Страница 16 из 22
На северной стороне куреня собиралась толпа молодых всадников с луками и копьями – ночной караул выходил на охрану табуна лошадей. Подъезжали от юрт последние припоздавшие. Гомон голосов, смешки и окрики раздавались в толпе и тут же уносились ветром в степь.
Табун находился за тремя холмами на северо-западе от куреня, сейчас там был дневной караул.
Двое пеших стариков в поношенных бараньих шубах, с длинными посохами в руках, стояли перед всадниками, давали наказы.
– Ночью поближе к куреню подгоните, станьте с подветренной стороны, – говорил высокий, сутулый старик, – звери дым учуют и не подойдут.
– Эй, Мухали, а ну, подъедь сюда, – другой, приземистый, в рысьей шапке, указывал палкой на безусого юношу, пристально оглядывая сивую лошадь под ним, – кобылу свою отпусти в табун, не видишь, жеребая.
Юноша спрыгнул со своей лошади и удивленно оглядел ее.
– Как приедем, заседлаю другого коня, – обещал он.
– Ну, поезжайте, – махнули старики длинными рукавами.
– Чу! – звякнув удилами, первым порысил старший караула, воин лет восемнадцати на кауром жеребце, и остальные, понукая коней, нестройной толпой поскакали за ним в сторону северо-западного увала.
Отряд быстро удалялся от юрт, по пологому склону поднимаясь к вершине.
Старики постояли, опершись на тонкие березовые посохи, поговорили о приметах на близкую весну и стали расходиться. Тот, что был в рысьей шапке, направился мимо крайних юрт на западную сторону, другой, сутулый, пошел вглубь куреня.
Не дошел он и до второй юрты, как первый старик, задержавшись, громко окликнул его:
– Эй, где ты там!? Иди-ка сюда, скорее!
Тот вернулся, изумленно глядя на него.
– Ну, что еще?
– Посмотри-ка! – старик палкой показывал в сторону бугра.
Только что отправленный ими отряд во весь опор несся назад, к куреню, поднимая за собой клубы снежной пыли.
Старики быстро сошлись вместе.
– Что они там увидели? – встревожено спросил сутулый старик, расширенными глазами глядя на скачущих. – От кого это так бегут?
– Видно, разбойники, – с упавшим голосом догадался другой. – Просто так не бежали бы…
– Значит, много их там… как бы не борджигины были, – высказал общую тревогу сутулый, – тогда совсем плохо.
– Как бы наш табун не заметили.
– Что теперь табун, парней наших там не перебили бы.
Скачущие от бугра, растянувшись по заснеженному склону, уже приближались к юртам, когда за ними, на дальней вершине, появились другие всадники. Завиднелись они сначала на середине длинного склона, потом показались далеко правее, рядом с каменистым гребнем сопки, и затем вдруг разом – длинной темной полосой по вершинам холмов – заполнили всю северо-западную сторону.
Широкой волной, будто на облавной охоте, вываливаясь из-за гребня, многосотенное войско чужаков хлынуло вниз по склонам, ломая свежие сугробы, табунами сминая гладкий снежный покров на холмах. Быстро расширяясь в рядах, войско разогнутым луком охватывало курень.
Старики растерянно переглянулись.
– Так и есть. Это борджигины.
– Говорил я вам осенью, что уходить надо отсюда.
– Поздно об этом вспоминать. Пропали мы…
Отряд юношей куреня, на полном скаку приблизившись к юртам, в полусотне шагов от них развернулся назад и встал, ощетинившись копьями – маленький, беззащитный перед стремительно приближавшимся тысячным войском врагов. Издали было видно, как вражеские воины угрожающе потрясали оружием, палицами и копьями, от них уже слышался тяжелый, многоголосый рев. В их передних рядах уже вынимали из колчанов стрелы, прикладывали к лукам.
Сутулый старик первым сорвался с места и по-молодому резво побежал к своему отряду, размахивая палкой.
– Стойте!.. – сипло закричал он, тяжело дыша, превозмогая одышку. – Уберите оружие!.. Не шевелитесь!
За ним, спотыкаясь, бежал другой.
– Уходите в курень… – кричал он воинам, – в курень!
– По юртам!
Юноши, не слыша их, замерли, как вкопанные. С посеревшими лицами, побросав на снег рукавицы, сжимая в заледеневших руках копья и луки со стрелами на тетивах, они обреченно смотрели на приближающихся врагов.
Старики подбежали к ним вплотную, разъяренно замахали палками, с силой нанося удары по спинам и плечам; несколько ударов пришлись по головам всадников, с них слетели на землю лисьи и волчьи шапки. Наконец, уразумев то, что от них требуют старики, юноши один за другим повернули коней и стремглав поскакали в курень, рассеиваясь, скрываясь за юртами.
Прогнав их, старики побросали свои палки и побежали навстречу вражескому войску. Тяжело волоча полы своих шуб, с трудом переставляя ослабевшие ноги в высоком снегу, они отчаянно махали обеими руками, знаками прося чужих воинов остановиться. Те стремительно приближались. Старики сняли с себя шапки, побросали в снег и упали на колени, воздевая руки к небу.
Тонко просвистела стрела йори, взлетая в небо. Стихла на вышине и с новой силой, с приближающимся острым свистом сверля воздух, спустилась, воткнувшись в землю вблизи от стариков.
Вскоре ослаб топот копыт, понемногу стих рев сотен людей и скоро все смолкло. Слышалось тяжелое дыхание и фырканье запалившихся в скачке лошадей. Донеслись отдельные голоса:
– Что?.. Почему остановились?
– Какие еще старики?..
– Где они?…
– Не видишь, вон, у камней…
– Грех было топтать людей…
К упавшим в снег старикам подъехала толпа всадников. В окружении десятка нукеров выступали два нойона: один толстый, широкий в плечах, другой – небольшой, оба в черных медвежьих дохах. Нукеры позади держали их знамена.
– Ну, будете вставать или так и будете до рассвета стоять на коленях?! – крикнул толстый нойон, зло раздувая ноздри и дыша густым паром. По тяжелому неровному голосу было видно, что он выпивший. – Или уже напустили в штаны на старости лет?
Он расхохотался утробным, грохочущим смехом. Весело рассмеялись нукеры.
Старики, с трудом переводя дух, поднялись на ноги. От куреня к ним спешили другие старики – кучками и поодиночке, кланяясь чужим нойонам, вставали толпой – скоро набралось их десятка полтора.
Борджигинские нойоны, водя мутными, нетрезвыми взглядами, осматривали толпу стариков, почтительно склонивших седые головы. Толстый, растягивая слова, кричал под насмешливые улыбки нукеров:
– Ну что, решили сдаться? Правильно решили… вы умные старики, как я посмотрю. А то там, за холмами… это ваш табун был?
– Наш… наш, – сипло промолвили старики.
– Так там ваши молодые вздумали было бодаться с нами, а мы их всех разом к предкам направили… сейчас их вороны расклевывают.
Лица у стариков разом потемнели, горестно и потерянно притухли глаза. Один из них, схватившись за грудь, хватал ртом воздух, мучительно оскаливая беззубые десны. Другой с силой бросил в снег лисью шапку, сел в сугроб, тяжело и безразлично уставившись перед собой.
Сутулый старик, еще более сгорбившись, глухо сказал:
– Не трогайте больше людей, нужды нет воевать…
– Все забирайте, но людей оставьте… – мрачно глядя в снег, сказал второй. – Не виноваты мы перед вами…
Лицо толстого нойона при этих словах вдруг рассвирепело. Он хрипло крикнул:
– Что-о?! Не виноваты? А кто этим летом онгутов к нам пустил? Разве не вы им дорогу открыли?
– Не мы приводили их на нашу землю, – приглушенно промолвил сутулый старик, – всем известно, что враги пришли по следу тех, кто прошлой зимой ходил в набег на онгутов.
– Что-о?! – еще больше разъярился нойон. – Ты что это, на нас намекаешь, вы еще на нас вину будете сваливать? А ну, сейчас мы весь ваш курень пеплом развеем!..
Он осоловело расширил глаза и медленно поднял правую руку, оглядываясь, готовясь махнуть своему войску.
– Нет-нет! – испуганным хором воскликнули старики, взмолились дрожащими голосами: – Мы не спорим с вами, только пожалейте людей… там ведь дети малые…
Нойоны медлили, уставившись на стариков, будто раздумывая. Толстый все так же высоко держал руку, готовый махнуть и пустить войско на курень.