Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 76

– Ну что вы кипятитесь! – кряхтя, успокаивал вышеупоминавшийся уже Василий – он же Наф-Наф в нашем утреннике, и лирический герой в серьезном спектакле, с репетиций которого нас и выгоняла уборщица Тома. – Так, неизвестно когда мы бы еще на перекур вышли.

– Ой, не говорите мне ничего! – махала ладонями перед собой Наташа. – Не переношу ее, меня от этого «так, мальчики!» скоро типать начнет… – она очень похоже изображает интонации уборщицы и мы дружно ржем.

– Это она, вероятно, от своего европейского воспитания! – галантно раскланиваясь, заявляет Никифорович. – Во Франции между прочим, если в компании есть хотя бы один мужчина, то ко всем принято обращаться «парни». Вот откуда у Томариных «мальчиков» ноги растут…

– У Томариных мальчиков, вы уж меня извините, ноги растут из тоскующей промежности! – как обычно резко заявляет Людмила. Она же Язвительная Ворона в новогоднем безобразии и злодейка-отравительница, влюбленная в Героя в новой постановке…

– Что ж это тогда за мальчики? – хором прыскаем мы.

Людмила терпеливо расшифровывает мысль:

– Баба мужика давно не знала, потому только особей мальчишеского пола вокруг и замечает. Это ж по глазам видно…

Непроизвольно, бросаю взгляд в наше курительное зеркало. Вдруг в моих глазах тоже длительное воздержание как-то проявляется. Встречаюсь взглядом с Мартышкой – милй разведенкой и моей ровесницей. Видать тоже скрытность своего взгляда проверяет. Понимаем друг друга мгновенно, скептически пересмеиваемся.

– Так что, вы полагаете, если, устранить э-э-э… проблемы Томары, ее хамские набеги на наши репетиции прекратятся? – очень серьезно интересуется Никифорович с неподдельными нотками патриотизма в голосе. – Я, собственно, не по этому профилю, но, если нужно, ради коллектива могу пойти на многое!

Всем известна тяга маленького-щупленького Никифоровича к крупногабаритным особам, потому никто не расценивает его предложение, как подвиг. Одна Наташа всерьез досадует от подобных ситуаций:

– Блин ее не обсмеивать, ее увольнять надо! – растерянно бормочет она себе под нос. – Что за времена такие, даже жалобу некуда написать!

К счастью, Никифорович – сын реприсированного и расстрелянного из-за чьей-то жалобы отца – последнюю фразу Натальи не слышит. Полчаса, необходимые зловредной Томаре для уборки, истекают, Марик зовет нас в зал, обводя предварительно грозным взглядом: «Только попробуйте отказаться задержаться на эти полчаса после репетиционного времени!» – говорит его взгляд. Но мы, собственно, и не отказываемся…

А Томара, кстати, в результате одной оплошности все же была изгнана из уборщиц нашей территории. И не без скандала. Обычно нас приглашали по разным залам, но в тот раз мы давали представление в холле своего репетиционного университета. Все то же детское новогоднее безобразие… Рассеянный Марик, забыв, кто есть кто, попросил блительно ошивающуюся рядом Томару проследить за реквизитом. Его натура не позволяла, чтобы кто-то крутился без дела, когда остальные готовят зал. Томара не возражала. По сценарию мы должны были есть яблоки. И вот, представление в разгаре, я – самый озорной и развеселый поросенок – эдакий мультяшный Фунтик во плоти – лезу в корзинку и угощаю братьев… помидорами!!! А что делать? Мы смачно надкусываем их, тут же покрываясь соком и желтыми семечками… Представление невозмутимо довели до конца. Зато потом… Наташа хоть и не имела никакого отношения к сцене с яблоками, но истерики, как оказалось, умела закатывать первоклассные. Ректор, которому эта елка для детей сотрудников была очень важна, возмутился кознями уборщицы. Та, разумеется, отрицала злонамеренность и неловко отбрыкивалась от обвинений: «Да что вы, мальчики! С чего такая паника? Красное, оно и в Африке красное. Кто там разглядел… А так в дальний магазин пришлось бы идти. А у меня время казенное, я его на свою работу должна тратить!» Томару мы после этого долго не видели, а между собой посмеивались, полагая, что наша Наташа специально как-то воздействовала на мозг уборщицы, чтобы та совершила что-нибудь уж совсем радикальное.

– Нельзя воздействовать на то, чего нет! – заявляла Наташа в ответ очень серьезно, и мы воспылав корректностью, вдруг отставали.

А сегодня, вот вдруг обнаружилось, что Томара вернулась. То ли других уборщиц не было, то ли вина ее была прощена из-за прошедшего времени… В общем, только что, посреди нашей репетиции, уборщицу одолело непреодолимое желание немедленно помыть сцену, и нас согнали в курилку.

– Немыслимо! – на этот раз возмущалась не только Наташа. Я тоже ругалась на чем свет и мысленно рисовала страшные картинки гибели зловредной уборщицы…

После вчерашнего выездного Новогоднего Безобразия, Марик привел меня в неописуемый восторг. В обоих залах нам попался настолько приятный зал, что все мы прибывали в великолепном настроении. Все-таки актер очень зависит от того, насколько верят в него зрители… И режиссер тоже зависит. Марик, не таясь, улыбался во весь рот и выглядел очень разнеженным. Думал о чем-то, оглядывал нас томно и внимательно, как увлеченный коллекционер давно не рассматриваемые экспонаты…

В результате, он сообщил, что увидел место для меня в большом спектакле. Да, да, не в легкой развлекательной пьеске для детей, а в настоящей драме, которую ребята катали по городам и весям в свободное от праздников время. Марику захотелось чег-то новенького, он присмотрелся, и решил вводить в две картины массовку. Меня и Светлану – барышню, появляющуюся у нас крайне эпизодически, исключиельно чтобы узнать, нет ли для нее «какой-нить денежки»… Не разу не видела задействованной в работе, поэтому вопросам таким искренне удивлялась. Но, вероятно, у нее с театром были старые счеты, потому что Марик реагировал на эти набеги довольно добродушно.

И вот именно в тот момент, когда нас со Светланой экстренно вводят в спектакль, какая-то уборщица сворачивает все мероприятие и выгоняет нас прочь…

– Немыслимо! – из последних сил сдерживая тон, бормочу я и хватаюсь за сигареты. Бессильная ярость – самое страшное состояние. Не любишь ни себя, ни мир, хочешь немедленно учинить что-то резко-негативно-сумасшедшее, и поделать при этом ничего не можешь.

– Ути-пути, – подмигивает Никифорович, и зачем-то изображает пальцами «идет коза рогатая».

Он всегда насмехается, когда видит меня в состоянии злобы. Мои габариты отчего-то кажутся ему несовместимыми с потребностью дать кому-то в морду: – Мы отважные герои очень маленького роста! – дразниться он. Потом понимает, что дело серьезно и бросается успокаивать. Верное проверенное его средство борьбы с овладевшей коллективом печалью – «отвлекать, развлекать и подчивать баечками».

– Ну что вы, чесс-слово, господа хорошие, так печалитесь. Работоголики прямо! – издалека начинает он. – Курилка – лучшее место для репетиций. Все великие артисты придумывали главные «па» своей роли именно во время таких вот перерывчиков. На сцене, даже во время этюдных наметок, даже в самый разгар импровизации, ты – марионетка в лапах режиссерищи. А тут можно отвлечься, не ожидать ежесекундного: «Оставить!» или «Переиграть!», взвешенно обдумать свой образ… Это не я вам говорю, это сам Миронов говорил! Обожал отвлеченно думать над ролью, не топчась на сцене, а раскинувшись в кресле и…

Вообще-то Никифорович – непревзойденный знаток театральных историй и биографий известных актеров. Но иногда намеренно все немного искажает.

– Только он не в курилке думал, – безжалостно вмешиваюсь, – А в зале. Наблюдая за тем, как второй состав репетирует. А со сцены у них никто никого не сгонял. Попробовали бы!

– Точно-точно, – легко сдается Никифорович, – Не в курилке, а из зала. Это ж Миронов, если не ошибаюсь, страшно обижал коллег, эгоистично заявляя что «второй состав затем и нужен, чтобы первый мог пронаблюдать пьесу со стороны».

– Да что вы! – поражаюсь совершенно искренне. – Вы же мудрый человек, а верите трактовкам завистников. Миронов был интелигентнейшим человеком. Он никогда такого бы не сказал! То есть, говорить-то что-то подобное он говорил, но имел в виду обоюдную пользу обоих составов. Скорее фраза звучала: «два состава в спектакле нужны в том числе и затем, чтобы каждый мог увидеть пьесу со стороны». Чувствуете разницу? А злоумышленники и гонящиеся за грязными сенсациями исследователи нарочно все наизнанку вывернули…