Проездом

— Лишняя комната здесь есть, но недостает кое-чего: кроватей, например, умывальных столиков…

— А сколько кроватей нужно? — спросила Вера Ивановна.

— Две: одну для этой дамы, другую — для ее горничной.

Он мог бы, вместо слов: «этой дамы», сказать: «для моей невесты» или что-нибудь в этом роде, но не чувствовал уже надобности в таком обмане, хотя тут не было бы большого обмана: Леонтина считала себя его невестой, и теперь более, чем когда-либо.

— Я с удовольствием, Вадим Петрович.

— И вы можете это все закупить в один день?

— Зачем же покупать? — возразила она. — Можно будет достать напрокат где-нибудь на Сретенке или в городе.

Она что-то такое соображала, и выражение ее лица в эту минуту очень ему нравилось.

«Славная девушка, — думал он, — дельная и кроткая!»

Дельная и кроткая! Два свойства, которых он совсем не видал в своей подруге. Его француженка была жадна на деньги, экономничала в пустяках, но тратила зря на туалеты, не спросясь его, покупала часто плохие процентные бумаги и глупо играла ими на бирже. И от впечатления кротости в женском существе он совсем отстал, живя в Париже; не замечал его решительно нигде, разве на сцене, в пьесах, в игре сладковатых и манерных наивностей.

— Сколько же вам на это нужно денег, Вера Ивановна? — весело спросил он.

— Сразу я не могу сказать, Вадим Петрович… Позвольте мне съездить, узнать… Вам на много времени?

— Да как это сказать? Если мое, лечение пойдет хорошо… доктор обещает, что через две недели я буду совсем на ногах… Во всяком случае, надо на месяц.

— Ну, вот и прекрасно! Поживете у нас, — сказала Федюкова и ласково поглядела на него.

— Но у меня есть еще другая к вам просьба… Если она вам не понравится, вы откажите.

— Что такое? — с живостью спросила она.

— Лебедянцев теперь так расстроен, что на него рассчитывать я не могу… Не будете ли вы так любезны встретить приезжих на вокзале? Вы говорите по-французски… А то они совсем потеряются.

— Я с удовольствием…

Вадиму Петровичу во время разговора пришла эта комбинация: послать Федюкову навстречу Леонтине, так, чтобы она сразу сделалась ей необходима. Это отведет всякие подозрения и устранит на первых же порах ненужные разговоры. Вместе с тем он покажет этим, что особу, едущую из Парижа, принимает он как порядочную женщину, а потом все уладится.

И когда Вера Ивановна, почитавши ему с полчаса, отправилась по его поручению, ему было приятно сознавать, что он не один в Москве, что около него есть молодое существо, на которое можно будет опереться в неизбежной борьбе с парижскою подругой.

X

Было уже около одиннадцати часов утра… Вадим Петрович сидел на кушетке с ногами, укутанными толстым пледом. По комнате вдоль и поперек ходил Лебедянцев. Через полчаса должна была вернуться с железной дороги карета, в которой поехала встречать Леонтину Вера Ивановна.

Посещению приятеля Стягин обрадовался, расспрашивал его о болезни жены, попенял за то, что тот с ним церемонится, предложил ему занять у него.

— Все обойдется, — говорил Лебедянцев, прихлебывая чай, — доктор обнадеживает…

Но он больше уже не хихикал. Видно было только, что ему не хочется говорить о своих стесненных обстоятельствах.

— Однако, — почти обиженным тоном возразил ему Стягин, — пора тебе подумать о более прочном положении. Я, братец, ничего не знаю хорошенько ни про твою службу, ни про то, что ты получаешь.

— Какой же толк будет, если я начну тебе изливаться? — заговорил опять обычным шутливым тоном Лебедянцев. — Моей судьбы ты устроить не можешь; связей у тебя в России нет, да и я не гожусь в чиновники. Приехал ты сюда, чтобы ликвидировать; стало быть, вот поправишься, все скрутишь и — поминай как звали! Больше мы с тобой на этом свете и не увидимся! В Париж мне не рука ехать…

— Ликвидировать, ликвидировать! — повторил Стягин, и это слово почему-то ему не понравилось. — Еще не так скоро это сделается. Во всяком случае, тебе стыдно со мною церемониться. Все, что могу…

— Об этом после, — перебил его Лебедянцев и присел к столику, стоявшему около кушетки. — А ты вот что мне скажи… Только уговор лучше денег: коли это щекотливый вопрос, так и не нужно…

— Что такое? — оживленно спросил Стягин.

— Эта барыня, что сейчас приедет… Я ведь, не знаю, ты со мной переписки не вел… Она на каком положении?

Стягин немножко поморщился и выговорил суховато:

— Хочешь французское слово?

— Говори, коли по-русски нет подходящего.

— Это то, что французы называют un collage.[17]

— Понимаю… И длится давненько?

— Да, уже лет десять.

— Стало быть, подходите друг к другу… Вот и в Россию поскакала… это все-таки доказательство привязанности.

— Не знаю, — протянул Стягин.

— Неужели один расчет? А я было, признаюсь, думал, что ты и ликвидировать-то хочешь, чтобы конец положить… и законным браком.

— Она не откажется. Только ей во Франции еще нельзя, как разведенной жене, вступать в новый брак раньше трех лет.

— Так вот оно что!.. Да ведь если ты на ней женился бы по французскому закону здесь, в России, — это будет недействительно. Тогда и в самом деле следует ликвидировать, все обратить в деньги. А жаль, любезный друг, что ты так торопишься… безбожно продешевишь все. Имение прекрасное. И дом этот, если за него взяться, переделать на несколько квартир и на дворе выстроить большой жилой флигель, — доход хороший!

— Об этом мы потолкуем, — сказал Стягин. — Я, в самом деле, кажется, слишком заторопился. Вот и с тобой толком не посоветовался, а ведь у тебя должна быть масса практических сведений. Ты и по городскому хозяйству служил…

Стягин не договорил и, повернувшись лицом к приятелю, спросил его:

— Ты за Веру Ивановну на меня не в претензии?

— По какому поводу?

— Да вот что я послал ее встретить Леонтину? Она, кажется, девушка без предрассудков. Я дал ей понять, что жду женщину, близкую мне… как бы это сказать?..

— На правах жены, что ли? — подсказал Лебедянцев.

— Пожалуй.

— Этак бы лучше и назвал. Какое кому дело здесь-то добираться — законная она жена или нет? Если хочешь, я Вере Ивановне так и представлю дело… Она действительно без предрассудков…

— И все-таки, как бы не обиделась! — с видимою тревогой выговорил Стягин. — Боюсь, что выйдет путаница: ведь они друг друга не знают… Я ей показал портрет, описал фигуру и лицо горничной…

— Вера Ивановна узнает их… Только как же ты, Вадим Петрович, думаешь оставить ее при себе в чтицах?

— Я бы очень желал.

— А твоя… сожительница как на это взглянет? — спросил Лебедянцев и тихо рассмеялся.

— Я не знаю! Но ей самой присутствие такой девушки полезно… если Вера Ивановна будет так любезна — поездить с нею по городу; да и мне, пока у меня еще в руках ревматическая опухоль, всего приятнее было бы воспользоваться ее услугами.

— У тебя теперь будет даровая чтица.

— Кто? Леонтина? Меня ее манера читать раздражает.

Стягин посмотрел на часики, стоявшие около его изголовья, и позвонил.

— Левонтий Наумыч, — сказал он вошедшему старику, — все ли теперь готово к приему барыни?

Слово «барыни» Стягин выговорил без запинки.

— Все, батюшка, Вадим Петрович. И девушка здесь находится с раннего утра.

Наумыч нанял накануне горничную для исполнения черной работы. Сам он принарядился и, вместо долгополого пальто, надел сюртук, хранившийся у него в сундуке, старательно причесал волосы и лишний раз выбрился. Он догадывался, что барин ждет не жену, а просто «сударушку», но говорил о ней, как о настоящей барыне.

— Стол накрыт, там, в большой комнате? — спросил Стягин. — И к завтраку все готово?

— Как же, батюшка. Кофей, масло, яйца всмятку, котлеты жарятся. Все в аккурате. Да вот, никак, и они пожаловали…

Левонтий, хоть и жаловался, что туг на одно ухо, однако, расслышал звук колес по подмерзлой мостовой. Санный путь еще не стал, и на дворе была резкая, сиверкая, очень холодная погода.

17

Un collage — здесь: прочная интрижка (фр.).