Страница 5 из 107
Итак, нужно постараться укрепить и развить его сочувствие к ней, не брезгуя для этого никакими (она точно не в таком положении, чтобы особенно выбирать!) средствами. Заодно нужно постараться узнать как можно больше о себе, любимой, и за что её, такую хорошую, мягкую и пушистую, засунули в каменный мешок к гнилой соломе.
Для начала, наверное, стоит попытаться изобразить себя невинной жертвой чужих интриг. Среди высшей знати это добрая традиция. В-смысле, интриги.
Постаравшись улыбнуться попечальней, она с нарочито медленной грацией двинулась к нему навстречу. Сколько веков ни прошло бы, мужчина остаётся мужчиной, а женщина – Женщиной. Никто и ничто не сможет отнять у неё врождённых, данных самой Природой и праматерью Евой, приёмов и способов. Мужчины, значит, глазами?..
Её новое тело в этом смысле подходило идеально: чувственная энергетика и пластичность, отзывчивость на малейшие нюансы мыслей и желаний, поразили её саму. Похоже, сила её обаяния колоссальна, и поистине неизмерима, так как… слабость её не имеет границ!..
Главное теперь – не переборщить бы с этой самой слабостью.
О, бедные, наивные мужчины! Разве могут они устоять…
Ведь дело не в запорах и каменных стенах, а – в них самих!
Пока казематы стерегут существа мужского пола, им, женщинам, никто не запретит… Ну, пусть не совсем так, как описано у Дюма… Но всё же – постараться!
Опершись, как бы от слабости, одной рукой на омерзительно липкую стену, другую она пристроила на груди, прекрасно зная, что так взгляд автоматически устремляется туда, куда ей и надо, печально опустила лучистые честные (стыдно, но – надо!) глаза, и тяжело вздохнула. Так, изгиб тела чуть больше, чтобы подчеркнуть тонкую талию.
Да, чёрт побери (но прости, Господи!), если для освобождения не найдётся других средств, она смело и без колебаний воспользуется этим роскошным телом! Слишком велика жажда жизни, чтобы пренебречь любым оружием, оказавшимся в её распоряжении! Да и не для того, надо думать, ей столь чудесно подарили второй шанс, чтобы позволить себе бездарно сгнить в смрадной темноте подземелий!
Прочь сомнения и страхи. Сейчас, наплевав на условности и всякие моралистские соображения, нужно спасать это великолепное тело. Ну и с ним, понятно, себя.
Хоть тело её и действовало как бы инстинктивно, почти само по себе, подкрепив его движения решением ума, она почувствовала себя гораздо спокойней и уверенней.
Теперь внутри у неё царила полная гармония – гармония жажды жизни.
Она подняла задумчиво-загадочный взгляд яcно-лучистых глаз, устремив его прямо в лицо так и стоявшему с поднятой рукой солдату, и одинокая горючая слезинка скатилась (она знала, что свет факела выделит эту слезинку на грязном фоне) по её щеке. Прекрасной формы грудь часто вздымалась под белой точёной рукой. Света для её мини-спектакля факел давал вполне достаточно. И падал он прямо на неё. Ну, разве она – не примадонна?
Примадонна эксклюзивного спектакля – всего на одного зрителя.
Как бы через силу и душившие её рыдания, которые только гордость не даёт показать, она дрогнувшим голосом произнесла:
– Я благодарна тебе за это. Как и за то сочувствие, с которым ты один относишься к моей печальной участи.
Прошло довольно много времени, прежде чем он закрыл, наконец, рот. Потом, правда, снова открыл, похлопал глазами. Шумно вздохнул.
Да, стрела явно попала в цель. Не напортить бы. Так, спокойней, не переигрывать.
– Ох, ваша милость… Да, вы правы, тысячу раз правы! Я очень сочувствую вам! Вы так молоды и прекрасны – конечно, ваше место не здесь! И это, – он показал чёрствый чёрный кусок хлеба в своей руке, – не еда для вас! Вы достойны роскошных замков, прекрасных нарядов, слуг и всего того, что должно окружать всегда такую даму, как вы! И я просто ума не приложу, как вы, всё это имея, решились на такое… такое чёрное дело, такое преступление!
Ну здрасьте! Значит, она здесь за дело?! И, видать, очень серьёзное… Дело.
Неважно. Она знает, как действовать, так это на самом деле, или не так!
– И ты поверил всем этим россказням? – пора преображаться в невинную, но гордую жертву, – Да ведь меня просто нагло оболгали! Я не совершила ничего из тех мерзостей, в которых меня обвиняют: я всего лишь беспомощная жертва клеветников, которые выше меня и сильней! (наверное, и правда, у неё есть могущественные враги, раз до сих пор такая красавица – она! – в таком месте!) – горячий взор убеждённого в своей правоте невинного ангела. Достаточно. Теперь этот взор надо резко погасить, и глазки опустить к полу. Интонации совсем другие: надлом, самоирония, горечь…
– Впрочем, всё это ни к чему. Все мои оправдания никому не нужны. Ах, всё это слишком хорошо мне понятно. Меня искусно оклеветали, выбрали на место жертвы…
Мои враги, которые всё это замыслили, слишком высоко стоят, чтобы я посмела в этом их обвинить, и слишком могущественны, чтобы я могла хоть как-то защититься. Спастись…
– О, нет! Такая хитрая бестия всегда найдёт способ спасти свою шкуру! – язвительно-злобный голос наполнил коридор, и, отразившись от стен, вплыл в камеру вместе с его обладателем, – Да уж, такая прожжённая интриганка и притворщица может, например, рассказать наивному мальцу красивую байку, как её подставили, бедненькую, и он проглотит эту чушь, потому что слушает больше глазами! – злобный взгляд и кивок на молодого парня сопровождали этот не лишённый сермяжной правды выпад.
Новая угроза. Она мгновенно подобралась, и приняла позу оскорблённой до глубины души благородной Леди. (голову для этого пришлось откинуть так далеко назад, что аж затрещали непривычные к такому обращению шейные позвонки).
Новый враг, который явно являлся начальником «наивного мальца», разумеется, более опасен. Однако – имеет больше власти. Поэтому, раз, похоже, бедного парня использовать уже вряд ли удастся (не стоять ей на этом месте, если не так!), то, может быть, имеет смысл переключится? Если умело использовать слабые стороны этого самого начальника, он может представлять собой и более простой и короткий – в силу той же начальственности! – путь к свободе! Необходимо срочно включить резервы, и пристально изучить его!
Ну а пока «благородная дама» должна что-то быстро ответить наглецу из плебеев.
Она сама поразилась, насколько быстро всё это пронеслось и сформулировалось в её мозгу – видать, он не засорён «продвинутыми» подарками цивилизации, и рафинированным питанием.
Отлично. Пусть цинично, но она не в таком положении, чтоб морализировать.
За доли секунды, пока всё это проносилось в уме, зрение уже сделало своё дело: глаза явно не нуждались в очках, и мельчайшие детали схватывались мгновенно. И запоминались.
Вот его немного гротескная фигура, чётко выделяющаяся на фоне светлого прямоугольника дверного проёма: одежда явно лучшего качества, чем у рядового, но сидит мешковато (выбран размер побольше – чтоб казаться солидней: и себе и подчинённым). Походка нарочито тяжёлая, с претензиями на авторитетность, немного вперевалку. (Значит, кривоватые ноги. То есть – уже большой комплекс.)
При небольшом росте руки несколько длиннее, чем надо. Наглость – наглость плебея перед той, что по социальному статусу явно выше его, но сейчас находится полностью в его власти, и последствий за это хамство и наглость он не опасается (это тревожный факт – он заставляет сильно задуматься о своём будущем. Но – об этом позже!). И, конечно, эта дурацкая манера самовлюблённого чревоугодника: пузо нести впереди себя, словно оно – самое выдающееся достижение его обладателя!
Законченный тип комплексующего туповатого карьериста, к старости мелкими услугами, подхалимажем и выслугой лет выбившегося в начальство промежуточного звена, и теперь бесконечными придирками изводящего подчинённых, которых ненавидит, считая конкурентами (естественно, последнее у них – на взаимной основе). Но – хитрый. Не умный, а именно – хитрый, той самой, мелочной, «бытовой» хитростью. Остаётся удивляться, что за все (интересно – сколько?!) прошедшие века этот тип людей нисколько не изменился.