Через Сибирь

На следующее утро мы проснулись снова в горах. Поезд шёл по долине широкой реки Селенги, по обе стороны которой высились горные кряжи, поросшие пышными и очень высокими соснами. В долине я видел огороженные покосы, на которых стояли стога. Кое-где встречались заросли ивняка. Деревни попадались всё чаще и чаще, хотя домов в них было не так уж и много. И вновь мне чудилось, что я вернулся домой в Норвегию, в Вальдрес или Нумедал. На косогорах паслись очень похожие на норвежских лошади и коровы монгольского типа.

Постепенно горы отступают, и мы попадаем на открытое пространство. Здесь много возделанных полей и очень часто попадаются деревни с белыми церквями, которые видно издалека. Мы даже видели в дельте Селенги большой монастырь. А на северо-западе, на другой стороне Байкала, синели горы.

И вот уже мы едем по берегу этого великого озера-моря. Поскольку дул сильный ветер, синий обычно Байкал потемнел. Мы даже не видим северного его берега, зато, как я уже сказал, на противоположном берегу синели горы.

Понедельник, 20 октября.

Ночью приехали в Иркутск, но даже не выходили — поезд мчится денно и нощно, при свете солнца и луны, без остановок. По большей части за окном мелькают леса, иногда луга, пахотные земли и деревни. На станции Тулун мы простояли два часа, пропуская экспресс из Центральной России. Наш пассажирский поезд похвастаться скоростью не может. Остаётся утешать себя тем, что почтовые ходят ещё медленнее. Тулун — одна из крупнейших станций в этом краю, потому что именно отсюда собираются строить продолжение дороги к северу на Лену, чтобы связать пассажирское движение на этой великой реке с Транссибирской железной дорогой.

Кругом холмы, поросшие сосновым бором. На золотистом вечернем небе чётко вырисовываются высокие зубцы вершин. Внизу петляет ручей, жёлто-зелёное небо отражается в нём — и кажется, будто лес следит за нами ясными глазами. И вдруг заря разом меркнет, на синем небе зажигаются звёзды, и ночь окутывает сибирский лес. Но вот над деревьями поднимается луна, и вскоре уже между деревьями бежит призрачная лунная дорожка.

Вторник, 21 октября.

На следующее утро мы опять переехали по мосту через могучий Енисей, несущий свои воды с юга на север.

В одиннадцать утра мы прибыли в Красноярск, где нас уже встречали на вокзале директор Лид, господин Гуннар Кристенсен и молодой Гадалов. Тут к нам присоединился и Востротин, который вместе с нами поехал в Петербург.

К западу от Красноярска простирается всё та же волнистая равнина. Земля кое-где возделывается. По большей же части везде растёт лес.

В Красноярске в поезд сел известный политик и член Государственной думы Родичев[130]. Это один из лучших ораторов Думы и один из самых выдающихся борцов за свободу в России, он известен, в частности, тем, что во время депутации к царю 6 июня 1905 года обратился к нему с просьбой о принятии конституции. Тогда это было воспринято как неслыханная глупость, и его несколько раз высылали в административном порядке. Он впервые проехал через Сибирь до самого Владивостока и Хабаровска. Он был разочарован и краем, и людьми, его населяющими. Он посчитал, что тут дикая пустыня, которую легко завоевать, а население лишено предприимчивости, а потому у него нет будущего. Надо было распахать всю эту плодородную землю от Урала до Тихого океана, а она стоит невозделанной и поросшей диким лесом. И ещё он высказал одно соображение, которое и мне в Сибири не раз приходило на ум. Мы с ним оба считаем, что сибирякам стоило бы заниматься разведением скота, которое может оказаться очень выгодным занятием.

Среда, 22 октября.

По мере нашего продвижения к западу местность становилась всё более плоской, а недалеко от Ачинска мы ехали уже по степной зоне. Настоящая же равнина началась только в районе Оби. Возле железнодорожного моста расположен город Новониколаевск[131] Очень примечательный город. Пятнадцать лет назад, до строительства железной дороги, тут было всего несколько домиков. А теперь тут живут 85 000 человек.

Начиная отсюда до Челябинска местность почти плоская, на юге переходящая в киргизские степи. А этот край я бы назвал «берёзовой степью». Пейзаж удивительно монотонный. Но Вурцель утешает, что в отдалении от железной дороги много деревень и возделанных участков земли.

Четверг, 23 октября.

Дальше к западу стало более людно, да и возделанные поля попадались всё чаще. Но здесь уже наступила зима и всё было покрыто снегом. Было совершенно удивительно у станции в Петропавловске увидеть флегматичных верблюдов, стоявших в ряд у своих возов и совершенно не реагирующих на падающий на них снег.

А вообще тут одни степи, навевающие грусть.

Время от времени мы видим стада коров бурого цвета, а иногда и табуны лошадей. На горизонте изредка мелькают силуэты ветряных мельниц, а над степью порой возвышается белая церковь с куполами-луковками, а вокруг теснятся приземистые избы.

Чем дальше мы едем, тем больше попадаем в царство зимы. В Кургане, куда мы прибыли ближе к вечеру, уже установился санный путь, а на улицах теперь ездят только сани.

А кругом всё плоско, по-прежнему плоско!

Пятница, 24 октября.

Ночью мы доехали до Челябинска, а на следующее утро уже катили по Уралу на пути в Екатеринбург.

Было очень красиво — настоящая белая морозная зима. Кругом густой лес, по преимуществу сосновый с примесью ели. На лапах лежат шапки снега. Кругом белым-бело. Вот бы где побегать на лыжах!

У меня возникло ощущение рождественской сказки! Тут уже окончательно установилась зима.

В Екатеринбург мы приехали утром. На вокзале нас встречали градоначальник, председатель местного Географического общества и разные другие официальные лица. Принимали нас просто прекрасно. Я побывал в музее и ознакомился с коллекцией минералов, которые есть в этом краю. Тут просто сказочные богатства! Кроме того, осмотрели и этнографическую, и археологическую, и орнитологическую коллекции. А ещё посмотрели собрание изделий и украшений из природных уральских самоцветов. Потом прогулялись по городу. Екатеринбург очень красив.

После хорошего обеда в любезной семье инженера Беэра[132] состоялось собрание Географического общества, на котором я прочёл доклад о своём енисейском путешествии. И здесь к новому морскому пути в Сибирь отнеслись с большим интересом, хотя для Екатеринбурга путь этот и не может иметь значения. По отношению ко мне все были исключительно добры и любезны: мне вручили почётный диплом и преподнесли красивый подарок из уральских камней на память о местной промышленности. Закончился вечер тем, что нас отвезли в оперный театр, очень красивое здание, где мы прослушали первый акт оперы Чайковского «Пиковая дама».

Поезд уходил в 8 час. 45 мин. вечера, и, к сожалению, нам нельзя было дослушать эту интересную музыку.

Суббота, 25 октября.

Мы перевалили через Урал и вернулись наконец в Европу.

Утром мы доехали до Перми и переехали через Каму, уже всю покрытую льдом. Покров Камы очень напомнил мне новообразованные льды в Северном Ледовитом океане. Кругом была зима. Много холмов, поросших ельником, много обработанных и огороженных полей. Всё очень похоже на Норвегию, только вот сани здесь несколько отличаются от наших; у русских высоко загнут передник салазки. Да и дома не похожи на норвежские, они более приземистые и широкие, а сено хранится в стогах под открытом небом, а не убирается в сараи, как у нас дома. Странно, почему не строят сараев для сена, ведь леса тут полным-полно.

Ближе к полуночи мы добрались до Вятки, центра крестьянских народных промыслов. Тут мастерят интересные вещицы из берёзового дерева, бересты и корней и продают по баснословно низким ценам. Их можно было купить в большом количестве на вокзале.

130

Родичев Фёдор Измайлович (1854–1933) — российский политический деятель. Член Государственной думы I, II, III и IV созывов (1906–1917), один из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы). Считался одним из лучших российских думских ораторов, за темпераментные выступления был прозван «первым тенором» кадетской партии. Широкую известность получил инцидент с участием Ф. И. Родичева и председателя Совета министров П. А. Столыпина на заседании Третьей думы 7 ноября 1907 года. Выступление Родичева о военно-полевых судах было встречено правооктябристским большинством Думы резко негативно и постоянно прерывалось выкриками из зала. В этой ситуации оратор начал терять самообладание и в одном из пассажей назвал виселицу «столыпинским галстуком». Находившийся в зале Столыпин демонстративно покинул заседание и потребовал от Родичева удовлетворения. В ответ Родичев принёс Столыпину личные извинения, сказав, что он совершенно не имел в виду оскорбить главу Кабинета, искренне раскаивается в своих выражениях, которые не так были поняты, и просит его извинить. Столыпин извинения принял, но руки депутату при этом не подал. Инцидент привёл к лишению Родичева права участвовать в работе Думы на 15 заседаний.

131

Ныне Новосибирск.

132

Историей семьи Беэр и описанием визита к ним в дом Ф. Нансена занимался А. Попов, который написал об этом интересную статью в журнале «Вокруг света» (№10, 1994), которой, в частности, говорится:

«Сергей Алексеевич Беэр в 1912–1914 годах работал главным инженером Сибирских железных дорог России и имел в Екатеринбурге служебную квартиру. Его жена — Мария Васильевна Беэр-Елагина — была внучкой Авдотьи Петровны Елагиной — хозяйки известного в Москве литературного салона у Красных Ворот, который в своё время посещали Жуковский, Пушкин, Гоголь, Тропинин… Предки С. А. Беэра — обрусевшие шведы. Первый из них, Андрей Беэр, приехал в Россию ещё при Петре I, был кораблестроителем и получил чин бригадира.

Для семьи Беэра приезд Нансена был, безусловно, событием. И неудивительно, что близкие инженера-путейца хранили как дорогую реликвию две фотографии, сделанные в тот знаменательный день — 24 октября 1913 года. На одной из них, снятой во время посещения Нансеном Екатеринбургского музея и подаренной им инженеру С. А. Беэру на память, имеется автограф путешественника. Обращает на себя внимание то, что Нансен с присущей ему внимательностью и деликатностью поставил на фото около своей подписи двойную дату — 11/24 октября 1913 года, проявив тем самым уважение к хозяину дома и к России, в которой был принят старый стиль, и одновременно не изменив своей привычке к распространённому уже на Западе новому календарю».