Каменное сердце (ЛП)

– Думаю, полиция, – спустя минуту, произнесла она. – Нет, погоди. Скорее всего, пожарные. Помню их спецодежду из жаропрочного материала. И подтяжки. До этого я никогда не встречала мужчин, носящих подтяжки.

Кес ободряюще кивнул.

– Им, наверное, трудно было достать тебя из машины, которая так сильно пострадала.

– Да, им пришлось разрезать металл с помощью специального устройства. – Ее взгляд не был на чем-то конкретно сфокусирован, мысли девушки витали в прошлом. – Теперь, сосредоточившись на воспоминаниях, думаю, это были "челюсти жизни"[24] или как там их называют. Я помню звук, при котором разрезали металл. Сначала подумала, что это пришел монстр или дьявол, чтобы забрать мою душу в ад.

Кес хотел упомянуть, что видел ад, и такое место не для нее, поскольку туда попадают только самые жуткие монстры. Даже Бог, с его желанием мести, не отправит туда человека, тем более эту милую, печальную женщину.

Он просто кивнул и нежно побудил продолжить. Сейчас она сосредоточилась на воспоминаниях. И как бы ни было больно вспоминать, Кес хотел, чтобы Элла глазами взрослого человека с логическим мышлением увидела произошедшее, а не только со стороны напуганного, невинного, скорбящего ребенка.

– Помнишь их разговор?

– Помню их голоса, но не слова. Я мало понимала технические и медицинские термины, которые они использовали.

– С тобой они разговаривали? Давали тебе знать, что работают над твоим спасением?

– Говорили, что идут за мной. Просили набраться смелости и утверждали, что все будет хорошо, но я знала, что они лгали.

Даже тогда Элла держалась за собственные утверждения, несмотря на их несуразность. И почему Кес не удивлен?

Он немного изменил стратегию. Казалось, его человеку нужен легкий толчок.

– Это пожарные сказали, что остальные умерли?

– Я знала, что родители мертвы, не было нужды кому-либо говорить это.

– Но ты не могла знать про другие смерти. Ты же их не видела?

– Я видела маму и папу. Оба были в крови и слишком бледные и... на вид все переломанные. А водитель другой машины, он... вывалился через лобовое стекло, и половина его туловища лежала в нашей машине. Он оказался не пристегнут, хотя умер не сразу. Я помню его лицо, совсем не похожее на человеческое, наполовину в крови и изодранное. – Она задрожала и зажмурилась. – Боже, меня до сих пор тошнит от запаха крови. Крови и дешевого пива.

Кес замер.

– Дешевого пива, – повторил он, заставляя себя говорить тихо и не кричать на Эллу, чтобы открыть ей глаза и вспомнить аварию, прекратив ее переживания. Если бы она хоть раз взглянула на все со стороны, то увидела бы всю эту картину такой, какой только что описала.

– О, такая вонь, почти хуже крови. Дрожжи и кислота, ужас. Смрад, как от пола на дешевых местах бейсбольного стадиона.

Она так и не поняла, но Кес услышал достаточно. С него хватит ее угрызений. Элла пятнадцать лет винила и ненавидела себя. Даже если не могла доказать свою невиновность самой себе, он считал, что нужно прекратить ее муки совести. Ей просто нужно понять и отпустить прошлое.

Проще сказать, чем сделать.

Кес вздохнул. Он уже попытался заставить ее увидеть все его глазами, но это не сработало. Очевидно, пришло время более радикальных мер.

– Глупенький, маленький человечек, хуже всего то, что ты сделала из себя мученицу.

Его суровые слова и непростительный тон заставили Эллу вернуться из заточения прошлого. Она взглянула в лицо Кеса, а затем в ее глазах разлилась боль.

– Что?

– Ты меня слышала. Только что ты рассказала, как твоих родителей убил пьяный водитель, не справившийся с управлением машины. Даже несмотря на то, что ты все еще не разрешила мне сесть за руль, я понимаю, алкоголь притупляет чувства, замедляет рефлексы и снижает настороженность. Решение сесть за руль пьяным равно самоубийству, или, как в твоем случае, убийству. Но ты пытаешься взять на себя ответственность за случившееся. Меня расстраивает такой эгоизм. Откуда такая вера, что мир вращается вокруг тебя и твоего одиночества?

Элла разинула рот, а замешательство в глазах сменил гнев, но боль осталась.

– Ты только что назвал меня эгоисткой? Самовлюбленной? Я только что рассказала тебе о худшем, что со мной произошло, что могло произойти с любым ребенком, а у тебя хватает наглости обвинять меня? Ты – чертов, заносчивый мерзавец!

– Нет. – Кес оставался непоколебимым. – Я не виню тебя за все, что произошло той ночью. Зачем? Ты сама винила себя все пятнадцать лет. На самом деле, ты винишь себя двенадцатилетнюю, маленькую девочку, вот только не могу понять почему. Единственное объяснение для меня: твое высокомерие вводит в заблуждение, заставляет думать, что все твои действия имеют больше силы, чем у любого другого человека во всей истории.

– Черт, не могу поверить. Как ты смеешь говорить, что я высокомерна из-за того, что не сбрасываю ответственность за свои действия!? Я прожила с этим всю жизнь. Ты хоть представляешь, каково это? Можешь хоть немного понять? Потеря родителей – худшее, что могло со мной случиться, и каждый вечер я ложилась спать с мыслями, что виновата сама. Понимая, что если бы не потеряла самообладание и не разозлилась на родителей за их заботу, папа не утратил бы контроль над машиной и....

Голос Эллы надломился, и Кес заметил слезы в ее глазах, почувствовал, как она пытается глубже вдохнуть. Он ни за что не позволит ей вновь погрузить в черный омут вины. Не сейчас.

– Ты хотела сказать, если бы не влила огромную порцию пива в горло незнакомца, который врезался лоб в лоб в вашу машину?

– Что? Нет. – Отрицание, причем рефлекторное и острое. – Я ничего не делала другому водителю, из-за моей магии папа потерял управление. Я помню свет, заливший салон, и крики родителей...

– Была ночь. Пьяный ехал прямо на вас, ты помнишь свет фар. И крики людей, которые знали, что не переживут удар.

Но Элла отказывалась идти навстречу.

– Нет. Свет от магии осветил кабину. Моя мама даже пригнулась, но я не смогла втянуть в себя магию. Я так разозлилась, решила, что меня предали, но они просто делали лучшее из возможного. Лишь хотели помочь.

– Элла, ты не нуждалась в помощи. Только в обучении. Ты рассказывала родителям правду об увиденном или о том, на что способна. Просто они тебе не поверили. Возможно, они приложили бы все усилия, чтобы вылечить тебя от какого-то психического заболевания, но могу с уверенностью сказать, что их планы не помогли бы тебе, а наоборот. Лекарства, неверие, постоянно повторяющиеся замечания о твоей неправильности или сумасшествии, что ты ничего на самом деле не видела или не делала, хотя знала противоположное, сделали бы хуже. Даже если бы у них получилось убедить тебя, промыть мозги, магию нельзя заблокировать навечно. Она всегда найдет путь на свободу, а родители могли просто убить тебя.

Уронив голову, Элла прижала ладони к глазам.

– Но они были бы живы. Родители еще жили бы.

– Уверена? – Кес давил сильнее. Элле нужно открыть глаза и идти дальше, иначе она никогда не излечиться по-настоящему. Не сможет найти в себе достаточно сил, чтобы столкнуться с тем, что им грозит. Вместе. – Оставь они тебя той ночью в больнице и решив вернуться домой одни, выжили бы? Пьяный водитель не съехал бы со своей полосы и не врезался бы в них? Или же они в любом случае умерли бы, оставив тебя на врачей, которые не понимали и не любили тебя? Никто бы не встал на твою защиту, Элла. При таких обстоятельствах твои шансы на выживание снизились бы в разы. И если бы ты не выжила, что бы сейчас происходило?

Опустив руки, Элла обняла себя за талию, выглядя при этом слабой, усталой и вконец запутавшейся.

Кесу очень хотелось сказать, что все хорошо, и уложить Эллу в постель, но еще рано. Пока нельзя. Она почти добралась до сути, но нужно еще немного ее подтолкнуть.

– К чему ты ведешь? – устало бросила она.

– Если бы мир потерял тебя из-за лечения психического заболевания, которое принесло бы больше вреда, чем пользы, или если бы тебя навечно заперли в стенах специального учреждения, была бы ты в музее в ночь пятницы? Пробудился бы я из-за тяги к тебе, которой не испытывал никогда прежде? Или все еще находился бы в дреме?