Страница 12 из 32
Причём даже из поэтических былин видно, что их герои – деятели вполне централизованного государства. Впрочем, Киевская Русь выступает как единое государство со столицей Киевом (caput regni) и в летописных иностранных хрониках, например, – в польском латиноязычном средневековом источнике «Хроника Галла Анонима», относящемся к началу XII века.
В своё время в Советском Союзе чуть ли не в каждой третьей чайной висели васнецовские «Три богатыря»: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович – знаменитая русская былинная «троица», родившаяся в разных краях единой Русской земли.
«Малая» родина Ильи понятна уже из его прозвища – он родом из города Мурома, из села Карачарова. Илья, «тридцеть лет» просидевший на печи, – это образ той Руси, которая – по позднейшей характеристике Бисмарка – «долго запрягает, но быстро ездит».
Что же до Добрыни, то он имеет, скорее всего, реального исторического прототипа – дядю князя Владимира Святославовича, посадника новгородского, а затем воеводу киевского Добрыню. Упоминания о нём есть и в «Повести временных лет».
У Алеши Поповича – сразу несколько исторических прототипов.
И служат все трое, как и их ратные товарищи (а их в былинах упоминается до пятидесяти!) «красну солнышку» «ласкову князю Владимиру», что княжит в «красном Киеве-граде».
А ещё точнее – служат они русскому народу.
Сегодня русские былины читаются иначе, чем они читались десятилетия назад – в стабильные времена могучей Советской Руси. Сегодня возник вызов самóй исторической будущности Российского государства. И это заставляет нас по-новому посмотреть на идеи «богатырского» цикла русских былин.
Скажем, тот же Илья Муромец… Получив богатырскую силу, он купил «доброго коня», «завёл латы богатырския… купил палицу тяжёлую… седёлышко всё кипарисное…копьё вострое всё брузаменскоё», и – в отличие от классического рыцаря-искателя приключений западного образца – отправляется в стольный русский град Киев к Владимиру.
А там Илья обращается к князю с просьбой позволить «послужить-то верою-правдою… неизменною» «за божьи церкви соборныя… за монастыри спасеныя». То есть – за русский дух на русской земле.
Возьмём тему «богатырской заставы», характерную для русских былин. Вот что пишет на сей счет исследователь былин В.И. Калугин:
«Заставы богатырские… – не просто поэтический вымысел, плод народной фантазии, а отражение вполне реальной исторической действительности. Именно такие богатырские заставы веками ограждали Русь со стороны Дикого поля, первыми принимали на себя удары косогов, хазар, половцев, а позднее – языц незнаемых, были, по сути, военными крепостями, пограничными форпостами… Руси. И так было не только во времена Киевской и докиевской Руси, но и в более отдалённые, когда в Приднепровье проходили оборонительные линии праславян… – знаменитые “Змиевы валы”».
То есть, былинные богатыри, боевые соратники князя Владимира по защите Русского государства, это продолжатели традиций могучих праславянских племенных союзов, потомки легендарных поднепровских Кузнецов-змееборцев, боровшихся со страшным Змеем. И стоит ли нам, да и Европе, забывать, что потомки праславянских Кузнецов в XIII веке нашей эры заслонили от напора азиатского Дикого поля не только Русь, но и Европу?
Впрочем, от времён начальной русской истории – как истории начальной русской государственности, до времён этого цивилизационного подвига русского народа – невольного, но подвига, должно было пройти немало веков.
Глава 2. IX век – 1054 год: От Гостомысла и Рюрика к святому Владимиру
Не один век до наступления новой (нашей) эры, пра-русская история шла по вполне, казалось бы, однозначному пути, не имея не то что чётко обозначенных точек «бифуркации», но и вообще развилок и распутий. Поколение за поколением рождались, жили, восприняв опыт старших, накапливая и развивая собственный опыт, передавая его молодым… Затем одни старились и умирали, а жизнь племени, а с какого-то момента – объединения племён, а ещё с какого-то момента – уже и народа, продолжалась. Но перед чётко обозначенным историческим выбором восточные славяне не стояли – казалось бы…
Так ли это?
Вдумчивый анализ начальных веков прарусской истории, о которых мы знаем лишь по данным археологических раскопок, по искажённым сведениям восточных и византийских авторов, да ещё – из этнографических исследований народной культуры и преданий, позволяет взглянуть и на эти века под углом русских альтернатив, первая из которых возникла задолго до «рюриковых» времён.
У племенных общностей народов в те очень давние времена имелось две возможности – или жить там, где жили прошлые поколения, или искать лучшей доли за тридевять земель. Кто-то снимался с места, но кто-то так и оставался жить на земле пращуров. Об этом уже говорилось, но к этому аспекту истории народов имеет смысл вернуться…
К IV–VII нашей эры относят так называемое Великое переселение народов – этнические перемещения в пределы Римской империи. В конце IV века из Приуралья на запад двинулись гунны, переправившись через Волгу. Вместе с покорёнными ими аланами они прошли по землям готов в Северном Причерноморье, а потом эта волна покатилась – не в один, конечно, год и не в одно десятилетие, ещё западнее…
В VII веке на Балканы пришли южные славяне, но – не русские славяне…
Русские, восточные славяне, так и остались на землях, обжитых ими за тысячелетия. И это ведь тоже был выбор – первый, не определённый сжатыми временными рамками, но реальный исторический выбор на цивилизационном распутье.
Если уж гунны и готы двинулись на Рим с Урала и Дона, то с Днепра до Рима было ещё ближе. Тем не менее прарусские племена не изменили родным могилам, проявили истинный патриотизм в точном смысле этого слова, означающего «любовь к Родине».
Не лишне повторить: той силой любви к Родине, тем чувством рода, которые выказывали век за веком восточно-славянские народные массы – именно массы, не может похвалиться ни один другой народ мира… Националистические чувства – это совсем другое, они отгораживают один народ от другого. А патриотизм – из высшей сферы человеческих чувств, он рождает великую формулу любви к своей Родине при уважении к чужому патриотизму: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»!
Этот первый, растянувшийся на века, не зафиксированный ни в каких летописях, а отмеченный только в живых преданиях, исторический выбор русского народа – выбор неизменности любви к родной земле, и стал определяющим во всей последующей русской истории, развивающейся уже как история Русского государства.
А самым первым письменно зафиксированным русским распутьем (зафиксированным, так сказать, официально и документально – в летописной «Повести временных лет») стал выбор Русью той или иной верховной власти. И хотя на поверку этот «выбор» оказывается в системном смысле не существовавшим, а распутье – кажущимся, рассмотреть сложившуюся тогда ситуацию не только не помешает, а попросту необходимо…
Как известно, писанную историю Руси начинают с призвания на княжение в Новгород пресловутых варягов Рюрика, Синеуса и Трувора… Причём создатели так называемой «норманской теории» придавали акту призвания Рюрика гипертрофированное значение как началу российской государственности.
Первая (точнее – первая сохранившаяся) русская летопись Нестора – «Повесть временных лет», повествовала, «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первым княжить, и откуда Русская земля стала есть». Вот как раз с призвания Рюрика всё – по Нестору – якобы и началось…
За сложный в восприятии оригинальный древний текст, приводимый ниже, прощения у читателя не прошу – так писали наши пращуры. Однако напоминаю, что старорусская буква «ѣ» («ять») читается как «е», а твёрдые знаки ставились в конце слов, оканчивающихся на согласную, в русском правописании до 1918 года, когда это правило, вместе с буквами «ѣ» и «i» было отменено по решению Советского правительства.