Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12

Да и внутри самой службы прошлое Штальмана было несомненным плюсом. Как любая другая разведка, мы нуждались в хорошо изготовленных паспортах и других удостоверениях личности соответствующих стран. Для него ничего не было легче, чем раздобыть целый набор разных сортов бумаги или разыскать специалистов, которые владели почти вымершим искусством изготовления документов от руки, соблюдая при этом правила безопасности…».

Так начиналась карьера разведчика, которой «суждено было продолжаться тридцать пять лет». Следующий шаг в своей карьере в разведке Маркус Вольф изложил в мемуарах так:

«В нашем новом здании на Роландсуфер, в центре Берлина, я стал заместителем начальника отдела контрразведки, к которому до тех пор недоброжелательно относилось в министерстве госбезопасности. Руководил отделом Густав Шинда, обладавший многолетним опытом нелегальной работы.

Наша задача заключалась в проникновении в западногерманские спецслужбы. Это было легче сказать, чем сделать. Мы сидели вчетвером, не имея никакого представления о том, как, собственно, нам тягаться с разведслужбами, почти без ущерба пережившими крах Третьего рейха и возродившимися в Федеративной республике, как феникс из пепла.

Когда наш крошечный отдел контрразведки на рубеже 1951–1952 годов начал борьбу против западногерманских разведслужб, уже развернувшихся вовсю, географическое название «Пуллах», которое время от времени появлялось в печати, окутанное тайной, мало что говорило нам. Оно было символом неизвестного и, казалось, недоступного мира. День, когда мы стали хорошо ориентироваться в нём, был ещё далёк…».

В этом отделе Маркус Вольф приобрёл ценный опыт практической работы, который он сформулировал следующим образом: «…в разведке нельзя забывать о логике и позволять вводить себя в заблуждение, принимая желаемое за действительное… необходимо постоянно подвергать сомнению однажды высказанные мнения». Это, как говорится, азы разведывательной службы. Я полагаю, именно такие рекомендации давали первые советские наставники из группы Грауэра, принимавшие участие в помощи немецким друзьям при создании аппарата разведки ГДР.

С учётом активности работы контрразведок противника против КПГ новой разведке ГДР пришлось отказаться от практиковавшегося ею использования кадров разведки компартии Германии: «…вплоть до своего запрета КПГ была таким же табу для нашей службы, как позже её преемник – Германская коммунистическая партия».

Ситуация в разведке ГДР тем временем неожиданно изменилась, поставив Вольфа перед очередной необходимостью принятия теперь, можно уверенно сказать, судьбоносного (и не только для него одного) решения, поскольку внешняя разведка – это один из важных инструментов государственной власти, опосредствованно влияющий как минимум на общественную жизнь страны, а если разобраться в её роли глубже, то и на геополитику. Достаточно вспомнить, как по данным ЦРУ лидеры США развязали войну с Ираком, который якобы располагал ядерными средствами массового уничтожения. Ликвидировав режим Саддама Хусейна, их не нашли.

«Мы считаем, что ты должен возглавить службу»

В ГДР возникла необходимость срочной замены руководителя внешнеполитической разведки Антона Аккермана, для чего требовалась подходящая в политическом, профессиональном, а также и в других, кстати, хорошо сформулированных Дзержинским Ф. Э. отношениях и перспективная для этого поста кандидатура. Разумеется, она должна была устроить и советскую сторону. Руководство СЕПГ остановило свой выбор на кандидатуре Маркуса Вольфа.

Он сам изложил историю с назначением так:





«В декабре 1952 года меня вызвали к Генеральному секретарю ЦК СЕПГ Вальтеру Ульбрихту, который уже считался могущественнейшим человеком молодого государства. Я отправился в ЦК, не имея ни малейшего представления о цели вызова. Тогда здание ЦК находилось еще недалеко от Александерплац. В приёмной я получил пропуск, который охрана тщательно сверила с моим паспортом. Контроль не походил тогда на драконовскую проверку, введённую в последующие годы, да и внутренний вид здания не был даже отдалённо столь же впечатляющим, как позже в так называемом Большом доме на Вердершен Маркт. И всё-таки уже в ту пору, несомненно, чувствовался тот дух, та атмосфера, которым было суждено стать столь характерными для мира партийного руководства, обособленного от народа.

…Ульбрихт без обиняков, как ему и было свойственно, приступил к делу – без какого-либо вступления, без каких-нибудь замечаний личностного характера и не глядя на собеседника.

Так я узнал, что Антон Аккерман просил освободить его от руководства Внешнеполитической разведкой. По крайней мере, в данном случае Ульбрихт придержался принятых формулировок, добавив: «По состоянию здоровья». Конечно, я знал, что представления Аккермана о собственном немецком пути к социализму расходились с безусловной верностью Москве, свойственной Ульбрихту. Позже говорили, что Аккерман якобы был неосторожен в частной жизни, а это в пуританской атмосфере, характерной для ГДР того времени, должно было означать конец политической карьеры. Кроме того, секретом Полишинеля было то обстоятельство, что нападки Грауэра всё сильнее отравляли Аккерману его работу руководителя разведки. Озадаченно воспринимая эту информацию, я услышал, как Ульбрихт произнёс: «Мы считаем, что ты должен возглавить службу». Иными словами, по мнению руководства СЕПГ, мне, не достигшему ещё и тридцати лет, одному из многих в иерархии разведки и ещё более незначительному в партии, предстояло стать преемником Аккермана на этом важнейшем посту. На мой вопрос, через кого я должен буду поддерживать контакт с руководством, Ульбрихт ответил, что я подчинён непосредственно ему. Не прошло и четверти часа, как я снова оказался на улице и был всё ещё не менее озадачен, чем в кабинете Ульбрихта. В моей голове всё смешалось: уж очень обескураживало произошедшее. Если бы меня попросили назвать сильнейшее из охвативших меня тогда чувств, то, вероятнее всего, я бы вспомнил гордость. Гордость за доверие, которое мне оказала партия.

Я и сегодня не могу с уверенностью сказать, почему выбор пал на меня. Этому, пожалуй, могли содействовать мои хорошие отношения с Москвой и моё происхождение из семьи писателя-коммуниста, но на другую чашу весов должна быть положена моя почти полная неопытность в разведке. С другой стороны, Аккерман, несомненно, высказался в мою пользу, что не могло не повлиять на решение руководства.

Если сегодня меня спросят, как это я столь легко смог принять назначение на пост руководителя разведки, которая была частью того, что многим представляется аппаратом репрессий, то могу лишь ответить, что тогда я на это смотрел совсем не так и не мог смотреть иначе. Я вовсе не высказываюсь в защиту слепого повиновения, на которое столь охотно ссылались многочисленные попутчики гитлеровского режима после краха Третьего рейха. Принимая любое важное в своей жизни решение, я сознавал, что мог бы отказаться выполнять то, что от меня требовали, пусть и с неприятными последствиями, но без угрозы для жизни».

Старт взят

Дав согласие возглавить внешнеполитическую разведку ГДР, Маркус Вольф, конечно, исходил из того, что он может рассчитывать на поддержку и внутри службы. Именно этого он и добился.

За время своей работы в качестве одного из представителей советской разведки при Главном управлении «А» МГБ ГДР я увидел его команду в действии: это были уже опытные руководители подразделений и, естественно, единомышленники, которых сплотила и служба, и дружба.

Понятие «друг» у русских и немцев означает не одно и то же, в отличие от понятия «единомышленник». Если русский за друга готов «в огонь и в воду», то немец считает другом человека, которого он только лично хорошо знает. Поэтому, говоря о сподвижниках Маркуса Вольфа, я предпочитаю использовать определения единомышленники или соратники.

Начинали службу будущие члены команды нередко вместе, когда Маркус Вольф ещё был многим из них известен как преподаватель спецшколы, готовившей первых разведчиков ГДР.