Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 97 из 107



Теперь они могли спать вполне спокойно: в подземных переходах не водилось даже обычных для таких мест крыс. Впрочем, в каменной кладке не больно-то понароешь. Да и есть в подземельях нечего…

Когда они вернулись, Мария, как обычно стоявшая – вернее, сидевшая – на страже, сообщила, что приходил Гюисманс, чтобы проводить их на ужин. Мария ответила ему, что через полчаса они будут готовы – минут пятнадцать из них уже прошло.

Они быстро переоделись, убрали чёрные костюмы в потайной ход, и, приняв цивилизованный вид, чинно проследовали в обеденный зал.

За ужином Катарина с бароном оживлённо обсуждали городок и его обитателей. Мария тоже участвовала в беседе. Пьер, как обычно, предоставил инициативу дамам.

В целом поездкой эти самые дамы были довольны: хоть они почти ничего не купили, зато увидели ассортимент, и познакомились с местными достопримечательностями.

Барон обещал попозже показать им и другие селения и городки в окрестностях замка, свозить их на несколько дней в столицу, и продемонстрировать все доступные красоты природы – водопады, озёра, горные ущелья с реками, и прочее.

После ужина на этот раз они поднялись в кабинет к хозяину. Здесь они расположились вокруг рабочего стола барона – совсем как на деловом совещании совета директоров какого-нибудь концерна. Катарина «доложила» о том, как они с Пьером довели обследование ходов до конца, и поставили засов и пень на входной люк.

ФонХорстман высказал предположение – вернее, он был почти уверен – что всю эту тайную систему аварийной эвакуации и скрытого перехода в любое место замка, создал второй по счёту из двенадцати его родовитых предков. Именно он-то и вёл строительство основных укреплений и зданий. Строительство первоначального – базового – варианта заняло добрых тридцать лет, и, разумеется, человек, закладывавший фундаменты и подвалы не мог не распланировать заранее, как сделать замок полностью подконтрольным себе и обеспечить экстренный выход на самый крайний случай…

Сил и средств у фонХорстманов тогда было в избытке, народу в окрестных селеньях хватало. Третий из их рода только покрыл все строения надёжной крышей. А остальные лишь дополняли возведённую на скальном основании твердыню пристройками и надстройками – по большей части хозяйственными. Кстати, строителя-активиста звали тоже Карл. И прожил он до глубокой старости (по меркам средневековья): умер в своей постели, в шестьдесят девять лет, в окружении четырёх дочерей, сына, и восемнадцати внуков и трёх праправнуков.

Мужская линия наследования была обеспечена уже в трёх поколениях… Впрочем, не обошлось без проблем: дети были сильно утомлены и рассержены бесконечной стройкой. Разумеется, конфликтики, если назвать их так, случались…

Катарина выразила удивление: как такая сложная и важная система ходов могла быть забыта или не обнаружена при последующих перестройках.

Барон рассказал очаровательную романтическую историю вполне в духе рыцарских романов – о несчастной любви, коварстве и доблести. Суть её сводилась к тому, что при пятом фонХорстмане замок обманом захватили враги, и изгнав, или уничтожив почти весь род фонХорстманов, безраздельно владели родовым гнездом и вотчиной предков почти двадцать лет.

Пока шестой – Рейнхард фонХорстман – единственный оставшийся в живых законный наследник, не вернулся из очередного крестового похода, где заработал (называется это – заработал, но фактически, как ни крути – награбил…) достаточную сумму, чтобы нанять отряд отчаянных головорезов – кажется, они были морскими пиратами – и не отбил отчий замок после кровопролитного ночного штурма.

Но так как отец его и почти все родственники к тому времени были мертвы, а враги поголовно (в буквальном смысле) вырезаны, очевидно, в этот момент и оказалась утрачена информация о тайных ходах и потайных дверях, и выходе в отдалённом овраге…

Очевидно, узурпатор, двадцать лет наслаждавшийся владением чужим замком, был так уверен в своих силах и возможностях, что приказал заложить напрочь единственное слабое место: возможно, опасался скрытого удара изнутри, не зная, что единственный оставшийся в живых фонХорстман не в курсе возможности нанести удар в сердце обороны через потайной вход.

Возможно также, что он перенёс место этого тайного входа-выхода в другое место, прокопав ход в глине, а не в скале. Но всё равно боялся за него.





Установить, как всё происходило на самом деле сейчас всё равно нельзя: ни мемуаров, ни даже легенд от этого периода практически не сохранилось. Рейнхард, как ни странно, был неграмотен, и не поощрял ни записей, ни бухгалтерского учёта. Поэтому все последующие поколения то беднели, то богатели – только в зависимости от «походов», а не рачительного управления земледелием вассалов, и торговли.

Ну а не нашли систему ходов при остальных пяти поколениях по очень простой причине: четырёх-пятифутовые стены базовой постройки ни у кого не хватило духу, или умения разобрать, или снести. Вот и пристраивали и надстраивали вширь и ввысь, а иногда и вовнутрь – только чтобы не трогать могучей первичной кладки, и титанической наружной стены…

Катарина всё время прикидывала. Пять-шесть поколений – это примерно сто двадцать-сто сорок лет. Да, похоже на правду. Кладка проёма, заложенного в пыточном подвале, где-то этого возраста. Она пообещала позже познакомить хозяина с потерянным и вновь обретённым достоянием предков – наверняка это пригодится ему. Такой аварийный выход никогда не будет лишним в эпоху жестоких и кровавых междуусобиц.

Барон, конечно, поблагодарил их ещё раз, но сказал, что пока не готов – он никак не может забыть ужасного разоблачения тайны исчезновения бедной Гертруды…

Кроме того он всерьёз опасался – это он-то, на редкость здравомыслящий (судя по метанию кинжалов) человек! – того, что в этих проходах можно будет встретить призрак старого Карла, а теперь и замученной Герды.

Про призрак старого Карла Катарина уже слышала. Из легенд про него можно было, при талантах-то барона, сочинить не менее увлекательный роман, чем тот, который он пересказал о захвате и освобождении замка фонХорстманов. Однако она не стала обижать его выказыванием недоверия, а предложила в таком случае просто замуровать систему потайных ходов. Поснимать и заложить камнем движущиеся двери было бы нетрудно.

Однако барон опять-таки проявил здоровый прагматизм: пренебречь, а тем более, уничтожить такой аварийный выход было бы последней степенью глупости. Здесь Катарина была полностью с ним согласна. В такие неспокойные времена запасной выход – нужнейшая вещь.

Расстались они около двенадцати, обсудив практически все интересовавшие её вопросы.

У себя она с наслаждением переоделась из брони корсета в рубашку, и как следует расчесала несколько запущенные в последние дни волосы. Вши всё ещё доставали её, хотя большинство из них Мария повыловила в краткие свободные часы. Керосин ещё не изобрели, как и мелок от насекомых, стричься наголо Катарина тоже не собиралась. Оставался только страшно вонючий «персидский порошок», который не внушал ей решительно никакого доверия, да частый гребень.

Походив по комнатам, своей и Марии, без всякой цели, просто чтобы развеяться, она всё же скинула халат, и залезла в постель. Натянула простыню до подбородка. Вздохнула.

Мария, до этого озабоченно и с некоторым подозрением наблюдавшая за её действиями, спросила, уж не спать ли она собирается.

– Ну да, именно спать! – отозвалась несколько озадаченная такой постановкой вопроса Катарина.

Помявшись, и перестав, наконец, заламывать руки, Мария всё-таки признала, что Катарина, наверное, права – больше для Души несчастной Гертруды сделать пока ничего не удастся.

После чего удалилась к себе, обещав всё равно молиться о ней. Катарина пожелала няне спокойной ночи, без всякой задней мысли брякнув, что лучше бы заодно она подумала о живых: например, как скрасить горе того же несчастного барона, так в последнее время поклёванного судьбой.

При этих словах она вдруг даже через стену, разделявшую их, своим обострившимся сверхчувством обнаружила у няни целый всплеск эмоций, связанных именно с их хозяином! И, хотя вслух Мария ничего не ответила, и уже лежала в постели, Катарина почувствовала, как та краснеет… А ещё – волну тепла, накатившую вдруг внутрь груди её мужественной соратницы.