Страница 14 из 22
Уже в сумерках вдали завиднелся тайчиутский курень. Даритай, всю дорогу думавший о чем-то своем, заговорил, старательно внушая племянникам:
– Перед Таргудаем будьте почтительны, сами знаете, он большой нойон и вам в деды годится… Однако, бояться его не надо, он нам родственник, и потому держитесь по-свойски, называйте его дедом…
– Хороший у нас дед, – пробурчал под нос Сача Беки, – улус нашего отца забрал и неизвестно, отдаст нам хоть половину или нет.
– Дяди Ехэ Цэрэна улус тоже забрал, – поддержал его Хучар. – Нашему роду почти ничего не досталось.
Даритай резко натянул поводья, обернулся, испуганно выпучив глаза, будто уже отсюда их мог услышать Таргудай, напустился на них:
– Молчите! Не вам судить! У вас еще нет ума, чтобы понимать. Перед Таргудаем только молчите и кланяйтесь, а то вы все дело испортите… То, что надо, я ему сам скажу. Поняли вы или нет?
– Поняли, – пробурчал Сача Беки.
– Так будет лучше, – пристально оглядывая их, переводил дух Даритай. – Ну, подъезжаем, сядьте прямо, не горбитесь, да построже смотрите вокруг, вы нойонские дети, а не какие-нибудь харачу.
Въехали в курень. Братья, давно не бывавшие в больших куренях, подавленные шумом и многолюдством тайчиутской ставки, косили глазами по сторонам. Всюду сновали конные и пешие, носились подростки, малые дети.
Из одного из айлов вдруг выскочила большая серая собака, перегородив им дорогу, с лаем бросилась на них. Сача Беки вынул из-за голенища длинный кнут и, свесившись с седла, с размаху попал по оскаленной морде. Собака, к изумлению братьев, не испугалась, а распалилась еще больше, стала нападать с удвоенной злобой. На лай из ближних айлов сбежались другие собаки, и братья, вынув свои кнуты, уже с трудом отбивались от взявшей их в кольцо своры пастушьих волкодавов. Кони их, оскалив большие желтые зубы, норовили подняться на дыбы, били передними копытами.
Даритай, забившись среди племянников, беспомощно оглядывался по сторонам. Вокруг стали собираться прохожие, все больше молодые харачу. Найдя забаву, они не спешили на помошь, со злорадными улыбками ждали исхода драки. Некоторые подзуживали своих собак, выкрикивали:
– Ар, ар! Хватай за ляжку!
– Вот так! Еще!
– Смотрите, наш серый сейчас запрыгнет на круп!
Большой серый пес позади жеребца Сача Беки, пригнувшись с оскаленной мордой, готовился прыгнуть, но тот вовремя заметил и точным ударом достал его по морде, заставив отскочить.
– Что же вы стоите? – отчаянно-жалобным голосом крикнул Даритай. – Уберите своих собак!
В ответ толпа лишь рассмеялась.
Наконец, из ближнего айла вышел на шум какой-то древний старик, подслеповато моргая, разглядел в чем дело и крикнул сердито:
– Отгоните псов, что смотрите!
Тайчиутские юноши, насмешливо улыбаясь, криками отозвали своих собак. Те, все еще исторгая голодный звериный рык, отошли в сторону.
Киятские братья вместе с дядей Даритаем, облегченно переводя дух, убирали кнуты, поправляли на себе шапки и пояса. Смущенно косясь по сторонам, двинулись дальше.
От толпы до них доносились голоса:
– Что это за люди?
– Из какого рода?
– Да киятские щенки это… – пренебрежительно отвечали им другие, – вон Даритай, покойного Есугея младший брат.
– Опять на поклон к нашему нойону?
– А что им больше делать, за счет доброты наших до сих пор и живы…
– И вправду, на ощипанных гусят похожи.
– Шубы-то пооблиняли.
– Если встретишь в степи, то и не догадаешься, что нойоны.
– Да, если бы сейчас не в курене они нам встретились, мы бы у них и коней и оружие отобрали бы.
– Ха-ха-ха!..
Молча глотая обиду, до боли стискивая зубы, киятские юноши с красными лицами проезжали по тайчиутскому куреню.
Таргудай-нойон с того дня, как проводил войско борджигинов в поход, ежедневно брызгал духам предков за удачный исход и себя при этом не забывал. И сейчас он был навеселе, перед ним на столе возвышался округлый медный кувшин, стояло корыто с кусками холодного конского мяса.
– Э-э, да вы, оказывается, совсем уже большие парни! – с благодушной улыбкой встретил он гостей, восседая на хойморе. – Ну, снимайте дэгэлы, проходите к огню да рассаживайтесь по порядку. Даритай, ты усаживай их, а я посмотрю, кто из них старший, кто младший…
Братья скромно присели пониже от Даритая, потупили взгляды. Даритай суетливо поворачивался на месте, ловя взгляд нойона, называл племянников:
– Это сын Мунгету, Унгур… эти двое дети Хутугты – Сача Беки и Тайчу, а тот – Негуна-тайджи сын, Хучар.
Таргудай внимательно выслушал его, покивал:
– Знаю, знаю, я уже у Алтана расспросил о ваших молодых. Этому сыну Хутугты, – указывал он на Сача Беки, – сколько лет?
– Двенадцать.
– А этот – Негуна сын?
– Мунгету, – мягко поправлял его Даритай. – Зовут Унгур, по отцу он старший среди наших племянников.
– Ему сколько?
– Тоже двенадцать… а те двое младше на год.
– Ну, значит, тоже вырастут… Эй! – Таргудай обернулся в сторону шелкового полога на женской половине. – Что я вам днем говорил? Готово угощение для моих племянников?
Оттуда испуганно выскочила молодая служанка, поклонилась гостям и задом попятилась к двери. Почти сразу, будто ждали приказа, в юрту одна за другой вошли несколько женщин, неся дымящиеся с мороза котелки и корытца. Низко кланяясь, будто знатным нойонам, поставили их на столы перед гостями.
– Ешьте! – приказал Таргудай. – Ну!.. Чтобы каждый обглодал мне здесь по три лосиных ребра, без этого не отпущу.
Таргудай громко расхохотался, тряся щеками, показывая большие желтые зубы.
– Вино пить я не буду их заставлять, они еще не достигли возраста, – говорил он, глядя на Даритая, – а то еще будут по куреням говорить, будто я молодых парней спаиваю. А я люблю порядок – до тринадцати лет молодым нельзя пить крепкое… Ну, а мы с тобой, мой племянник, выпьем. Наливай. А вы побыстрее ешьте, не стесняйтесь, сейчас говорить будем.
Братья, видя, что не так уж страшен Таргудай, как о нем рассказывают, осмелели. Переглядываясь, они протягивали руки к столу, выбирали куски пожирнее. Не доставая ножей, зубами рвали мягкое разваренное мясо, утоляя утренний голод.
Выждав время, разглядывая молодых, Таргудай приступил к главному.
– Так вот! – торжественно, как на совете нойонов, начал он. – Как бы много дел и забот у меня ни было, я о вас, молодых, никогда не забываю. Все время думаю, как лучше вам жизнь наладить, чтобы и сыты были и довольны, чтобы знали, что над вами есть защита вашего дяди Таргудая. Вот вам скоро исполнится по тринадцать лет, а я уже подумал, как вас всех устроить, какие улусы вам дать…
Братья, перестав есть, краснея от волнения, потупились.
– Вот сыну Хутугты к осени я выделю пятьдесят воинов с семьями и скотом. Пусть владеет, пусть учится править улусом и быть нойоном… Да! Это только часть того, что оставалось у его отца, но сейчас ему и этого хватит, пока молод и учится жизни. А когда научится, наберется разума, тогда я и прибавлю ему владение. И место ему всегда найдется рядом с моими пастбищами. Поставит свой курень и будет жить как нойон, раз есть отцовское знамя. Будет сидеть на наших советах и наравне со всеми голос свой подавать. С ним же будет и младший брат. А вот сын Мунгету получит семьдесят воинов от улуса Ехэ Цэрэна и пусть он ставит свой курень рядом с моим младшим братом, Худун-Орчаном. Вот как я забочусь о молодых! В тринадцать лет иметь собственные улусы – об этом каждый мечтает, но не каждому удается. И вы за это должны верно служить своему племени, каждый из вас должен доказать нам, старшим, что он хороший человек, что ему можно верить. А того, кто докажет свою верность, я возвышу еще больше. Вот тебе, сыну Хутугты, и твоему младшему брату, если будете слушаться меня, я потом отдам все владение вашего отца, да еще и прибавлю. И тебе, сыну Мунгету, и тебе, сыну Негуна, потом добавлю. Вот! Мне для верных людей ничего не жалко. Только докажите мне… Но!.. – Таргудай высоко полнял толстый коричневый палец, строго посмотрел на них. – Если я однажды замечу, что вы не желаете меня слушаться, артачитесь и мните о себе неподобающее, то ничего от меня не получите! Больше того, если будете связываться с этим вашим негодным братом Тэмуджином, который этим летом сбежал от меня и сейчас скрывается где-то в горах, тогда пощады от меня не ждите! Все у вас отберу, прогоню и скитайтесь тогда вместе с ним по тайге! Поняли вы меня?!