Стихи и сказки

Перчатки лайковые с бахромою; Перепоясанные тонкой шалью Из алого атласа шаровары; Сафьянные на задних лапах туфли, И на хвосте серебряная сетка С жемчужной кистью — так был Серый Волк Одет. И всех своим он обхожденьем Очаровал; не только что простые Дворяне маленьких чинов и средних, Но и чины придворные, статс-дамы И фрейлины[17] все были от него Как без ума. И, гостя за столом С собою рядом посадив, Демьян Данилович с ним кубком в кубок стукнул И возгласил здоровье новобрачным, И пушечный заздравный грянул залп. Пир царский и народный продолжался До тёмной ночи; а когда настала Ночная тьма, жар-птицу на балконе В её богатой клетке золотой Поставили, и весь дворец, и площадь, И улицы, кипевшие народом, Яснее дня жар-птица осветила. И до утра столица пировала. Был ночевать оставлен Серый Волк; Когда же на другое утро он, Собравшись в путь, прощаться стал с Иваном — Царевичем, его Иван-царевич Стал уговаривать, чтоб он у них Остался на житьё, и уверял, Что всякую получит почесть он, Что во дворце дадут ему квартиру, Что будет он по чину в первом классе, Что разом все получит ордена, И прочее. Подумав, Серый Волк В знак своего согласия Ивану — Царевичу дал лапу, и Иван — Царевич так был тронут тем, что лапу Поцеловал. И во дворце стал жить Да поживать по-царски Серый Волк. Вот, наконец, по долгом, мирном, славном Владычестве премудрый царь Демьян Данилович скончался, на престол Взошёл Иван Демьянович; с своей Царицей он до самых поздних лет Достигнул, и господь благословил Их многими детьми; а Серый Волк Душою в душу жил с царём Иваном Демьяновичем, нянчился с его Детьми, сам, как дитя, резвился с ними, Меньшим рассказывал нередко сказки, А старших выучил читать, писать И арифметике, и им давал Полезные для сердца наставленья. Вот напоследок, царствовав премудро, И царь Иван Демьянович скончался; За ним последовал и Серый Волк В могилу. Но в его нашлись бумагах Подробные записки обо всём, Что на своём веку в лесу и свете Заметил он, и мы из тех записок Составили правдивый наш рассказ.

Спящая царевна

Жил-был добрый царь Матвей; Жил с царицею своей Он в согласье много лет; А детей всё нет как нет. Раз царица на лугу, На зелёном берегу Ручейка была одна; Горько плакала она. Вдруг, глядит, ползёт к ней рак; Он сказал царице так: «Мне тебя, царица, жаль; Но забудь свою печаль; Понесёшь ты в эту ночь: У тебя родится дочь». — «Благодарствуй, добрый рак; Не ждала тебя никак…» Но уж рак уполз в ручей, Не слыхав её речей. Он, конечно, был пророк; Что сказал — сбылося в срок: Дочь царица родила. Дочь прекрасна так была, Что ни в сказке рассказать, Ни пером не описать. Вот царём Матвеем пир Знатный дан на целый мир; И на пир весёлый тот Царь одиннадцать зовёт Чародеек молодых; Было ж всех двенадцать их; Но двенадцатой одной, Хромоногой, старой, злой, Царь на праздник не позвал. Отчего ж так оплошал Наш разумный царь Матвей? Было то обидно ей. Так, но есть причина тут: У царя двенадцать блюд — Драгоценных, золотых, Было в царских кладовых; Приготовили обед; А двенадцатого нет! (Кем украдено оно, Знать об этом не дано.) «Что ж тут делать? — царь сказал. — Так и быть!» И не послал Он на пир старухи звать. Собралися пировать Гостьи, званные царём; Пили, ели, а потом, Хлебосольного царя За приём благодаря, Стали дочь его дарить: «Будешь в золоте ходить; Будешь чудо красоты; Будешь всем на радость ты Благонравна и тиха; Дам красавца жениха Я тебе, моё дитя; Жизнь твоя пройдёт шутя Меж знакомых и родных…» Словом, десять молодых Чародеек, одарив Так дитя наперерыв, Удалились; в свой черёд И последняя идёт; Но ещё она сказать Не успела слова — глядь! А незваная стоит Над царевной и ворчит: «На пиру я не была, Но подарок принесла: На шестнадцатом году Повстречаешь ты беду; В этом возрасте своём Руку ты веретеном Оцарапаешь, мой свет, И умрёшь во цвете лет!» Проворчавши так, тотчас Ведьма скрылася из глаз; Но оставшаяся там Речь домолвила: «Не дам Без пути ругаться ей Над царевною моей; Будет то не смерть, а сон; Триста лет продлится он; Срок назначенный пройдёт, И царевна оживёт; Будет долго в свете жить; Будут внуки веселить Вместе с нею мать, отца До земного их конца». Скрылась гостья. Царь грустит; Он не ест, не пьёт, не спит: Как от смерти дочь спасти? И, беду чтоб отвести, Он даёт такой указ: «Запрещается от нас В нашем царстве сеять лён, Прясть, сучить, чтоб веретён Духу не было в домах; Чтоб скорей как можно прях Всех из царства выслать вон». Царь, издав такой закон, Начал пить, и есть, и спать, Начал жить да поживать, Как дотоле, без забот. Дни проходят; дочь растёт; Расцвела, как майский цвет; Вот уж ей пятнадцать лет… Что-то, что-то будет с ней! Раз с царицею своей Царь отправился гулять; Но с собой царевну взять Не случилось им; она Вдруг соскучилась одна В душной горнице сидеть И на свет в окно глядеть. «Дай, — сказала наконец, — Осмотрю я наш дворец». По дворцу она пошла: Пышных комнат нет числа; Всем любуется она; Вот, глядит, отворена Дверь в покой; в покое том Вьётся лестница винтом Вкруг столба; по ступеням Всходит вверх и видит — там Старушоночка сидит; Гребень под носом торчит; Старушоночка прядёт И за пряжею поёт: вернуться

17

Статс-дама, фрейлина — придворные звания, которые давались знатным женщинам, приближённым цариц и королев.