Каменное сердце (ЛП)

Страж аккуратно положил ее обратно на подушки. Элла услышала звук соприкосновения дна стакана со столешницей тумбочки, а затем ощутила грубое прикосновение влажной ткани на лбу.

Он обтер ее лицо, словно ребенку, отбросил полотенце и передвинул ее на кровати. Она не открывала глаз, но почувствовала, как Кес растянулся рядом с ней на постели, но ничего не сделала.

Пока он не притянул ее в свои объятья, заставляя вновь воспротивиться.

Но Страж вновь ее проигнорировал, позволяя брыкаться, выворачиваться, бить его кулаком в грудь, пинать по коленям и голеням. Не обращал внимания на всевозможные, какие она только могла придумать, ругательства в его сторону. Просто обнимал ее, прижимая к себе, пока Элла не выдохлась.

Когда она стихла, он перевернулся на спину. Кес притянул к себе Эллу, положив ее голову на свое плечо и обернув крылом, словно накрывая ее живым одеялом. Она это позволила, потому что слишком устала сопротивляться, двигаться.

Слишком утомилась для всего.

Элла почувствовала, как он поднял голову, нежно поцеловал ее в лоб, затем услышала его грохочущие слова.

– Расскажи мне.

И впервые в жизни, она рассказала самый темный свой секрет.

– Я убила родителей.

Кес ничего не ответил, даже не вздрогнул. Просто продолжал обнимать ее, лелея, словно драгоценность, и поглаживая когтистой рукой по волосам, будто она ручной, ласковый любимец.

Элла ждала осуждения, но когда такового не последовало, продолжила говорить с той же монотонностью:

– Мне было двенадцать. Наступало лето, и я хотела приехать сюда в коттедж. Поэтому продолжала просить, умолять, ныть. Но мама продолжала отнекиваться, повторяя "скоро". Я устала от этого слова, но родители никогда не поддавались на истерики. Они были логичными, разумными людьми. Всегда мне все объясняли, а если я не слушала, не обращали внимание на мое поведение, пока я не прекращу. И поэтому вскоре возненавидела пренебрежение. Они меня любили, сильно. Я – единственный ребенок, и родители сильно меня хотели, но думаю, что я стала не таким ребенком, которого они желали. Они не просто руководствовались логикой, оба были учеными. Мама преподавала биологию, папа работал физиком. Вероятно, родители считали, что у них растет маленький Эйнштейн или, как минимум, главный инженер. Но получили девочку, влюбленную в сказки, искусство, музыку, которая едва могла выдерживать долгую отстраненность. Боже, я их обескуражила. Но знаю, они любили меня, просто не знали, что со мной делать.

Она замолчала и открыла глаза, но увидела лишь тени. Кес крыльями завернул Эллу в темный кокон. Едва можно было различить грудь Стража, свою руку, бледным пятном выделяющуюся на фоне его кожи, и внутреннюю поверхность кожистых крыльев с прожилками. Казалось, что она находилась в исповедальне, только здесь теплее и безопаснее.

Кес молчал, просто продолжал нежно поглаживать ее по волосам. Элла положила ладонь ему на грудь и продолжила свою историю.

– Думаю, что еще, будучи маленькой, я рассказала им, что вижу странности. Они хотели списать это на мое "артистичное видение", но полагаю это трудно сделать, когда твой ребенок говорит, что у мистера Харрингтона, живущего чуть дальше по улице, из головы растут уродливые, зеленые сучья. Я думала, это все видят. Теперь же понимаю, что это относилось к виденью мага, но тогда считала, что все так и должно быть. Когда я начала рисовать то, что видела, родители по-настоящему перепугались. И больше не покупали акварель. – Она вдохнула. – Они изо всех сил не обращали на это внимание, отказывались обсуждать это, пытались пояснить, что это фантазии. И поскольку никто мне не верил, даже дети, а родители, которым я рассказывала об увиденном ,приходили в ужас, я перестала об этом говорить. И даже перестала видеть, по большей части. И к семи-восьми годам стала нормальным ребенком. А потом началось половое созревание.

Элла вновь замолчала, глотая слезы. "Неужели они еще остались?" – гадала она, но все же на глаза наворачивалась влага, которая так и стремилась пролиться.

– Рассказывай, – повторил Кес, скользя рукой с ее головы на спину.

Прикосновение успокоило и придало сил. Элла даже ощутила теплое сияние и задумалась, связано ли это с обменом энергии, вызванной связывающим заклинанием. Если да, следовало воспользоваться им чуть раньше, когда она едва не выплюнула селезенку.

Элла вздохнула.

– Прямо перед двенадцатым днем рождения у меня началась первая менструация, и я снова начала видеть разное. Только теперь больше. Вокруг происходили странности, перегорали лампочки, переключались каналы на телевизоре, ломались компьютеры. Иногда, даже предметы передвигались. Если бы родители оказались более религиозными, а не верили в науку, то посчитали бы, что в доме завелся полтергейст.

– А это была магия.

– Да, иногда я замечала, что все исходит от меня, но не могла контролировать, даже когда пыталась сдерживаться. На самом деле, казалось, когда я меньше всего этого хотела, оно всегда случалось.

Кес нежно сжал ее плечо.

– Стресс и гормоны, я слышал. Когда маг достигает подросткового возраста, то наносит немалый ущерб имуществу, прежде чем выучивается самоконтролю.

– Мне можешь об это не рассказывать. – Он хмыкнул и молча стал ждать продолжения. – Так как мои родители не верили в призраков, то думали, что всему происходящему было рациональное объяснение. А еще согласились, что я – причина всего. Полагаю, в каком-то смысле так оно и было.

– Ты была ребенком, Элла, – нежно проговорил он.

– В любом случае, они решили, что нужно найти объяснения, а затем решение. И когда мне исполнилось двенадцать, отвели меня к психиатру.

Кес застыл, как и его рука.

– Твои родители посчитали тебя сумасшедшей?

Элла тихо фыркнула.

– Родители думали, что я их разыгрываю, а вот психиатр считал, что я сошла с ума.

Она услышала очередной недовольный звук, который, казалось, зарождался на кончиках пальцев ног Кеса и по дороге ко рту набирал громкость.

Ее поразила реакция Стража на эту историю, он поверил ей, захотел защитить и возмутился, вставая на ее сторону. Элла позволила себе насладиться этим, потому что знала, что как только он услышит, что она натворила, то уже никогда не почувствует к ней такое.

– Родители нашли эксперта в детской психологии в Кокуитлам. Его рекомендовали много людей. – В ее тоне четко отразилось отношение к этим рекомендациям. – Мне врач не нравился. Я мало что помню из разговора. Только лишь то, что он очень долго просто смотрел на меня, не говоря ни слова, и в сознании отпечатался его угрюмый, холодный взгляд. Но не воспоминания о том, какие вопросы врач мне задавал или задавал ли вообще. Для детского психиатра, казалось, он не слишком любил детей. И я ему, казалось, тоже не понравилась.

Элла понимала, что затягивала, но так комфортно, безопасно было в объятьях Кеса. Ей нравилось это ощущение.

Он был таким милым, терпеливым, так стремился ее защищать, что она оттягивала момент, когда скажет правду. Элла боялась, что как только он ее снова оттолкнет, она сломается.

Кес вновь начал поглаживать ее по спине, с нежностью разминать плечи.

– Рассказывай, – в третий раз попросил он.

– Сразу после разговора со мной, доктор захотел пообщаться с родителями и отвел их в соседнюю комнату, поэтому я не слышала, что именно он им сказал. Но когда родители вышли, то заметила их огорчение. А мне было все равно. Я хотела убраться оттуда и поехать домой. Прием назначался в четверг, а в пятницу мы должны были поехать сюда, в коттедж. Я едва могла дождаться. По дороге домой, я уснула в машине. Я вообще много спала в тот год. Все, что происходило вокруг... – Элла поправилась. – Магия часто лишала меня сил. Я выматывалась, просто оставаясь в сознании несколько дней. – Кес издал звук, очень похожий на понимание, но не произнес ни слова. Просто ждал продолжения. – Я проснулась, услышав спор родителей. Когда мы выехали на трассу, едва стемнело, так как застряли в пробке в Кокуитлам из-за аварии или чего-то другого. Папа сидел за рулем, но ссорился с мамой. Они никогда не ругались, так что, скорее всего, меня разбудили их громкие голоса. И тогда я поняла, что спор обо мне. – У Эллы сдавило горло, и она попыталась сглотнуть. – Они не знали, что я проснулась и услышала, как доктор сказал им, что меня надо сдать. Он не просто думал, что я сумасшедшая, но и считал опасной для окружающих, утверждал, что меня нужно положить в больницу.