Страница 29 из 107
Наверное, чем проще, чем ближе к земле быт и традиции, тем сильнее приверженность людей именно к такому, традиционно-консервативному, укладу жизни, и нежелание что-то кардинально менять в своей судьбе. И хотя она сама к земле ничем, вроде, не привязана, всё равно она чувствовала мощный заряд оптимизма и жажды жизни, исходящий от этих полей с пшеницей, этих виноградников, огородов, с любовью и трудолюбием возделываемых поколениями людей, и от этих садов, рек и лесов.
Кстати, о жизни… В частности, о её сохранении – что-то она увлеклась философией.
Она, ещё раз внимательно оглядевшись, убедилась, что её никто не заметил.
Ладно, судя по солнцу, сейчас около шести. Пора одеваться, и – в путь. Чем быстрее их следы затеряются за всеми этими полями, лугами и лесами, тем лучше.
С сожалением отойдя от окна, она принялась одеваться.
Со штанами и сапогами всё прошло нормально. А вот волосы опять облепили весь камзол. И под шляпу никак не желали лезть. Может, остричь их, наконец?! Ну, нет – жалко. Уж больно хороши, хотя и жутко грязные.
Тут, очень кстати, тихонько постучала и вошла Мария. В руках она несла полный кувшин молока. От запаха у Катарины аж затрепетали ноздри. Вот это да! Настоящее парное!..
Марию зрелище уже одетой Катарины застало врасплох:
– Ах! Сударыня, вы уже встали?! С добрым утром, я хотела сказать!
И что же это такое? Вы всё время делаете за меня всю мою работу! Вы не должны одеваться сами! А то что же это получается – я-то вашей милости и не нужна! – она так серьёзно возмущалась, что Катарину разобрал смех, но застёгивать камзол она перестала, и руки подняла кверху.
– Нет, вы не смейтесь, – торопливо поставив кувшин, и хватаясь за застёжки, сердито продолжила няня, – А давайте сразу договоримся: мои обязанности – значит, мне и выполнять их! А у вашей милости – свои: командовать! Вот только так, и никак иначе!
– Ну, хорошо, хорошо, – постаралась успокоить её Катарина, всё ещё посмеиваясь.
Она действительно ещё не привыкла к мысли, что кто-то будет за ней присматривать и ухаживать, как за неразумным малым ребёнком:
– Давай, я снова разденусь, а ты меня оденешь – так, как считаешь нужным!
Не только лукавые искры в глазах, но и хитрущая улыбка говорили о том, что она готова подыграть своей рассерженной хлопотливой напарнице.
– Фу! Ну, слава Богу! Наконец-то узнаю свою Беллочку! А то я уж говорю Пьеру – словно она-то у нас и сама не своя: ни шутки, ни улыбки!
Она сноровисто помогла Катарине застегнуться, нацепить портупею с мечом, и управиться с волосами, после чего отступила на шаг, и критически её всю оглядела.
– Нет, это надо же! До чего вы свои волосы довели! Я не я буду, если сегодня же вечером не промою их вам с ромашкой! Уж тогда-то они заблестят, как надо! И станут пушистыми, шелковистыми и яркими!
– Э-э, нет, моя заботливая хлопотунья, не так быстро! Не забывай – я теперь мужчина! Будет подозрительно, если я начну мыть волосы. Придётся потерпеть до какого-нибудь ручья, или речки – там и вымоем их.
– Да как же… Так ведь ромашку-то надо заваривать!.. Впрочем, ваша правда – волосы могут подождать. Давайте завтракать. Пьер уже уложил все наши вещи.
Подойдя к столу, на котором стояло оставленное няней молоко, она взяла кувшин в обе руки, и, закрыв глаза, вдохнула ещё раз… Да!
Она с наслаждением, не отрываясь, отпила чуть не треть кувшина – с добрый литр. Ах, этот вкус детства! До чего хорошо!
Отдышавшись, и утерев пену со рта, она вернула кувшин на стол, и повернулась опять к Марии:
– Голова моя подождёт, это верно. А вот маскировка наша – нет. Поэтому сегодня и завтра мы подкупим кое-какие вещи, и тебя тоже переоденем мужчиной. Так можно будет и ехать гораздо быстрее, и следы запутать легче.
– Это меня-то, да на старости лет? Мужчиной? Ну, нет – увольте, сударыня! Вот уж придумали, так придумали! Да вы и сами посмотрите: какой из меня мужчина? – Мария схватилась за толстенькие бока, возмущённо качая головой, и поворачиваясь то так, то этак в разные стороны, – Нет, плохой бы из меня вышел мужчина – не способна я к маскарадам разным, и переодеваниям!
– Я и сама прекрасно понимаю, милая девушка, что на мужчину вы похожи мало. Но зато в виде мужчины, я уверена, вы, моя прелесть, будете смотреться гораздо лучше, чем Пьер, переодетый в женщину!
– О, Гос-с-поди-Иисусе! Да что вы такое опять говорите, сударыня! Наш Пьер – и… – няня всплеснула руками, – Нет, он этого уж точно не переживёт! Он, конечно, вам не откажет, но как же он будет мучиться и страдать! За что же вы ему такое-то?! Нет, уж лучше я – сама… Ладно, переодевайте! Привыкну, потерплю… Только Пьера-то хоть пожалейте! За что его, беднягу, так унижать и мучить?! – так как Катарина не улыбалась, няня принимала всё всерьёз.
– Ха-ха-ха! Ну вот и поймала тебя! – Катарина прыснула, – Ладно, ладно! Насчёт Пьера я, конечно, пошутила. Да и не путешествуют три женщины без мужчин – это было бы очень страшно и опасно в ваше время, – она вдруг сообразила, что сказала очень опасную вещь, и быстро постаралась исправиться, – Ведь на дорогах столько жулья, особенно сейчас, и особенно в других странах.
Поэтому, Мария, я и хотела, чтобы ты выглядела как мужчина. Во-первых, на трёх мужчин не так просто напасть. Во-вторых, ты сможешь сидеть в седле прямо и удобно – значит, поедем быстрее, и проедем больше. Ну, и наконец, в-третьих, и это самое главное – разыскивать-то будут женщину, да и запоминается лучше женщина – ведь все обращают внимание на неё, и её одежду. А у мужчин – камзол, сапоги… Шляпа. И – всё!
Поэтому три мужчины могли бы путешествовать, не вызывая ничьих подозрений – разумеется, если они хорошо загримированы, и держатся спокойно.
– Ну… Вообще-то, да, ничего не скажешь – умеете вы убедить, сударыня, – помявшись, Мария кивнула головой, – Да и мать ваша… ещё вчера… Видать, вы всю ночь думали… По всем статьям вы правы, ваша милость. Похоже, уговорили-таки меня – всё, записываюсь в мужчины!
Ох, теперь держитесь, красотки: бравый кавалер Мари дю Пьерфон выходит на охоту за невестами! – она подмигнула Катарине, – Надеюсь, никому не устоять! Ведь я – ха-ха! – знаю все женские слабые места!
– Браво! Замечательно. Спасибо, Мария – то есть я хочу сказать – браво, мессир несравненный кавалер! А сейчас, сударь, если вашей милости будет угодно помочь вашему преданнейшему поклоннику, я бы хотел запить вашим молоком тот восхитительный завтрак, что ожидает нас внизу, и снова – с вашей помощью, разумеется! – нарисовать свои противные усы!
18
Разбитая сельская дорога уходила вдаль, извиваясь меж полей, виноградников и лесов.
Они специально ехали по таким узким и плохо наезженным дорогам, стараясь избегать пока больших оживлённых, и жутко пыльных как раз в силу разъезженности, дорог между городами.
А здесь почти не было путников, и, значит, кроме редких трактирщиков, у которых они ели и пили иногда, некому было бы рассказать о них. Возможных шпионов, или явно подозрительных личностей они тоже не заметили. Зато в изобилии встречались села в пять-шесть, или десять домов, крестьяне, работавшие на своих наделах, или в огородах, или везущие на примитивных телегах плоды своего труда в город – где они могли обменять их на нужные им товары, или продать.
Вначале Катарине была интересна эта новая простая, если не сказать, примитивная, сельская жизнь. Но наблюдение за однообразным тяжёлым ручным трудом быстро наскучило ей, и теперь она не обращала на крестьян и сельхозработы никакого внимания – совсем как истинная дворянка, или, вернее, дворянин, в которого была ещё одета.
Поневоле ей вспоминались пафосные исторические книги и помпезно отснятые фильмы эпохи соцреализма – на исторические темы. Особенно много внимания там отводилось прогрессивной роли трудящихся масс: как они двигают вперёд колесо истории, меняют общественные формации, организуют революции, чтоб построить лучшую жизнь… В более современных же фильмах про «попаданцев» крестьян, насколько она помнила, предпочитали показывать лишь издали, а так – все больше про жизнь всяких графьев да виконтесс…