Страница 13 из 29
Минус два
Мадонна злилась. И чувствовала себя несчастной. Поводов и для того, и для другого хватало.
Во-первых, обманутые ожидания. Когда Джокер предложил ей и Марго объединиться и расписал все выгоды такого союза, Мадонна едва не запрыгала от радости. Еще бы! Ее жлобское божество, отмеряющее удачу гомеопатическими дозами, вдруг расщедрилось на шикарный подарок. Теперь не нужно шарахаться от каждого куста, потеть от страха на общих сборищах, а после — выть от одиночества и неприкаянности. Союз — это сила! Втроем они мигом разделаются со всеми конкурентами — не тайком, так в открытую. Троим веселее: всегда найдется чем заняться и о чем потрепаться.
А что вышло на деле? Джокер вертится вокруг этой Снежной королевы, а на Мадонну — ноль внимания. Королева цедит слова сквозь зубы и глядит волком. Когда Мадонна на собрании вывела на чистую воду тихоню Сонечку — все честь по чести, не придерешься, — ни одна сволочь ее не поддержала. Козел спикер выдал какую-то дурацкую отговорку и попросту заболтал тему. А союзнички это проглотили и даже не пикнули.
Во-вторых, ее мучила бессонница. Вообще-то, проблемы со сном начались у нее давно, но до сих пор особенно не беспокоили. Стакан водки, пара таблеток веронала — и она в отключке. Только здесь, на острове, этот способ не годился. Она еще не свихнулась, чтобы валяться в полном отрубе, когда кругом шныряет киллер с удавкой. Нет, ей нужен сон чуткий, звериный, чтобы мозги успели среагировать на сигнал опасности, а рука — нащупать скорострельную игрушку в изголовье.
Мадонна нежно погладила новенький «Магнум», который, укладываясь, вынула из кармана куртки и аккуратно пристроила в узкой выемке между надувным матрасом и стенкой палатки.
После подписания договора игроков неделю мариновали в какой-то отвратительной дыре с голыми бетонными стенами и резиновыми полами. Впрочем, насчет других игроков Мадонна только догадывалась, впервые она увидела их здесь, на острове. Но лично ее заперли в конуре размером пять на шесть шагов и выпускали только в туалет, в душ и в подвал, где были оборудованы тир и подобие спортивного зала. Добрые дяди-организаторы предложили бедной сиротке взять несколько уроков по стрельбе и обучили простейшим приемам самообороны. И если с самообороной у Мадонны не сложилось, то со стрельбой дело сразу пошло на лад. Тренер не скупясь хвалил ее за скорость и меткость, а под конец даже намекнул, что из Мадонны получился бы настоящий профессионал. В общем, пока она бодрствует, ее голыми руками не возьмешь.
Она расстегнула спальный мешок и залезла в него.
Неожиданно, набирая силу, пошел дождь, и Мадонна под стук капель, сливавшихся в мерный шум, задремала.
Очнулась она от собственного резкого движения и обнаружила, что сидит на спальнике, прижимая к груди «Магнум». Сердце колотилось, как припадочное, и норовило выскочить из груди. Кругом — тишина. Рядом безмятежно сопел Джокер. Что же ее так напугало? Приснившийся кошмар? Или все-таки был звук — сигнал опасности, который она проспала?
Мадонна долго сидела неподвижно, напряженно прислушиваясь к тихим и, казалось бы, безобидным шорохам снаружи. Потом нащупала карман на стенке палатки, достала фонарик и посмотрела на часы. Ничего себе! Почти половина пятого. Она должна была заступить на дежурство больше часа назад. Почему же Марго ее не разбудила?
Мадонна обулась в кроссовки, расстегнула палатку, сунула пистолет в карман куртки и вылезла наружу. Обойдя с фонариком в руке небольшую полянку, на которой они разбили лагерь, осветила окрестные кусты и деревья и тихонько окликнула:
— Марго! Ты здесь?
Никакого ответа.
— Марго!
Снова тишина.
«Ну и дела! — Мадонна мысленно присвистнула. — Неужто наша мадам — киллерша? Понятно, почему она так старалась спровадить нас пораньше. Боялась не управиться за три часа: ведь сначала ей нужно было дождаться, чтобы мы заснули. То-то она так обрадовалась, когда мы полезли в палатку!»
Вдруг она заметила слабое свечение где-то за деревьями. Стараясь ступать как можно тише, Мадонна крадучись пошла на свет. Иногда замирала, прислушивалась и вглядывалась вперед, стараясь определить, что может быть его источником. Свечение было ровным, так что живой огонь отпадал. Но если это фонарь, то почему не перемещается? Чем занят человек, который его держит? Или не держит? Положил на землю? Но для чего?
«Чтобы выманить тебя подальше от стоянки, дура!»
Эта внезапная мысль так напугала Мадонну, что она развернулась и стремглав, не разбирая дороги и не заботясь о тишине, помчалась назад, к лагерю.
— Что случилось? — испуганно спросил Джокер, высунувший голову из палатки, когда она вновь выскочила на поляну.
— Марго пропала! Должна… должна была разбудить меня еще полтора часа назад и не разбудила. Я проснулась и пошла ее искать, а там… свет какой-то непонятный… не движется. Может, сходим вместе посмотрим? Одной страшно…
— Я сейчас, — голова исчезла, палатка осветилась изнутри, и вскоре Джокер выбрался наружу, вооруженный, как и Мадонна, фонарем и пистолетом. — Показывай, куда идти.
Через пять минут они нашли Марго. Она лежала с открытыми глазами на дне большой выемки и сжимала в руке ненужный уже фонарик. Вторая рука, залитая кровью, стискивала горло чуть пониже глубокой зияющей раны.
Ожидание
Ночь Василий провел без сна. К утру, когда веки отяжелели так, что впору было подпирать их пальцами, у него возникло искушение разбудить Соню и передать ей вахту. Но удержался, пожалел девчонку. Очень уж тревожно она спала — металась, вскрикивала, бормотала что-то жалобное. Пускай уж отдохнет, сил поднакопит.
Хотя, говоря по совести, эта его неожиданно проснувшаяся тяга к опеке нелепа и даже вредна. Ни ему, ни самой Соне ничего хорошего она не принесет. Шансов у девчонки никаких. Днем раньше, днем позже, но ее все равно убьют. В каком-то смысле, чем раньше, тем лучше. Меньше настрадается. Ведь по сути он ничего не сможет изменить, разве что встать между ней и убийцей и умереть первым. Но это жестоко — привязать девочку к себе, а потом погибнуть. Ну зачем он поддался дурацкому порыву?
Впрочем, дурацкие порывы — его фирменное клеймо. И не только порывы. Даже взвешенные его решения в итоге оказывались ошибочными. Говорят, каждый человек обязательно обладает каким-нибудь талантом. Василий знал за собой только один: совершать ошибки. Он так и называл себя мысленно — гений неверных решений.
Началось это еще в раннем детстве. Василий жил в Тушино, и окна их дома выходили на Тушинский аэродром. Мать говорила, что его с двухлетнего возраста невозможно было оторвать от окна — он стоял на подоконнике целыми днями, как приклеенный, а к пяти годам уже твердо знал, что станет летчиком. К десяти знал о самолетах все, что только может разузнать мальчишка.
Но в восьмом классе у него обнаружили близорукость. Это означало, что дорога в летное училище для него закрыта. Никому не ведомо, как тяжело пережил он эту новость. Другие профессии его совершенно не привлекали. Жизнь стала казаться жестокой и бессмысленной. Правда, к выпускному классу ему все-таки удалось как-то справиться с разочарованием. Пусть ему не дано летать, зато он может конструировать самолеты. И Василий принял решение поступать в МАИ.
Институт он закончил в девяносто втором. Трудно представить себе более неудачный год для молодого самолетостроителя. КБ закрывались десятками. А те, что не закрылись, отправляли своих работников в бессрочный отпуск без сохранения содержания и сдавали освободившиеся площади новоявленным негоциантам, которым инженеры не требовались.
Но нужно было как-то жить. Василий увлекся дзен-буддизмом, устроился слесарем в автосервис, а чтобы не растерять специальных знаний и навыков, подрядился писать и чертить курсовые работы для студентов своей альма-матер.
Ожидание перемен длилось два года. А потом в дешевой кафешке, куда забежал перекусить в обеденный перерыв, он встретил свою будущую жену. Девушка, присевшая за его столик, была неправдоподобно, фантастически красива. Точеный нос, идеальные дуги тонких темных бровей, а глаза… Василий даже не предполагал, что они бывают такой глубокой, такой интенсивной синевы.