Страница 42 из 53
— Бамбар-биу — человек, не стесняющийся в средствах. Воображая, что он ведет к освобождению свой народ, он ему копает могилу, так как навлекает на него мстительное устремление капиталистической своры. И ничем иным, как фатальным родством Бамбар-биу с племенем Урабунна, можно объяснить последний, произведенный Брумлеем захват земель у племени Урабунна. Правительство взглянуло на эту проделку сквозь пальцы, обильно смазанные…
— Воображать, — с места добавил Гарри Файл ер, — что силами одного человека, как бы ни был этот человек силен и умен, можно сделать революцию или, по крайней мере, заставить капиталистов не быть капиталистами, воображать это — более чем смешно, хым. А Бамбар-биу не только воображает, но и действует весьма энергично в этом смешном направлении.
Пионер, приведший Петьку, Мартин Уиллер тоже счел необходимым добавить кое-что:
— Бамбар-биу не признает выступления массами. По его убеждению, революции творятся единичными лицами, и длительной, кропотливой подготовки к революции он не признает. Немедленный кровавый террор и притом единоличный — вот его программа. Я спрашиваю, не враг ли он нам?
Последним высказался председатель Гарро Грити:
— Бамбар-биу бывал в больших переделках и выходил из них целым, но когда-нибудь он вляпается по-серьезному, и его дело умрет вместе с ним, как дело беспочвенное, не имеющее корней в массах. Враг ли он нам, спрашивает Мартин. Я отвечу твердо: да, враг, потому что он смешивает с грязью имя коммуниста.
Петька растерянно чесал затылок перед такой категоричностью своих австралийских товарищей.
— Ну, а кто такой Айра Доггед? — спросил он.
Собрание отвечало согласованным хором:
— Бандит.
А Плёки Джон басом дал прилагательное к бандиту:
— Ученый.
Петька посмотрел на часы: он провел в отсутствии достославного своего друга целый час. Вообще — следовало прекратить с ним знакомство, но затеянное дело нужно было довести до конца. Петька заторопился и самым бузотерским образом прервал Якова Бэра, который, взяв слово впервые, застенчиво давал более полную характеристику ученому бандиту, Айре Доггеду.
— Товарищи, мне нужно уходить, — сказал Петька, — и я прошу, чтобы вы дали мне помощника или руководителя, как хотите, для дальнейшего обучения ребят «Ковровых Змей».
Яков Бэр оборвал свою речь и, грустный, занялся переводом.
Все члены собрания немедленно выразили свое желание быть сотоварищами русского пионера в начатом им деле. Вспыхнула буйноголосица, которую председатель Грити с трудом ввел в русло.
— Какими путями русский товарищ думает доставить в общину Ковровых Змей этого помощника? — спросил он.
— И будет ли ему всегда обеспечена возможность обратного возвращения? — добавил Боб Бекер, толстый и круглый, как забытая на гряде редиска, пионер, жевавший булку.
— Как я его туда доставлю, пока не знаю, но ручаюсь, что доставлю, — отвечал Петька. — Насчет возвращения: в любую минуту он может вернуться в город, для этого я располагаю известным вам воздушным яликом.
Все двадцать человек еще буйней взголосили, выражая свою охоту, но Петьке требовался всего один, и этого одного он давно облюбовал из 20-и, а именно, Джона Плёки — парнишку худощавого и невеликого, но задиристого в меру, который не только по незначительному своему весу, но и по желтоватому лицу, покрытому коричневыми пятнышками, и по занозистости более всех мил был и родственен его душе.
Не ссылаясь на лицо и тем более на характер, зато уперев основательно в вес, необходимый для ялика, Петька отстоял свой выбор перед лицом горячих и многочисленных кандидатов.
Условившись встретиться с Джоном Плёки ночью в овраге близ дома Доггеда, он тепло распрощался со всеми, выразив надежду, что они часто будут видеться с ним и не забывать его и Джона в далекой пустыне. Его поспешили заверить в ответе, что если он будет часто прилетать в Ист-Элис, то, разумеется, они так же часто будут видеться, в противном же случае можно рассчитывать лишь на случайности.
В обратную дорогу Петька несся на трижды распущенных крыльях: на крыльях радости от встречи с австралийскими пионерами и от того, что у него теперь будет товарищ, на крыльях скорости, потому что боялся опоздать, и на крыльях возмущения, ибо возмущался анархистской и провокационной по отношению к коммунистам деятельностью Бамбар-биу.
Опасение встретиться с красными мундирами заставило его своевременно свернуть с шоссе в овраг, и по оврагу он достиг пролома.
В склепе было сухо: кто-то расширил отверстие пролома, и вода вся ушла. В склепе не оказалось Доггеда: или его унесло, водой, или… Через люк смотрела физиономия Бамбара.
— Скорей! — крикнул он резко и неприятно. Висела лестница, доходившая до пола. Петька поднялся вверх.
В химической лаборатории на окнах были спущены глухие шторы, в кафлях и эмали стен сияло отблесками отраженное электричество. На полу, покрытый зелеными пятнами водяной ржавчины, лежал Доггед, — ему оставалось лежать так еще часа полтора. Побеспокоясь вытащить его из склепа, Бамбар-биу не побеспокоился переодеть его и уложить в постель.
— Твоя работка? — отрывисто бросил он, кивнув на Доггеда.
— Моя… он сам лез… Ты как избежал жандармов?
— Глупости. Доггед известил меня красной занавеской на окне. Вот переодевайся, да идем скорей.
Серая мягкая широкополая шляпа с зеленым ремешком через подбородок, блузка цвета хаки и такого же цвета короткие штаны, чулочки с резиновыми застежками ниже колен, зеленый шнур-аксельбант через плечо и походная кожаная сумка у пояса с компасом, часами, записной книжкой, карандашами и примерной картой под слюдяной покрышкой — все это не без удовольствия напялил на себя вихрастый Петька и, спрятав красный галстук в карман, превратился в благочинного и добронравного бой-скаута.
Оставив гореть электричество, они покинули комнату, спустившись по лестнице в подземелье, и, выйдя через пролом, по овражку, по шоссе, без приключений, достигли города.
Смеркалось, когда они остановились подле трехэтажного дома с парадным подъездом из темно-голубого порфира. Бамбар-биу вынул из кармана черную бородку и усы и преобразился в степенного иностранца, только что прибывшего на аэроплане из столицы Австралии — Мельбурна. Об этом он прежде всего известил Петьку, затем дородного бакенбардного швейцара, открывшего им дверь:
— Доложите господину, — сказал он ему по- английски, — что из Индии через Мельбурн прибыли раджа Гиркавата-Сирдар-Синг и его сын. Впрочем, вот карточка.
6. Бамбар-биу расправляется с ист-элисским чудовищем
В строгой шестигранной гостиной из порфира и диорита, с паркетом, ясным как поверхность заснувшего озера, с пятью венецианскими окнами, полузавешенными мягкой серебристо-атласной тканью, стоял полумрак, когда юркий метис-камердинер ввел сюда высокородных индийских гостей. Впрочем, он сейчас же щелкнул штепселем, и матовый сильный свет электрического плафона залил комнату.
— Прошу вас, сэр, подождать, — почтительно произнес он и, попирая собственное отражение в паркете, выпорхнул из гостиной.
Раджа Гиркавата-Сирдар-Синг подскочил к венецианскому окну с ухваткой гориллы и быстро окинул взглядом потемневшую улицу, затем одним поворотом позолоченной рукоятки в нише стены закрыл все окна тяжелыми шторами и величавой походкой вернулся к своему креслу.
— Господин просит господ посетителей пройти в его кабинет, — доложил вернувшийся камердинер.
Раджа поправил манжеты и крахмальную грудь, бойскаут, его сын, подтянул штанишки, после чего оба они проследовали в кабинет, дверь в который им указал камердинер.
За письменным столом опарой в квашне бухла в кресле фигура; перед ней высокий поджарый раджа выглядел тощей селедкой, бойкий же сынишка его казался просто воробушком.
На оплывшем в три подбородка лице фигуры выбрит был последний волосок, скудная белесая растительность украшала брови, отсутствие всякой растительности уподобляло голову ее парикмахерской болванке, нос висел ноздреватой губкой, через круглые дырочки в жиру глядели красные моргалки. Когда фигура встала для приветствия, показывая свой серый шелковый халат с отворотами из лазурного шелка и с золотыми пряжками на лазурном поясе, ростом она не превысила знатного гостя, но необъятная ширина ее плеч, груди и тряского живота делала этот рост чудовищным.