Путь в космос

К у д р я ш о в а. О ракете и воробье?

П а ш и н. Конечно. А потом — о невесомости… У них свои традиции. И пусть еще виток адаптируются. Нам торопиться некуда. Но жаль, если Николай ошибся… Жаль… Шесть секунд — это много.

Входит  К р е м н е в.

К р е м н е в. Не люблю перевыполнять планы!

К у д р я ш о в а. Осторожность твоя известна.

К р е м н е в. Это расчет. И только. Шесть секунд лишку — такое не просчитаешь… Не зря, значит, «невезучим» его зовут.

Воцаряется тяжелое молчание. В нем можно ощутить явное неодобрение словам Кремнева.

К у д р я ш о в а. Суеверным ты что-то стал, Костя.

К р е м н е в. Здесь и в бога и в черта верить станешь. У меня вся программа дня насмарку. Месяц корпели, каждую секунду ловили, а зачем?

П а ш и н. Люди все-таки. И ошибаться могут… Хотя и не верится. На Николая это не похоже.

К р е м н е в. Вот именно. А космос не прощает ошибок. Ни больших ни малых. Без эмоций надо летать. Слишком дорого они, эти эмоции, обходятся. С автоматами проще.

П а ш и н. Людям надо летать… Не ради рекламы, конечно. Кстати, зачастую она вредит больше, чем помогает.

К р е м н е в. Когда на корабле человек, то мы заботимся о нем. Чтобы сохранить ему жизнь, вынуждены не приборы научные ставить, а регенераторы, чтобы он мог дышать и жить. Это на первых этапах его надо было пускать. Для истории, престижа. А сейчас в космосе автоматами все можно делать — надежно, точно и без эмоций. Так зачем же рисковать, если можно не рисковать?

К у д р я ш о в а. Странный вопрос можно? В Дубне один физик выдвинул такую гипотезу: если две летящие со скоростью света частицы направить навстречу друг другу и столкнуть их лоб в лоб, то в точке встречи образуется новая галактика… Да, да, галактика — сотни миллионов звезд и миллиарды планет… Если бы у тебя появилась возможность поставить такой эксперимент, как бы поступил?

Пауза.

К р е м н е в. Странный вопрос.

К у д р я ш о в а. И все-таки: рискнул бы?

Пауза.

К р е м н е в. Пожалуй.

К у д р я ш о в а (Пашину). А ты?

П а ш и н. Обязательно. Но в другой галактике.

К у д р я ш о в а. Спасибо.

К р е м н е в. За что?

К у д р я ш о в а. За нашу галактику.

К р е м н е в. Я не силен в философии. Реальность предпочитаю. Те самые шесть секунд…

П а ш и н. Телеметрия нужна.

К р е м н е в. Она, по-моему, мало что прояснит. Не хватает информации.

П а ш и н. В таком случае мы исправим орбиту на следующем витке. Торопиться не следует. А сейчас дай поговорить Оксане, жене Николая.

К р е м н е в. Это еще зачем?

П а ш и н. Она попросила. Я не мог отказать.

К р е м н е в. Странно. Психологи считают, что…

П а ш и н (перебивая). Я знаю инструкции! Под мою ответственность.

К р е м н е в. Пожалуйста. Я распоряжусь. (Уходит.)

З а т е м н е н и е

Высвечиваются  Н и к о л а й  и  В а л е р и й.

Н и к о л а й. Как это началось? Обыденно, спокойно. Надо летать и нам, инженерам… И начали летать… Если бы меня спросили тогда, хочу ли я в космос, — сказал бы. «Нет!» И не солгал бы. Казалось, неинтересно… Все писали заявления, я тоже. Зачем быть белой вороной?.. «Невезучий»?! Как раз наоборот — первую медкомиссию легко проскочил, а потом отряд… И полетел сразу… Как на работу в КБ поехал. А потом уже не мог, будто наркоман… Странно… Неужели и у него (смотрит на Валерия) так же будет? Или совсем иначе — тщеславие, жажда славы? (Валерию.) Пашин перенес коррекцию. Видно, баллистики или телеметристы не успели… Впрочем, не надо об этом. Разберутся на земле, тогда и потолкуем.

В а л е р и й. А я еще вверх ногами лечу.

Н и к о л а й. Пройдет. Я уже «перевернулся».

В а л е р и й. Голова пухнет… Прости, командир, но у тебя глаза красные. Налились… Смотреть страшно.

Н и к о л а й. На твоем месте я тоже на свидание не пошел бы. Разлюбит сразу… Посмотри в зеркало, там, на скафандре. Красив?

В а л е р и й. Что-то от носорога… (Испуганно.) У нас же телесеанс?!

Н и к о л а й. Отменят. Сейчас не до информации общественности. Поташнивает?

В а л е р и й. Желудок во рту… Наверное, скоро выворачивать будет.

Н и к о л а й. А у меня аппетит разыгрался — есть хочется. Сейчас бифштексик бы да с соляночкой… И огурчик свеженький, да…

В а л е р и й (перебивает). Не надо, командир!.. Гулко очень. Как в бочке. Скрежет какой-то… Ага, это двигатели ориентации подрабатывают…

Н и к о л а й. Бочка? Это неплохо. Новую мыслишку ребятам привезем… Не забудь — бочка! Это точно… Сидим словно в бочке, по которой скребут все, кому не лень. А потом палками начнут бить…

В а л е р и й. Палками?

Н и к о л а й. Двигатель включится, почувствуешь.

В а л е р и й. Наверное, не заснуть… Земля-то какая! Действительно круглая… Глобус, раскрашенный гуашью… А почему песок голубой?

Н и к о л а й. Будет и желтым, и синим, и красным… Из-за освещения это. Она, верно, очень красивая, наша планета…

В а л е р и й. Ого, уже Антарктида!.. Маленькая планетка… Словно в ладонях у меня… Рассказывали о невесомости много, а ощущения совсем другие. Действительно, надо самому испытать.

Н и к о л а й. Один из ребят привел точное определение: мол, вечерком встреча с друзьями затянулась. Заснули. А утром глаза открываешь и видишь, что ковер на потолке. Вот тебе и невесомость…

В а л е р и й. А у меня и правда ноги наверху!

Н и к о л а й. Пожалуйста, поосторожней. Без резких движений, иначе за иллюминатором окажешься. И не забывай — здесь ни пола, ни потолка нет. Ничего нет… Только Земля внизу да звезды, которые мерцать не умеют… Стоп! «Земля» вызывает: «Марсы», на связь!..» Ты? Оксана, ты?

Г о л о с  О к с а н ы. Коля, у меня всего минутка… Мы ждем вас, очень ждем… А то, что говорила, — глупая была… понимаешь, глупая! Не думай об этом, прошу тебя…

Н и к о л а й. Ну что ты?! Я знаю, сгоряча… Не беспокойся: у нас тут как на курорте — тепло и уютно. Верно, Валерий?

В а л е р и й. Правда хорошо! И красиво очень!

Г о л о с  О к с а н ы. Мы ждем вас. Любим и ждем!

Г о л о с  О п е р а т о р а. «Марсы», как поняли?

Н и к о л а й. Поняли «нормално». Любите и ждете…

Г о л о с  О п е р а т о р а. В таком случае принимайте данные на повторную коррекцию.

З а т е м н е н и е

Высвечивается комната прессы. П о л у я н о в  с  О п е р а т о р о м  играют в шашки. Здесь же  Л о ш а к о в,  В е р а  и  З у б о в.

Л о ш а к о в. Стартовики уже скидываются. Они свое дело сделали, и добротно. Теперь уже не их забота. (Зубову.) Кстати, старина, не забудь их упомянуть. Публика благодарная — письмецо в газету черканет. На редколлегии обязательно зачитают, может, благодарность или премию хапнешь. У меня такое бывало. Но теперь уже не проходит…

В е р а (Зубову). Ты уже написал?

З у б о в. Нет. Пока еще ничего не видел. Разобраться надо, с людьми поговорить.

В е р а. А я заготовки сделала о старте…

Л о ш а к о в. И правильно. В первый раз я строк пятьсот накатал. Еще до поездки на Байконур. Так и прошло. Без правки. А теперь хоть какую-нибудь зацепочку найти надо, все мозги высохли… Жена как-то подсчитала: я сорок семь раз писал о старте.

З у б о в. А она читает?

Л о ш а к о в. Жена? (С иронией.) Да что ты… Она смотрит, большой материал или нет. Если большой, хвалит: гонорар приличный будет… Зачем читать-то?