Страница 27 из 29
— Куда вы? — испуганно спросила Соня и покраснела. — Простите…
— Я на тебя не в обиде, — усмехнулась Жанна. — Не беспокойся, я не Иеремия, чтобы сводить с вами счеты за свое поражение. Проиграла — значит проиграла. Можете наслаждаться своим счастьем, по крайней мере, до завтрашнего дня. А меня ждет свидание с капсулой цианида. Прихватила для других, потом, когда эти объявили про контактное убийство, решила, что прихватила зря. Оказывается, нет, пригодилась!
— Может, не надо?.. Простите… я понимаю, это не мое дело, но все-таки… самоубийство — это как-то… — пунцовая Соня окончательно стушевалась.
Жанна с трудом подавила желание расхохотаться.
— Господи, крошка, каким все-таки ветром тебя сюда занесло? Не переживай за меня, подумай лучше о себе. Я от души желаю тебе выбраться живой из этой переделки, но, по-моему, шансов у тебя совсем немного. Если хочешь утешить меня напоследок, пообещай, что выполнишь мою просьбу. Пожалуйста, не приноси себя в жертву. Ни один мужчина на свете этого не стоит.
Выхода нет?
Частью сознания Василий понимал, что внимательно слушает Жанну, задает ей новые и новые вопросы вовсе не потому, что его так уж интересует правда. Просто он как мог оттягивал минуту, когда она встанет и уйдет, оставив их с Соней вдвоем. Эта неминуемо приближающаяся минута страшила его так, как не страшило ничто и никогда в жизни.
Василий не допускал мысли, что Соня молча уйдет, как только разговор с Жанной закончится. Да он просто не имеет права ее отпускать — хотя бы из соображений ее собственной безопасности. Какие у него гарантии, что Соня не наложит на себя руки? Никаких. Он на ее месте, скорее всего, так и поступил бы. А значит, ему необходимо найти слова, какие-то доводы… Но, силы небесные, какие могут быть доводы? Она же теперь не поверит ни единому его слову! И все равно он должен попытаться. Если не получится убедить, то хотя бы удержать ее около себя. До полуночи. А потом…
О «потом» Василий думать не хотел. Как, впрочем, и о предстоящем разговоре. И тянул, тянул время, задавая Жанне все новые вопросы. Но минута, которой он так боялся, все равно настала. Жанна закончила свой рассказ, метнула напоследок парфянскую стрелу о недостойных мужчинах, и ушла, оставив Василия с Соней наедине.
Он никак не мог заставить себя повернуть голову и посмотреть на нее. Что он ей скажет? Как начнет этот невозможный разговор? «Прости, малыш, я не хотел, чтобы так получилось»? «Я люблю тебя»? «И все-таки у нас были две ночи и целый день счастья»? Любая фраза, рождавшаяся в его усталом мозгу, казалась нелепой или неуместной. А время шло. И, чем дольше длилась пауза, тем труднее было начать. Василий с отчаянием подумал, что пройдет еще пара минут, и Соня уйдет. А он так и не знает, чем ее удержать. Не силой же, в самом деле!
И тут заговорила сама Соня:
— Я все понимаю, кроме одного: почему ты предложил мне поселиться вместе? Все объяснения, которые приходят в голову, либо пошлы, либо ужасны. И ни одно из них тебе не соответствует.
Василий ответил не сразу.
— Я не очень отдавал себе отчет в том, что делаю. После того судебного заседания ты выглядела такой потерянной, несчастной и беспомощной… как брошенный ребенок. Мама с детства внушала мне, что слабых нужно защищать. Тем более девочек. Я старался никогда не огорчать маму, поэтому до сих пор в некоторых ситуациях действую почти рефлекторно — до того, как успеваю подумать, — тут он, наконец, отважился посмотреть на Соню.
Почувствовав его взгляд, она подняла голову и сказала:
— Почему ты смотришь так виновато? Я благодарна тебе. Если бы не ты, я, наверное, не пережила бы той ночи — ну, после первого судебного заседания. А может быть, и самого заседания не вынесла. Но главное не это. Если бы не ты, я так и не узнала бы, что значит полюбить…
— А я уверен, — мрачно проговорил Василий, — что мы с тобой могли бы быть счастливы, правда, не знаю, как выразить это, чтобы не показаться глупым или банальным… Просто нутром чувствую, что мы подходим друг другу… В общем, без банальностей не получается. Я люблю тебя, Соня… Кстати, а как тебя зовут по-настоящему?
— Ты имеешь в виду — по паспорту? Елизавета. Но мне мое имя никогда не нравилось.
— Почему? Лиза — красивое имя. Мягкое, очень женственное. А почему — Соня?
— Это самое ласковое из моих домашних прозвищ. Кроме того, в восьмом классе мы ставили на английском сценки из Кэрролла, и мне досталась роль Сони. Моя единственная минута славы. Теперь твоя очередь. Ваше имя, сэр?
— Сергей…
— А псевдоним откуда?
— Был у Леонида Андреева такой горемычный персонаж.
— Отец Василий? — мгновенно сообразила Соня. — Но ты не похож на верующего.
— Ну почему же? — он невесело усмехнулся. — Я верил в массу правильных вещей. Например, в справедливость. В мечту жизни, которая обязательно сбудется, если за нее бороться. В свою способность сделать жену счастливой. В ее порядочность. В свою порядочность. В сентенцию, утверждающую, что порядочные люди не подставляют друг друга. И в другую, гласящую, что безвыходных положений не бывает… А сейчас я готов поверить и в бога, если это хоть сколько-нибудь нам поможет.
Они надолго замолчали. Первой опять заговорила Соня.
— Я знаю, что ты задумал. Собственно, угадать несложно. Если вопрос стоит ребром: или ты, или я, можно не сомневаться, кого ты выберешь. Так вот, предупреждаю: ничего у тебя не выйдет. Я не стану в тебя стрелять. Ни за что!
— Маленькая моя…
— Даже не начинай. Я знаю наперед все, что ты скажешь. Чтобы убедить меня, тебе придется пойти до конца.
— Соня!
— Не кричи, не поможет. В конце концов, за кого ты меня принимаешь? За стерву, которая, пристрелив своего любовника, набивает карманы деньгами, а потом живет долго и счастливо? Я что, давала основания для подобных оскорблений?
— Прости… Я не подумал. Это от безысходности. Меня сводит с ума мысль, что ты погибнешь, а я ничего не…
Он вдруг осекся. Потом потянулся к ней и расстегнул ремешок видеокамеры. Соня поняла, помогла ему избавиться от его «глазка», и они, не сговариваясь, отцепили от ремней свои рации и вынырнули из-под брезента. Только отойдя на сотню шагов от лагеря, Василий снова заговорил.
— Знаешь, мне пришла в голову шальная идея… Погоди, не радуйся, я вовсе не уверен, что она сулит нам счастливое избавление. Но крохотный шанс дает Помнишь, тот мужик в плащ-палатке сказал, что в случае срыва игры они выставят у острова сторожевые катера? А запас продуктов у каждого из нас на месяц. Я тогда еще подумал: к чему тратить столько времени? Почему не выслать на остров рейд, который покончит с саботажниками за пару часов? А потом понял: высадка десанта слишком дорого им обойдется. Потому что трудно найти дураков, которые согласятся поохотиться на вооруженных до зубов и к тому же отчаявшихся людей. В таких условиях еще неизвестно, кто окажется добычей. Это и есть наш шанс. Стараниями Жанны игра заняла всего пять дней. Восемь на двадцать пять — получается двести. Поделить на два — нет, считая Жанну, на три — шестьдесят шесть. Значит, у нас на троих еды на шестьдесят шесть дней. Если немного ужаться, то можно дотянуть до восьмидесяти. А если ужаться хорошо, то и до трех месяцев. Три месяца дежурства у острова тоже выльются им в кругленькую сумму — продукты, топливо, плата сторожам, откупные пограничникам. Не исключено, что через месяц-другой они махнут на нас рукой и снимут наблюдение. Понимаешь, у нас есть шанс дождаться какой-нибудь случайной посудины, которая поможет нам покинуть остров. Нужно только срочно спрятать продукты — пока они не спохватились. Идем скорее к Жанне, может быть, она еще не успела проглотить яд!
Эпилог
Председатель и десять членов правления закрытого клуба «Кураж» (only for men) не отрываясь смотрели на экраны мониторов — довольно неуместное украшение на фоне благородных дубовых панелей и антикварной роскоши салона яхты «Тритония». Всего мониторов было девять, но работали из них только три — центральный и два нижних. Десять минут назад четвертая картинка (в правом углу квадрата) спазматически задергалась и застыла, явив зрителям путаницу веток и листьев на фоне серого неба. Еще через минуту этот экран погас, и уже ничто не отвлекало внимания присутствующих от последних двух игроков, оставшихся в живых.