Страница 7 из 12
Не спросишь, как это случилось?
Миша. Не спрошу.
Ира. Только пришла от тебя домой в тот вечер, а там от него письмо, и, оказывается, он болен… И зовет меня. Пришлось ехать. Устала…
Миша. Ну, как он там?
Трудно было смотреть — так внимательно вперился в нее. Она подняла глаза к потолку, словно для того, чтобы припомнить поточнее, как он там.
Ира. Ну, как он… Стал просто другим человеком. Антипод по сравнению с тем, какой был.
Миша. Чаю хочешь?
Ира. Чаю? Нет.
Если бы она сказала ему все сразу у двери, было бы легче. А так придется проговорить все, что положено, и потом уж…
Во-первых, он работает по специальности. Что-то серьезное, во всяком случае, по его словам. Видел бы ты его сейчас! Как бы тебе объяснить? Он научился жить в ладу с окружающими и в мире с самим собой. Вот, поняла, что главное: он стал скромный. Не веришь в подобные метаморфозы?
Миша. Я ведь могу судить о нем только по твоим рассказам. Но знаешь — пресловутая эта скромность. Я, мол, такой талантливый, а скромный. А вы такие посредственные, а гордые.
Ира. Как ты можешь говорить, когда действительно не знаешь человека!.. Но что для меня совершенно неожиданно — он, оказывается, художник! Нарисовал, например, картину прямо на стене, во всю стену. Пустырь, даже свалка какая-то, битый кирпич, скрученная проволока, все как бы прикрыто снежком, пейзаж жутковатый. А на переднем плане стоит женщина с холстом на треноге… Ты слушаешь?
Миша. Слушаю.
Ира. А рисует она не то, что видит… Не слушаешь. Нет, все-таки он одаренный человек, этого отрицать нельзя. У него все на сливочном масле, все без дураков.
Миша. Я не консерватор, но о таланте, прости, привык судить по результатам. Одна картина на стене — маловато.
Ира. Многих не понимали. Ван Гога не понимали. Результат зависит, положим, от того, поняли человека или нет.
Миша. Положим. Есть люди, которым просто нравится быть непонятыми. Нравится, чтобы стреляли в грудь. Холостыми, разумеется, патронами. Тебе не кажется?
Она вдруг устала. И все сделалось безразлично. И говорить больше не хотелось.
Ира. Устала.
Миша. Хорошо, допустим, он такой. Но он ведет какую-то свою игру. А ты — пешка в этой игре! Страдания пешки на шахматной доске!
Ира. Но без этой пешки он пропадет!
Миша. Не думаю. Так вы, простите, как в наш город, совсем или на время?
Ира. Не знаю. Миша, что юлить. Я перед тобой виновата. Как я виновата перед тобой! И перед этой девочкой Наташей тоже виновата. Какая девочка хорошая! Хочешь, пойду к ней, попрошу прощения за свою бестактность, наглость, черт знает что! Миша, все еще можно переиграть, прости за дурацкое выражение, переиграть. Все можно вернуть к прежнему! Она только еще больше будет тебя ценить! Хочешь, все устрою?
Миша. Вот это уволь. Я сам все, что нужно, устрою. А ты сейчас иди. Пожалуйста. Прошу тебя. Постепенно все станет на свои места. На какие — неизвестном никому. И никто ни перед кем не будет виноват. А сейчас не надо. Иди. Иди!
Ира.
Мальчишкообразная, с трепаным портфельчиком, в джинсах, она рассеянно оглядывала квартиру, которую ей пересдавала Ира.
Ира. Чем действительно можно похвалиться, это вид из окна. Вот, гляньте.
Девушка подошла к окну, глянула, но и здесь не сосредоточилась на открывшемся виде.
Квартира, как вы поняли, отдельная, там удобства, можете ознакомиться.
Девушка. Зачем, я верю.
Ира. Но вас предупреждали, что деньги придется внести вперед? А то я уезжаю в другой город и надо расплатиться. У вас найдется, где занять?
Девушка. У меня — родители.
Ира. Но деньги нужны срочно.
Девушка. Понимаю… (Выложила деньги.) Шестьсот. Правильно?
Ира. Да… Простите, но хотелось бы знать, чтобы не было недоразумений. Вы одна здесь будете жить?
Девушка. Нет, я буду жить… вдвоем. Это имеет значение?
Ира. Так ты что, уже замужем?
Девушка. Нет, еще не замужем. Вернее, еще не расписались формально. Единственное препятствие — я в общежитии и он в общежитии.
Ира. Что же тогда он не пришел ознакомиться? Может быть, ему не понравится, что-то не устроит. Знаете, какие бывают случаи? А квартира уже за вами. Поверьте, в данном случае я не о себе думаю, а о вас.
Девушка. Не пришел по простой причине — потому что он мне доверяет. Он на лестнице ждет, что я скажу. А я скажу, что нам подходит.
Ира. Как-то странно. Стоит на лестнице. Почему на лестнице?
Девушка. А он не хочет, как Ионыч, ходить по квартире и тыкать палкой.
Ира. Какой Ионыч?
Девушка. Рассказ Чехова. Он ходил по квартирам и тыкал палкой. Впрочем, все это для нашей договоренности не имеет никакого значения.
Ира. Посмотрел бы хоть, что снимаете.
Девушка. Я ему объясню. Вселяемся. (Учтиво спросила.) Ну, а вы куда же, если не секрет? Получаете, наконец, квартиру?
Ира. А мы?.. Вот отправляемся в Центральную Африку. Я — врач, муж — врач, будем лечить, учить, может быть, влияние Альберта Швейцера, не отрицаю. Не знаю, как вы к этому относитесь, но прозябать, знаете, надоело…
Девушка. А мы уж немножко попрозябаем здесь…
Ира. Мама, у нее ни одного родственника, хоть шаром покати! Все родственники были старше ее! Была у нее на могиле — сиротливая, неухоженная. Мама, я ее цветами завалю. И все время буду носить цветы. У нее ведь теперь никого нет, кроме меня. Мама, ты подольше живи, обещай мне!
Мать. Я пока никуда не собираюсь.
Евгений Евгеньевич. На мой взгляд, ваша мама как раз вступает в период расцвета. Акме. Знаете, что такое акме?
Ира. Слышала.
Евгений Евгеньевич. Когда нас посещают иностранцы, их непременно подводят к ней для паблисити. Внести какую-то женственность, культуру — это она.
Мать (смущена). Женя!..
Ира. Мама, так значит, возвращать долг просто некому? Что делать?
Мать. А что делать. Раз уж так получилось. У нас деньги не валяются. Как, Евгений Евгеньевич?
Евгений Евгеньевич. Не государству же отдавать. Читали фельетон? Человек завещал жене передать государству сумму на детские дома. И вот несчастная толкается уже два года — никто не берет, не знают, как заприходовать. С оформлением замучаешься.
Ира. А деньги?.. Что с деньгами делают. Тратят? И теперь я хочу вам сообщить, на что я решила их потратить.
Мать. Значит, уже решила? Зачем же тогда меня спрашиваешь?