Страница 81 из 107
Катарина признала, что ей самой – и с Карнеги, и без – нипочём не добиться подобного.
Но то, чего не может молодая красивая женщина, вполне по плечу весёлой и добродушно настроенной пожилой няне: ведь мужчина такого возраста невольно видит в ней как бы свою мать, и держится проще и свободней – без всяких сексуальных подтекстов. Так что дедушка Фрейд отдыхает…
Во-всяком случае, прощаясь после показа комнат, «уполномоченный» (а проще говоря – «зам. по хозяйственной части») улыбался какой-то её шутке открыто и весело, а вовсе не сдержанно и официально, как было вначале. Показав и рассказав им всё, и выяснив, что пока они больше ни в чём не нуждаются, он, пожелав всех благ, удалился.
В результате маленькой разведки они получили, кроме прекрасных комнат, потенциального союзника и небольшую порцию нужной и ценной информации.
– Да уж, один шпион внутри крепости полезней, чем целая армия перед её стенами, – резюмировала Катарина, – Мария, ты у нас просто золото. Переключайся со старых и ворчливых – она хихикнула – на молодых и симпатичных. Их легче перевоспитать для… Домашнего хозяйства!
Пьер фыркнул, впрочем, делая вид, что осматривает резного дуба кровать под балдахином посреди огромной комнаты с высокими потолками.
– На что это вы намекаете, сударыня? – притворно надулась няня, – Я, значит, в поте лица стараюсь, обхаживаю изо всех сил этого милого и приятного – да-да, приятного! Во всех отношениях! – молодого человека, чтобы всё здесь разузнать… И что же я слышу вместо благодарности? Какие-то странные, если не сказать больше, намёки?!
– Нет-нет, ну что ты! Никаких пошлых, если ты это имела в виду, намёков! Ты – молодец! Но и парень… Такой симпатичный… И такой вежливый. Просто душка. – Катарина подмигнула, – И так нуждается в заботе и ласке… Материнской.
Поскольку подобные шутки и приколы достаточно часто употреблялись в их ставшей такой сплочённой и по-домашнему родной команде, Катарина знала почти наверняка, как няня прореагирует. И точно – Мария трогательно надула губки, но заметив хитрую улыбку переглянувшихся Пьера и Катарины, не выдержала и рассмеялась. Но не раньше, чем огрела: Катарину – подушкой, а Пьера – тяжёлой рукой по загривку. Затем, глубоко вздохнув, ткнула его и кулачком в бок:
– А ты, старый хрыч, видел ведь, что хозяйка толкает меня на растерзание прямо в пасть молодого, опасного совратителя пожилых невинных женщин, и даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне!
– Ничего себе – не пошевелил! А кто прикрывал твои тылы?! Правда, конечно, не всё, а вот столько, – он развёл руки фута на два, показывая наглядно, – Больше тылов, – он вожделенно обвёл их горящим взглядом, – не поместилось под прикрытие!
– Фу, нахал, – хихикнула Мария, – Ну ничего, ничего. Надеюсь, здесь найдутся подлинные ценители прекрасного – я в смысле моих тылов! И они-то уж будут помоложе и повежливей!
И если уж на то пошло, то и господин барон ничего плохого не смог бы сказать о моих… Тылах и Достоинствах! – она покрутилась перед большим зеркалом, принимая весьма пикантные позы, ещё больше развеселив Катарину, и показав удивлённому Пьеру язык.
Про себя Катарина отметила, что действительно, барон с весьма заметным интересом отнёсся к… достоинствам её весёлой, бойкой на язык, и очень обаятельной няни.
Испытывая большое облегчение от благополучного разрешения проблемы с обретённым, наконец, убежищем, Катарина, слушая очередную милую перебранку, где Пьера было слышно лишь иногда, а солировала Мария, обошла все помещения, пока не форсируя эту мысль.
Затем она подошла к их тюкам и баулам, уже аккуратно сложенным в углу большой комнаты. Здесь она открыла одну из седельных сумок, и бережно вынула то, что хотела.
Да, вот это платье она наденет сегодня вечером.
Всё остальное она подготовит потом.
40
Итак, барон был вдов. Жена его умерла ещё двадцать лет назад, при тяжёлых родах. Ребенок, к сожалению, тоже не выжил. И вот уже почти четверть века Карл фонХорстман и слышать не хотел о том, чтобы ввести в дом новую хозяйку.
Нет, женщины у него, конечно, были.
В молодые – да и в зрелые! – годы он изрядно повеселился и попутешествовал. Благо, экономный в других отношениях до скупости папочка Карла на нужды – будь то образование или развлечения – любимого чада, денег не жалел. Чадо же, приобщаясь к благам цивилизованных западных стран, упор делало, конечно, на развлечения.
Амурные интриги и дуэли явно входили в комплект его хобби, о чём свидетельствовали шрамы от этих дуэлей, вполне хорошо видимые на руках и лице. Однако они же, и то, что он жив и бодр, свидетельствовали и о его незаурядном мастерстве бойца, и о храбрости.
Но ни одну из многочисленных своих женщин он никогда не приглашал в родовое гнездо. Ни до, ни после женитьбы. Так что единственной и полноправной хозяйкой Кирхштайна около четырёх лет была Ребекка фонХорстман, первая и последняя женщина, которой барон оказал честь, взяв её в жёны.
Затем около восемнадцати лет вести хозяйство барону помогала экономка – Гертруда Гессель, суровая и хозяйственная женщина чуть моложе сорока лет. Однако месяцев семь назад случился скандал, связанный с её исчезновением из замка. Вместе с ней пропал и один крайне важный документ, хранившийся в кабинете барона, и дающий право на владение половиной угодий барона его соседу, и с некоторых пор злейшему врагу, тоже барону – фонРозенбергу, по возрасту почти ровеснику Карла.
Так как спустя всего неделю после исчезновения Гертруды этот важнейший документ всплыл у главного заинтересованного лица, не замедлившего предъявить его в суде, фонХорстман не без оснований посчитал, что его предали. Впрочем, излить свой праведный гнев барону было не на кого: злосчастная экономка пропала, словно в воду канула. И даже спустя более полугода о ней не было ни слуху, ни духу.
Вот так в одночасье у фонХорстмана не стало половины владений, и толковой и хозяйственной помощницы. Впрочем, так как барон терпеть не мог хозяйственных проблем и хлопот, он тогда же, то есть полгода назад, спихнул всё это дело на Гюисманса.
На добычу этой и другой ценной информации ушло почти всё время до ужина, и добыл её, как ни странно, Пьер, откомандированный в конюшни, проверить, как устроили их лошадей.
Мария (ну конечно же!), через того же Гюйсманса, да и сама Катарина, расспросив симпатичную, но немного заикающуюся девочку – назвать её девушкой язык не поворачивался – приставленную к ним Гюисмансом для разных поручений и услуг, преуспели несколько меньше.
По-французски девочка не понимала ни слова, и всё делала так, словно за ней черти гнались – торопливо, и мило похихикивая и извиняясь всякий раз, когда что-то падало, или получалось не так, как надо – а случалось это довольно часто.
Катарина даже хотела было попросить другую прислугу и посыльную, но потом раздумала, решив ещё поиспользовать этот потенциально ценный и достаточно наивный источник информации. Проблему с падением предметов она решила просто: запретила Электре – да, юную разиню звали именно так! – прикасаться к посуде и вообще любым бьющимся предметам.
Отослав, наконец, юное ходячее стихийное бедствие, они с Марией занялись собой: Катарина считала, что они обе должны выглядеть достойно. Ведь им предстоит провести под этими крышами как минимум несколько месяцев, и нужно добиться того, чтобы любезному хозяину не было с ними скучно. Для этого нужно не одно только обаяние, а, скорее, умение поддерживать разговор в интересном для барона русле.
К счастью, Мария и сама прекрасно могла разговорить любого, и без неприязни и предвзятости восприняла дополнительные мысли и советы по этому поводу, которые Катарина почерпнула всё у того же Карнеги.
Одеваясь, они обсудили примерный план, как не выболтать все свои приключения и новости за первый же вечер, и оставить что-то интересное и на потом: чтобы не дать заскучать милому Карлу в их обществе. После того, как они поработали и над внешностью друг друга, и осмотрелись придирчиво в настенном зеркале, Катарина осталась вполне довольна: дорогое, купленное вопреки сопротивлению хозяйственной Марии платье, сидело на няне прекрасно.