Страница 70 из 71
В компаниях рядовых о чем сейчас судачат? – говорит электромех, – Сколько выручил, какая машина, какая дача. Хвалятся, бравируют, не стесняясь. Без машины ты человек второго сорта!
– Наш камбузник теперь.
– Вот-вот. А порядочным, скромным людям в таких компаниях не уютно. Сидят в уголочке притихшие. А ведь они еще пытаются жить честно, по нормам морали, нравственности.
Второй наш механик все пытается подцепить и меня. Наверное, за мою дружбу с Криковым. Вычитает что-либо в газетке про Тюмень, ходят с умным видом, будто сам додумался, сам сделал открытие:
– А в Тюмени опять беспорядки творятся!
– Откуда известие?
– Да «Правда» в передовой впишет. А вы тут приехали наводить порядки! Что навели?
– Все еще впереди! – отвечаю.
Кажется, что-то дошло. Замолчал. Удивительно, как можно бравировать собственной глупостью?!
0 часов 50 минут. Последняя баня за этот рейс, Баня, баня. Жар парилки, прохлада предбанника – столик, скамейки, телефон, раковина. А когда-то! Когда-то в «застойные времена» стоял тут холодильник, набитый пивом и «газом». Тут накрывали стол и шел, говорят, гудеж целыми ночами. Попировали. Сейчас примолкли, смотрят, выжидают: а что из всего сегодняшнего получится? Притих последние дни и последний из могикан – второй механик, что работает здесь со дня спуска судна.
– Вот недавно пожаловался на меня стармеху! – говорит Криков, – Будто я не убрал в туннеле электрика битые лампочки. Посмотрел я, показываю стармеху: на цоколе битых лампочек обозначено – третий квартал 86-го года! А нас тогда не было. Замолчал.
Кидаем ковшик воды на горячие камни-голыши. Ух, баня, ах жарит!
– Сидим как-то в кают-компании за обедом. Разговариваем о том, что «Голос Америки» передал – у нас самое старое правительство в мире. Да, конечно, говорит помполит, им по семьдесят пять лет, что могут! А я с наигранной серьезностью произношу: «Что вы хотите этим сказать? Что оно неправильную политику ведет, да?» Помполит испугался: «Я этого не говорил!» «Как же не говорил!? Вы сказали, что им по 75 лет, значит, они неспособны». «Это провокация, прекратите». «Какая провокация? Все было ясно вами сказано!» Поверг его в смертельный испуг, во как бывало. А то сейчас после выступления Ельцина появились смелые рассуждения: обжираются черной икрой! Пусть обжираются, что им завидовать! Вот я счастливей их – тех, кто ложками ее хлебает, потому что раз, всего раз в жизни хлебал икру ложкой и запомнил на всю жизнь. Да у нас в Ленинграде, в 62-м году, икру, например, бочками продавали.
– Ну так в 62-м году многие из экипажа просто еще не родились на белый свет!
– Старые, однако, мы становимся, Николай Васильевич.
– Ну уж и старые – по сорок с хвостиком. В самом соку мужики! Поддадим еще. Сейчас бы веничек!
– Моя жена говорит часто: вы там на пароходе отдыхаете, ничего не делаете. Ходила она со мной в рейс от Мурманска до Игарки и обратно. Вот там я действительно ничего не делал. Судно новое да еще в подчинении у меня было два электрика.
– В Тикси лесом грузились?
– Нет, в Игарке. Там мы в ресторан без денег ходили.
Наберешь в сетку свежих помидоров, огурцов, килограмма три лука и идешь с этой сеткой в ресторан. Бросишь официантке, сидишь целый вечер за эти три килограмма. Да еще бывало кого из нас и домой к себе уведет ночевать. Как ведь женятся моряки? Чаще всего на последнем курсе училища. Бывает, что в день распределения на флоты! Получает назначение парень в какую-нибудь Тмуторакань, узнает, что там баб нет, идет на танцы, подсмотрит какую и тут же ей предложение. Бывает и по любви «с первого взгляда». Был у нас механик. Татарин. Хороший парень. Пришли из рейса заграничного, зашли сначала в Калининград. А после долгого рейса все девки королевами кажутся. Побывал он в увольнении, познакомился с одной. И женился. Расписались. Пока мы шли морем до Ленинграда, она поездом приехала. Поселил он ее у своей матери. Через неделю опять ушел в рейс и там задумался: а зачем она мне? Зачем женился? Вернулся из рейса, стал разводиться. Шум, скандал! Это сейчас просто. А тогда вызывают их обоих в суд, а она заявляет: он сегодня спал со мной, будет ребенок! Так раз за разом откладывали, пока ему не пришлось снять комнату, уйти из собственной квартиры. Она живет с матерью, а он в людях. И в рейс не пускают – она жалуется в пароходство. Ему говорят: принеси чистый паспорт, тогда отпустим. Вообще, я думаю, надо жениться на девушках из своей местности, города. Одинаковое воспитание, похожие привычки, чаще – общие интересы. Ну ладно, жена может какое-то время к тебе пристраиваться. А как почувствует силу, раскрепощенность, обязательно в ней выплывет то, что в ней было заложено. И ничем, повторяю, не исправить – разные люди.
25
Последние мили. Грустно все же. Я люблю море, моряков. Не верю в свою интуицию – это – да, может быть! – последние мои мили в составе морского экипажа. Был я дважды в Арктике, в Японии и Сингапуре, Малайзии и Таиланде, на Камчатке и в Индии. Эвон сколько стран прошли мы за нынешний рейс!
Драил я палубы – матросом, варил щи и делал гуляши – корабельным коком-поваром, крутил гайки и давал жизнь моторам – механиком, писал стихи, повести и рассказы – воспевал море, моряков, не чуждался романтики. И вот – последние мили.
Дружил настоящей морской дружбой со многими парнями. Кого-то не любил, кто-то не любил меня. Но у нас была общая любовь – море!
Что сейчас творится там, в верхах, нами мало ведано. Но интуиция мне подсказывает, что не все там ладно и ждать нам много печальных перемен. Нужны ли будут русскому флоту его поэты? Не знаю.
И вот стоим на мостике с капитаном-наставником Евгением Александровичем Синцовым и говорим об очень уж прозаических, но морских делах.
–.Мы, собственно, забежали вперед с сокращением экипажей, говорит Синцов, – условий для этого не было и пока нет. Моряки ведь должны только водить суда, все остальное – ремонт, покраска – должен обеспечить берег. А на берегу, как говорят, ни у шубы рукав, условий для обеспечения флота мало.
Идем мимо острова Готлин, где на камнях разбитый наш советский пароход «Кура»
– Что с ним случилось?
– Вот результаты переработки! Все уснули. Судно шло из Ленинграда. На мостике была вахта старпома. Врезались в камни на полном ходу. А все потому, что на берегу, в порту, некогда было отдохнуть. У нас есть горькая шутка: «Отдыхать будем в море!» Есть и приказ Министра, по которому капитан может остановить пароход, если все устали, стать на якорь, всех отправить спать. Но пока никто этим приказом не воспользовался. Все спешат делать план!
– Была два месяца назад паника в Министерстве: собирались сократить 400 человек управленцев.
– Да, была. Но сейчас нашли выход: сократили одни отделы, создали новые. Так что никто не пострадал!
Час ходу до Кронштадского буйка. Скоро Ленинград.
Иду к Крикову. Нахожу его на палубе. Он загадочно улыбается:
– Хочу подкинуть историю для размышления. Приглашают дворника на рюмку водки. Он выпивает: спасибо, барин! И кланяется. Нечто похожее есть сейчас у нас: приглашают не за свой, за общественный счет, а благодарность, как барину. Можно руководствоваться высокими идеалами, но можно ли побороть, перевоспитать психологию человеческую, когда в обществе есть все условия для вызревания низменных наклонностей, бюрократии и барства.
– Вы что-то веселый сегодня и философичный, Виктор Иванович!
– А что? Веселюсь. Тут недавно прибежал ко мне второй механик и кричит: на электрощите парового котла – пожар, немедленно в машину!
– Что? Действительно горело?
– Ничего не было, все проверил!
– А для чего паника?
– Такие уж люди имеются, чтоб другого во что-то ткнуть носом, даже необоснованно, чтоб самому остаться в белом фраке.
И все же хороший народ вы, моряки!
Ленинград – Европа – Южная Америка – Тюмень.