Страница 44 из 108
Она оборвала связь.
"Пусть покрутится, - Анна с удовольствием представила озадаченную мину седого джентльмена. - Неважно, замешана его фирма в моих неприятностях или нет, случись еще что-нибудь подобное, я им предъявлю счет по полной программе".
Чем ближе подъезжала Анна к родным местам, тем явственнее чувствовала, как переполняет ее уверенность в собственных силах. В ее руках была уникальная тема, внимание на которую обратили не только безликая масса обывателей, но и довольно крупный финансовый концерн. Она оказалась в центре опасных событий, о коих еще предстоит написать. Судьба предоставила ей бескорыстного помощника, способного защитить от обидчиков, поддержать словом и объяснить любые научные факты, если таковые окажутся у нее в руках. Эрудиции Глеба могли бы позавидовать многие "ученые мужи", в этом-то Анна быстро убедилась. И, наконец, у нее был Григорий - галантный кавалер, прекрасный и внешностью, и умом, и душой.
Покосившийся столб с полустертой табличкой "Авдотьево" обозначил поворот на ненакатанную грунтовую дорогу, уводившую в лес. Глеб притормозил.
- Что такое "Авдотьево"? - подала голос Тамара, уставившись на неприметный дорожный знак.
- Село где-то там, - отмахнулась Анна, разыскивая взором знакомые и забытые очертания автобусной остановки, куда провожал ее августовским утром отец.
- Это плохая вывеска, - сообщила Тома. - На ней написано "Плохое место".
Журналистка непонимающе посмотрела на Глеба, тот в свою очередь с похожим выражением лица разглядывал девочку.
- Тома, на табличке написано название села, - поправил он.
- Нет. Буквы говорят "Плохое место", чтобы люди туда не ходили. Как в городе на разрисованных досках: слова говорят одно, а буквы - совсем другое.
Так вот почему она терпеть не может рекламные щиты, - смекнул парень. Ай-да сестричка! А ведь не один институт, наверное, корпел над изобретением методов скрытого психического воздействия на массы.
- Зачем они обманывают? - продолжала Тамара. - Нельзя обманывать, нечестно.
- Ну, нас это не касается, - нетерпеливо прервала ее Анна.
Дорога в лесу заняла больше часа. Пришлось ехать прямо по талому снегу, поскольку грунтовое покрытие здесь никто отродясь не очищал. Показалась опушка. Анна привстала на сидении. Пригорок и плавный спуск. Она облегченно вздохнула. Коттедж отца, целый и невредимый, стоял на прежнем месте.
Не добравшись до ворот всего десяток метров, машина окончательно увязла. Зима выдалась снежная, и под ленивым мартовским солнцем заскорузлые сугробы таяли медленно и неохотно. Утопая по колено в мокром снегу, Анна пошла к парадным дверям, а Глеб остался подле омертвевшего автомобиля и внимательно оглядел округу. Блеклое здание вросло в застывшие зимние волны, и черные сучья одинокой липы одиноким контрастным пятном распластались на фоне серо-белого пустого двора. Глеб прислушался к земле. Чужие звуки отсутствовали, лишь из дома истекал слабый живой дух.
- Тома, ты чувствуешь? - шепотом спросил он. Мысль об Антоне мелькнула и опять потерялась.
- Да! Я хочу с ней познакомиться!
- С кем?
- С собачкой!
И девочка неуклюже побежала по сугробам. Глеб поспешил за ней, и тут из подвального окошка вылез лохматый худой пес. Черная шерсть висела на его боках спутанными клочьями, а загривок недвусмысленно ощетинился. Как заправский сторож, пес выдал грозный рык, прижал уши и двинулся на незваных гостей. Анна, ойкнув, замерла. Тамара растерянно отступила. Пес, почувствовав свое превосходство, осмелел и залаял.
- Почему он злится? - недоуменно спросила девочка. - Мы же ничего плохого не хотим!
- Он нас не знает. Подожди, я попробую с ним договориться, - Глеб осторожно подступил к собаке. - Эй, Черныш, не шуми, - парень присел на корточки в метре от животного и медленно протянул ему руку. Пес показал зубы. - Черныш, Черныш, я свой.
Зубы исчезли под черной слюнявой губой. Пес вильнул хвостом, на полусогнутых придвинулся к человеку и обнюхал руку. Хвост, а заодно и зад, заходили ходуном.
- Признал, дружище? - Глеб рискнул потрепать собаку по загривку. - Вот и отлично. Ну и тощий же ты! Тома, у нас, кажется, осталась булка с котлетой.
Девочка бойко сбегала к машине и вернулась, держа в руке сверток. Пес пришел в дикий восторг. Тамара скормила ему остатки завтрака и была счастлива, когда Черныш - другое имя к нему просто не клеилось - облизал ее ладошку.
- Эй, вы поосторожнее. Она же не привитая, - окликнула Анна.
- Да полно тебе! Отличный пес! Здоровый. Да, приятель? - Глеб встал и погладил собаку по голове.
Черныш вскинулся на задние лапы, уперся передними Глебу в грудь и смачно лизнул в лицо. Тамара засмеялась.
- Откуда он тут взялся? - спросила Анна. - Неужели, в доме жил?
- Или из села забрел, - парень вытер рукавом следы собачьей преданности. Молодой, год или полтора, не больше.
- А это ты откуда знаешь? - журналистка скептически поглядывала на собаку с безопасного расстояния.
- Зубы белоснежные, шерсть мягковата, несмотря на образ жизни. Когти на лапах крепкие, не слоятся. Да и вообще - ты на него посмотри!
Черныш "залег" в снег и заискивающе фыркнул на Тамару - звал играть.
"Отлично. По крайне мере ребенку будет, чем заняться", - с долей облегчения подумала Анна.
- Ты, я смотрю, в деревне всему на свете выучился, - подождав Глеба, она продолжила путь к крыльцу.
- Нет. Одному я так и не научился.
- Чему же?
- Поросят резать. Не могу, и все. Рука не поднимается.
"Это обязательно надо где-нибудь ввернуть", - отметила про себя журналистка.
В доме гуляли сквозняки, мебель обветшала, вздулось пластиковое покрытие на полу, мыши погрызли ковры и обивки кресел в гостиной. В своей детской комнате, где на стене остался выгоревший плакат с изображением березовой рощи, Анна разок всхлипнула. Все здесь было неимоверно далеким и чужим. Плюшевый заяц, когда-то такой любимый и бесценный, валялся в углу вверх лапами. Ящики стола были вывернуты, журнальные вырезки рассыпаны по полу, опрокинута фарфоровая кукла на полке. Обыск проводили даже в детской.
После осмотра гостиной и жилых комнат ожидание новых уникальных материалов плавно превратилось в надежду на какую-нибудь мало-мальски важную находку. А за дверью отцовского кабинета и эта надежда тихо канула в лету. У Анны опустились руки. Спецслужбы вывезли все, что казалось пригодным для расследования. Не осталось ни папок, ни тетрадей, ни даже книг на стеллажах в библиотеке.