Страница 20 из 43
– Вы же прекрасно знаете, что это ребенок Анны от ее первого мужа – неаполитанского барона Рикардо Лукки.
– С которым ты покончил.
Жоан не ответил, он лишь смотрел на валенсийца, прикусив губу. Этот комментарий был абсолютно неуместным и ставил его в очень неловкое положение. Микель Корелья выдержал его взгляд, а потом сделал жест, который как бы стирал все сказанное прежде. Но Жоан хранил молчание, и тогда он сказал:
– Подумай об этом, Жоан. Мы не поймем твоего отказа. И герцог Гандийский будет первым.
Микель Корелья не сказал более ни слова и не стал ждать ответа от своего друга, продолжавшего хранить молчание. Он попрощался и, прежде чем выйти на улицу, добавил:
– У тебя нет выбора. Ты должен присоединиться к войскам.
Жоан стоял на пороге лавки, наблюдая за удалявшимся доном Микелетто.
– Я знал, что они готовятся к войне, – услышал он тихий голос за спиной. Это был Никколо, который, казалось, знал обо всех событиях прежде, чем они происходили. – Они пойдут против семьи Орсини.
Флорентиец выглядел серьезным и озабоченным.
– На вас будут давить, требуя, чтобы вы присоединились к экспедиции, – продолжил он. – А когда вы согласитесь, в одном из боев шальная пуля попадет вам в голову. Или вам перережут горло. Герцог Гандийский прикажет убить вас.
– Откуда вы это знаете?
– У меня много друзей и знакомых. Я беседую с людьми, но больше слушаю, собираю новости, слухи, предположения… А выводы делаю сам.
Никколо замолчал и пристально посмотрел Жоану в глаза.
– А знаете, что хуже всего?
– Что может быть хуже?
– Когда вы почувствуете веревку, сдавливающую вашу шею, вам станет ясно, что это делает рука Микеля Корельи.
– Микель? Нет, нет, этого не может быть!
– Он еще не знает об этом, но герцог прикажет ему покончить с вами так, чтобы никто ничего не узнал. Как только что сказал вам сам дон Микелетто, он – солдат. И как бы ни было ему тяжело, он все равно подчинится приказу.
Наступило солнечное утро, был рыночный день – продавали ткани и прочие товары на Кампо деи Фиори, – и Анна с золовкой Марией решили прогуляться, чтобы сделать кое-какие покупки. Анна была счастлива: Хуан Борджиа не появлялся в лавке с тех пор, как во время их последнего разговора она сообщила ему о своей беременности. Похоже, уловка подействовала. Или, возможно, он слишком был занят подготовкой к походу с целью подчинения Орсини, который собирался предпринять несколько дней спустя. В любом случае уже достаточно долго она не видела волчью физиономию папского сына и надеялась, что война на много месяцев избавит ее от его присутствия.
– Хочу купить хорошей материи, чтобы сшить камзольчик для Рамона, – весело сказала Анна, обращаясь к своей золовке.
– Такому маленькому! – засмеялась Мария. – Он будет в нем умилительно смотреться. Мы с мамой можем сшить.
Анна была в замечательных отношениях со своей золовкой. Их разговоры обычно касались домашних и семейных дел, в особенности связанных с детьми, но Анна ценила их даже выше, чем утонченные беседы в лавке с высокородными дамами, во время которых они читали стихи Джакопо Саннацаро. Вспоминая те трагические события, через которые пришлось пройти Марии в жизни, Анна переполнялась нежностью по отношению к сестре мужа. Марии было всего четырнадцать лет, когда во время пиратского нападения на деревушку ее захватили вместе с матерью в плен. Тогда погиб ее отец. Позже она постоянно подвергалась насилию на рабовладельческом корабле, следовавшем из Бастии в Специю, и мать ничего не могла сделать, чтобы защитить ее. За этим последовали долгие годы рабства. Мария не только вынуждена была прислуживать в таверне, но и заниматься проституцией, к чему насильно принуждал ее хозяин. Ее двое детей родились как следствие этого. Она была ужасно худой и от всех шарахалась, у нее был боязливый взгляд побитой собаки. Мария была настолько забита, что умоляла брата умерить свой гнев и пощадить своего хозяина – ничтожного сводника, который давным‑давно должен был освободить ее от рабства.
За этот год, который она прожила на свободе, Мария неузнаваемо изменилась. Это была красивая женщина, сильная и пышущая здоровьем. Благодаря любви и вниманию, которыми окружила ее семья, она постепенно пришла в себя, вновь обрела свое человеческое достоинство. Никто, кроме членов семьи и поклонника, не знал о ее прошлом; Мария смотрела людям прямо в глаза, ходила с высоко поднятой головой, и ее лицо часто освещалось счастливой улыбкой. Но временами, когда она вспоминала весь тот ужас, через который ей пришлось пройти телом и душой в течение долгих лет, ярость овладевала ею, и она до боли сжимала кулаки, так что ногти впивались в ладони. Она старалась забыть лица всех тех особей мужского пола, которым вынуждена была подчиняться, и клялась себе, что никогда ни один мужчина впредь не дотронется до нее без ее согласия.
Рынок на Кампо деи Фиори был очень оживленным, здесь было выставлено на продажу множество тканей, и Анна с Марией проверяли на ощупь качество выложенных на одном из лотков тканей, как вдруг жена книготорговца почувствовала, как чья-то рука взяла ее за локоть.
– Пройдите с нами, синьора, – услышала она приказание.
Это сказал человек в черном, лицо которого было скрыто маской, и, хотя он говорил по-итальянски, в его произношении отчетливо слышался испанский акцент. Анне он был незнаком, но она мгновенно поняла, что это был один из каталонцев.
– Куда я должна с вами пройти?
– Вы все узнаете на месте.
– Оставьте меня!
Второй мужчина подхватил Анну под другой локоть.
– Подчиняйтесь! – холодно бросил он ей.
Мария вздрогнула. Она была осведомлена о домогательствах Хуана Борджиа к ее невестке и сразу поняла, что это все означало. Она представила себе, что папский сын собирался сделать с Анной, и в ней проснулись ярость и возмущение, о которых в свою бытность рабыней она даже не могла помыслить. Но сейчас эти чувства захлестнули ее.
– Отпустите Анну! – возмущенно крикнула она, вонзив ногти в предплечье одного из мужчин.
Этот субъект мгновенно отпустил Анну, повернулся к Марии и, не сказав ни слова, изо всех сил ударил ее в лицо. Удар был настолько сильным, что Мария упала навзничь на лоток с тканями. Увидев, что она не поднимается, тип снова подхватил Анну, боровшуюся с другим мужчиной, и они вдвоем потащили ее в противоположную сторону рынка. Жена книготорговца увидела, что там их ожидали еще двое мужчин в черном, лица которых также были скрыты масками, и у нее не осталось ни малейшего сомнения в том, кто за всем этим стоял. У нее не было выхода, но Анна решила бороться против этого бесчестия до последнего дыхания.
– На помощь! – крикнула она. – Помогите, пожалуйста!
Однако никто не пошевелился. Люди наблюдали за тем, как ее похищали, не предпринимая никаких действий. Вид этих личностей, бесспорно принадлежавших к клану каталонцев, останавливал их.
Анна боролась, сопротивляясь изо всех сил, но эти типы были во много раз сильнее ее, и она поняла, что им не составит никакого труда дотащить ее до нужного места. В то же время двое других негодяев расчищали дорогу и грубо расталкивали народ. Никто из обывателей не предпринимал никаких действий, чтобы защитить несчастную женщину.
Анна никогда бы не могла подумать, что Хуан Борджиа способен упасть настолько низко и опуститься до того, чтобы применить силу для удовлетворения своих прихотей. И более того – что его наймиты станут действовать открыто, среди бела дня, на глазах у людей, не обращая внимания на многочисленных свидетелей. Какой же наивной была она, когда думала, что сумеет остановить герцога, действуя учтивым и вежливым образом! Анна чувствовала одновременно ярость, страх и горечь. Ее муж, не раздумывая ни секунды, бросил бы вызов папскому сыну и рисковал бы своей жизнью, чтобы защитить ее честь. И вот этот мерзавец сейчас отнимет ее честь силой. Она снова закричала, хотя уже знала, что никто ей не поможет.