матери жене, сыну? — спросил он у Петра.

— Передайте им и моему отцу, который далеко отсюда, — сказал Иван Медведев, — что мы хотели быть такими, как вы. А если так у нас не поучилось, то лучше умереть — это единственное что нам осталось, чтобы не уронить ни своей, ни вашей чести. Мой отец любит повторять, что ничего в жизни не бывает случайным. Значит, так было нам суждено.

— Да я помню, действительно я слышал такие слова от твоего отца. — сказал, вдруг появившись из темного проема, князь Федор Бельский. — Я рад тебя видеть, юный Медведев…. Однажды, когда твой отец спас мою жизнь впервые, я спросил, чем могу отблагодарить его. Он попросил взять из моей библиотеки всего лишь одну старинную греческую книгу и сказал: «Когда у меня родится сын, я буду читать ему эту историю, чтобы он вырос похожим на хитроумного Одиссея….

— Ты — князь Федор Бельский? — удивился Иван. — Отец мне много рассказывал о тебе, а твою книгу он, действительно, не раз читал вслух…. Не только мне, но и всем моим братьям и сестрам.

— Да, меня зовут Федор Бельский, но я пришел сюда не в роли князя, а в роли простого гонца.

Он протянул Медведеву, свернутую в трубку грамоту, с которой свисала печать Великой княгини.

Медведев медленно взял грамоту развернул и начал читать:

— «Именем Великого князя Василия настоящим повелеваю…»

Он умолк, прочел до конца сам и передал стоящему рядом Яну.

Каждый читал, склонившись к свече, и передавал следующему, пока не прочли все.

Петр прочел последним, и протянул послание отцу.

— Я слышал, вы тут что–то говорили о дворянской чести и присяге? — сказал князь Федор. — Разве они не повелевают вам немедля исполнить то, что приказывает тот, кому вы присягали?

Молодые люди переглянулись.

— Это верно, — сказал, наконец, Петр, — но….

— Никаких «но», — перебил его князь Федор. — Для Патрикеева — вы убиты при попытке сопротивления. Просто — погребены под руинами, которые лежат вон там, над нами, — Федор поднял палец, — а для тех, кому вы присягали — вы выбрались, благодаря поддержке друзей! А стыдится поддержки друзей нельзя! Это грех. Спросите ваших отцов, сколько раз они помогали друг другу выбираться из самых безнадежных положений! Когда–то твой отец, — обратился он к Ивану, — находился у меня под стражей и был на волосок от смерти, потому что я принимал его за врага. Терем, где он сидел, охранялся не хуже, чем это место, где мы сейчас находимся. Но вот стоящий перед вами Федор Лукич и Филипп Бартенев, не видя возможности выкрасть Медведева из моего плена, нашли возможность выкрасть меня, а уж Медведева я потом сам выпустил. Помню, мы тогда славно часок посидели все вместе и выпили пару бутылок хорошего вина. Я сказал тогда этим людям, которые с тех пор стали моими друзьями, что это был самый лучший час в моей жизни. Так что не стесняйтесь того, что кто–то помог вам — радуйтесь этому! Пойдемте лучше да выпьем вина, как тогда, — все вместе и клянусь вам — если то был лучший час мой жизни, то сегодняшний день я буду помнить отныне, как лучший день моей жизни!

Поздней ночью князь Федор Бельский, в сопровождении одного лишь верного старого слуги Макара, проводил дюжину гостей далеко за пределы стражи собственного войска и тепло попрощался со всеми, пригласив весной, когда будет точно установлена дата, оказать ему честь и прибыть на его свадьбу с княжной Рязанской — родной племянницей Великого Московского князя Ивана Васильевича….

Через неделю Великий Московский князь Иван Васильевич выслушал подробное донесение Патрикеева о том, что мятежники, пытавшиеся захватить вологодскую казну, все как один, убиты в ходе отчаянного сопротивления.

Иван Васильевич выразил одобрение действиями князя Бельского и вспомнив о нем, велел, при случае, назначить точную дату свадьбы его со своей племянницей княжной Рязанской.

Затем, подумав немного, сказал:

— Я думаю довольно мы терпели это Софьино баловство. Вели завтра же схватить Гусева вместе с его товарищами, да пытать жестоко, а потом и казнить на глазах всего московского люда, чтоб больше никому не повадно было!

— Все будет исполнено, как ты велишь, государь, — поклонился Патрикеев.

…Нить судьбы Владимира Гусева мгновенно превратилась в тоненькую паутинку, готовую разорваться от малейшего дуновения ветра…

Глава шестая

ЦЫГАНКА РОЗА И ХОРУНЖИЙ КАТИНАС

Июль–август 1497 г.

Все началось с того, что в городке Белая, тихом сонном и спокойном, откуда ни возьмись, появился чернобородый, веселый, очень общительный и разговорчивый цыган. Он ни у кого ничего не украл, никого не обманул, ничего не покупал и не продавал, — просто, поболтал, пошутил и побалагурил с местными жителями, посидел в кабачке, что на рыночной площади, побродил меж торговых рядов, посмешив продавцов и покупателей веселыми историями из цыганской жизни, а потом исчез так же внезапно, как появился, и никто никогда его больше не видел….

Но благодаря его веселым рассказам, весь городок узнал, что неподалеку расположился цыганский табор, однако, опасаться нечего, потому что эти цыгане — мирные, лошадей не воруют, а лишь собирают травы и растения для приготовления всяких приворотных и отворотных зелий, потому что главные добытчики денег у них в таборе — женщины. Они самые искусные гадалки и предсказательницы судеб — любому расскажут все, о его прошлом, настоящем и будущем, а некоторые, как утверждал чернобородый цыган, могут клиенту даже имя и возраст безошибочно назвать, чтоб он не сомневался в магических цыганских способностях …

Таким образом, когда спустя несколько дней, в Белой вдруг появилась смуглая, стройная и красивая цыганка, никто особо удивлен не был.