Через Сибирь

Каждый поймёт, какую важную роль в нашем деле сыграли имя и известность Нансена. Когда я приехал в Осло, то очутился в лучах нансеновской славы. Все журналисты хотели взять у меня интервью. Мне особенно запомнился корреспондент газеты «Русское слово» из Москвы. Он подготовил сенсационный материал для воскресного выпуска, поскольку реакция в России оказалась такой же бурной, как и в Норвегии, если даже не больше. О нас очень много писали в русских газетах. Я поехал в Петербург и вскоре получил дружественное приглашение выступить с докладом перед ведущими представителями промышленных и финансовых кругов. Тимирязев, председатель правления товарищества «Лена Голдфилдс», настаивал на этом. 7 октября я выступил с первой лекцией на иностранном языке в Императорском совете съездов представителей промышленности и торговли. Я выступал на русском языке. Должно быть, я достиг успеха, поскольку этот доклад широко цитировался и на следующее утро появился на первой полосе «Таймс» в Лондоне. Но это ничего не значило по сравнению с тем восторгом, с каким Нансен был встречен в Петербурге, где он выступил с докладом для членов правительства, представителей знати и других влиятельных лиц. Он собрал самую большую аудиторию в русской столице. Великолепно! Нансен нашёл ключик ко всему русскому обществу, ключик, которым я смог воспользоваться так же свободно, как и он сам».

Экспедиция стартовала из Кристиании, поскольку именно там собрались все участники путешествия.

Отъезд был назначен на 20 июля 1913 года. За несколько дней до этой даты в Норвегию приехал Степан Васильевич Востротин. Помимо него в качестве гостя был приглашён ещё секретарь русского посольства в Швеции князь Лорис-Меликов.

Востротин решил познакомиться с Нансеном и отправился к нему в гости:

«Я ехал по красивой местности, среди садов и парков, по которым были разбросаны отдельные домики и дачи причудливой, своеобразной архитектуры.

Экипаж мой остановился у калитки забора, которая оказалась открытой, и я вошёл в обширный двор. Меня поразили удивительная тишина этого двора и скудность надворных построек. Я остановился на некоторое время, но так как никто не выходил навстречу и во дворе не было никаких признаков жизни, я решил направиться через этот большой, тщательно расчищенный двор к стоявшему в глубине его двухэтажному дому и, поднявшись на несколько ступенек каменного крыльца, позвонил. Открывший мне слуга провёл меня через большую уютную приёмную, тесно заставленную разной мягкой мебелью, в такую же по обстановке гостиную, служившую как бы продолжением первой, но меньшего размера, и попросил подождать. В комнатах, устланных коврами с разбросанными по ним около диванчиков и кресел шкурами полярных животных, преимущественно белых медведей, царила такая же поразительная тишина, как и во дворе. По стенам были развешаны в разных местах чучела голов морских зверей и оригинальных птиц арктической фауны. Всё это, очевидно, трофеи полярных скитаний хозяина дома. Картины, занимавшие значительную часть простенков, по содержанию своему были из той же полярной области или родной страны — Норвегии, изобилующей красотами природы, причём многие из них нарисованы самим Нансеном.

Не прошло и нескольких минут, как послышались шаги быстро спускавшегося по лестнице человека, и передо мной стоял знаменитый исследователь полярных стран и океанов. Он просто и тепло приветствовал меня как будущего своего спутника. Мы расположились поудобнее в креслах и заговорили о предстоящем путешествии. Нансен сообщил, что получил от директора Сибирского акционерного общества пароходства, промышленности и торговли приглашение совершить в качестве гостя путешествие на пароходе «Коррект» к устью Енисея. А в то же приблизительно время пришло от господина Вурцеля, начальника по сооружению русских казённых дорог, весьма любезное предложение проехаться с ним на пароходе и затем дальше вверх по Енисею и по Сибирской железной дороге в Восточную Сибирь, на строящуюся Амурскую железную дорогу. Русский министр путей сообщения С. В. Рухлов присоединил к предложению Вурцеля предложение считать себя во время всего путешествия гостем России. «Я только однажды проехал, — рассказывал Нансен, — вдоль северного побережья Сибири и всегда интересовался этой необъятной страной. Представлялся заманчивый случай совершить вновь путешествие по Ледовитому океану и затем по Сибири до её крайних восточных границ, без всяких затруднений и хлопот. Я принял предложение, тем более что нуждался в отдыхе и трудно было лучше использовать свои вакации».

Затем Нансен перешёл к расспросам о Сибири, выразил большой интерес к северным сибирским инородцам, в особенности к вымирающим енисейским остякам, язык которых, по исследованиям некоторых учёных, будто бы имеет некоторое сходство в своих корнях с норвежским.

Я перевёл разговор на предстоящую поездку и в свою очередь старался узнать, чем необходимо запастись в отношении теплой одежды, обуви и других предметов, необходимых в полярных зонах. Мой собеседник выразил удивление, так как считал, что Ледовитый океан и Карское море до устья Енисея мы пройдём ещё в тёплое время года. «Я не знаю, — сказал он, — какую низкую температуру воздуха мы встретим при плавании осенью вверх по Енисею. Разве там в конце сентября или начале октября, когда мы именно рассчитываем прибыть в Енисейск и Красноярск, свирепствуют уже морозы? — спросил он меня недоумённо. — Я думаю, что для нашей поездки достаточно иметь тёплую шапку, рукавицы да по 2–3 пары шерстяных чулок, всё это мы в изобилии найдем в Тромсё».

При прощании он пригласил меня ещё раз до отъезда побывать у него и вместе позавтракать и назначил день и час.

Я возвращался в Кристианию под впечатлением этого первого с ним знакомства. Вся внешность Нансена представлялась мне раньше несколько иной по тем описаниям и иллюстрациям в его книгах и других изданиях, какие мне приходилось встречать и которые я вновь проштудировал перед поездкой. Вместо среднего роста блондина с приличной ещё шевелюрой, которого я рассчитывал встретить, передо мной стоял высокого роста, довольно стройный, почти совершенно лысый человек, с большим открытым лбом, с густыми, спускающимися вниз усами, с несколько суровой на вид внешностью, дышащей волей и характером, но в голубых глазах которого сквозила исключительная доброта.

Мне вспомнились отдельные моменты из его путешествий. Нансен не только умел совершать путешествия, но у него был и удивительный литературный талант, дававший ему возможность ярко и живо передать свои приключения».

Для Нансена всё плавание от начала до конца стало большим событием. Особенно свидание с Ледовитым океаном. «Коррект» шёл по маршруту «Фрама», и потому опыт Нансена, его знание ветров, льдов и течений очень пригодились. Все члены экипажа прекрасно понимали, кто находится на борту — а потому часто советовались с Нансеном.

Однажды совет Фритьофа спас всем жизнь. «Коррект» причалил к огромному айсбергу, а Нансен знал, что при таянии айсберги часто теряют равновесие и переворачиваются подводной частью вверх. Так и случилось несколькими часами позже, и все радовались, что вовремя ушли в другое место.

В другой раз Лид со спутником отправились на охоту, заблудились в тумане — и течением их стало сносить в сторону от корабля. В тумане было невозможно ориентироваться — и Лид практически потерял надежду на спасение, тем более что прошло уже более 12 часов после отъезда с «Корректа». Но тут в тумане раздался звук рожка, в который, как позже выяснилось, дудел Нансен, — и Лид со спутником смогли вернуться на корабль.

Результатом путешествия в Россию, по которой Фритьоф промчался через всю Сибирь до Дальнего Востока и вернулся оттуда в Петербург, стала книга «Через Сибирь», перевод которой вы держите в руках.

Первоначальный её вариант был несколько перегружен научными наблюдениями, поэтому для перевода на русский было выбрано норвежское издание 1962 года, сокращённое сыном Фритьофа и Евы Оддом Нансеном, известным у себя на родине писателем и архитектором, и его дочерью Марит Греве, внучкой Нансена. Сын и внучка очень бережно подошли к тексту — и сохранили динамичный сюжет, остроумные замечания и самоиронию знаменитого путешественника.