Страница 2 из 11
Дидель. Я вас пока не оставляю. Я никуда не тороплюсь.
Мать. Зачем же тянуть, вы должны явиться немедленно. Если же вы решили пока не являться, то где вы предполагаете жить? Не будете же вы подвергать риску своего отца, свою мать. Поймите нас правильно, мы старые люди… Тем более что все может ограничиться домашним заключением. Это и гуманно и дешевле обойдется государству.
Дидель. Мне одно непонятно: нигде это не подвергается наказанию, нигде!
Мать. У нас маленькая страна. Если бы за рубеж уехали, скажем, шестеро, это составило бы почти десять процентов населения. Поэтому мы вынуждены наказывать то, что другие страны у себя терпят. Словом, там вам все объяснят.
Дидель. Нет, сейчас я не могу. Не сейчас…
Мать. Учтите, чем дольше вы будете откладывать, тем строже к вам отнесутся.
Дидель. У меня есть дело. Одна встреча.
Мать. Какая встреча?
Дидель. Мне надо увидеть Марту.
Мать. Только разочаруетесь. У нее уже что-то с сердцем, и что-то с печенью. Тут подросли такие девушки… Хотя, я и не отрицаю, у Марты доброе сердце.
Дидель. Это очень важно. Именно этого сейчас повсюду не хватает. Буквально во всех странах дефицит.
Мать. Ну, смотрите… (В окошко.) Марта! Зайдите к нам на минутку!
Голос Марты (из окошка напротив). Я градусник ставлю ребенку!
Мать. К нам приехал Дидель!
Марта. Что?..
Мать. Дидель приехал! Он хочет вас видеть!
Марта. Дидель?..
Мать. Никому она не ставит градусник и никакого ребенка у нее нет, только об этом не надо с ней говорить. Напрасно вы это затеяли.
В комнату вошла Марта. Увидев Диделя, она тихо вскрикнула и отвела лицо в сторону.
Марта. Не смотрите на меня.
Дидель. Сначала я думал о тебе плохо. Я вспоминал, как ты мучила меня.
Марта. Я позволяла вам так много. Почти все. Но в наше время все девушки были такими, не я одна.
Дидель. Какое мне дело до всех!
Марта. Но мы были чисты, у нас была девичья честь.
Дидель. Вспомните, вы были тоненькая, твердая, как палочка. Я говорил: «Обними меня».
Мать. Обнимите.
Дидель. Да, обнимите. И вы закидывали мне руки на шею. Мы обнимались так, словно ты хотела стать мною, а я хотел стать тобою.
Мать. Вы были слишком молоды для брака.
Дидель. У нас были бы дети. Маленькая девочка. Сейчас она была бы уже большая.
Марта. Вот это! Вот это главное, что мучает меня. У нас были бы свои дети! Я кормила бы их! Они сидели бы за длинным столом и кричали бы: «Мне! Мне!»
Мать. Вам пора идти, Дидель.
Марта. А как только вы отбудете наказание, вам сразу надо жениться. Сейчас у нас восемь девушек. И примерно три гораздо лучше, чем я была тогда… Я никому не скажу, что видела вас, а то спросят, почему я не сообщила. Вы сами должны явиться, тогда можно рассчитывать на смягчение. Но главное — мы должны быть отдельно. Вы отдельно и я отдельно. И условие — не смотреть в лицо, в глаза. Смотреть надо в сторону… (Не повернув к нему головы, скрылась за дверью.)
Мать. Вот вы и повидались.
Дидель лег на раскладушку лицом, вниз.
Подошла к отцу, который сидел неподвижно, уронив голову. Легонько толкнула его ладошкой.
Надо закончить. Нельзя бросать дело посередине. Смотрите, как некрасиво.
Отец поднялся.
По-моему, эти пятна лучше покрыть одним тоном. Скажем, желтым.
Отец (вяло). Всегда можно перекрасить обратно.
Мать. К прежнему всегда можно вернуться. Сравним — и перекрасим в лиловый. Помните?
Отец (приступая к работе). Или в красный. Если только не будет слишком кричать.
Мать (тоже приступая к работе). Если не будет слишком резать глаз.
Отец. Все же, когда она была синяя, смотрелось лучше.
Мать. Синяя смотрелась гораздо лучше.
Отец. Именно синяя, а не голубая.
Мать. Именно синяя, цвет речной волны…
Такая же комната — две раскладушки, портрет Королевы. Трое играют в города. Нетрезвый Луи, молоденькая девушка Дагни и Марта.
Луи. Париж.
Дагни. Женева.
Марта. Амстердам. (Она откликается не сразу, чем-то озабочена.)
Луи. Москва.
Дагни. Авиньон.
Марта (опять не сразу). Нью-Йорк…
Луи. Кострома. Дидель ожидал, что его появление поразит всех. Однако все, обернувшись к нему, лишь вежливо улыбнулись.
Луи. А, Дидель, привет. И опять на «а». А… А… Амстердам был…
Дагни. Моя очередь!
Дидель. Люлик!
Луи. Прошу прощения. Луи мое имя.
Дидель. Черт с тобой.
Луи. Я приехал! Не прикидывайтесь, что не узнаете меня!
Луи. Почему, я вас узнал. И полностью одобряю ваше решение вернуться на родину. В родные края. Присоединяйтесь, играем в города.
Дагни. Моя очередь. Аддис-Абеба.
Луи. И опять на «а». Братцы, что это вы, как нарочно. Алупка.
Марта. А… Дагни. Что с вами?
Марта. Я проиграла.
Дагни. Стоит ли убиваться. Столько городов на «а». Алма-Ата, Армавир.
Луи. Арарат…
Дагни. Арарат — гора.
Луи. Ладно, прервемся. А то Диделю, наверное, скучно. Он, пожалуй, лично объездил все эти города.
Дагни. Сознайтесь, Дидель, дома-то лучше? Сознайтесь!
Луи (косвенно предупредил). Дагни у нас дочка члена парламента.
Дагни. Зачем это вы? На что намекаете?
Луи. Стоит сказать слово, как в этом видят намек, то и дело! Все время на что-то намекаю. И только я. Почему!
Дагни. Потому что вы научный сотрудник. У вас каждое слово продумано… Тогда как научным сотрудникам как раз обижаться не на что. (Диделю.) У нас самый большой процент научных сотрудников на душу населения. Один сотрудник на шестьдесят семь человек. А в Берунди вообще ни одного, так что мы по-прежнему впереди.
Появился ее отец, Понтус.
Дидель (рад встрече). А это — узнаю. Пон-тик!
Понтус (добродушно). Да, все тот же надежный, верный Понтик. Понтус мое имя. Звезд с неба не хватает, но по всем общественным дисциплинам крепкие четверки, по родной речи обеспеченная тройка… А это, значит, наш заблудший Дидель. Родной язык-то не забыл?
Дидель. Как видишь.
Понтус. А я тем временем, как говорится, времени не тратил. Удостоился всенародного избрания в этот, как его… высший орган, парламент. Один из трех крепких ребят, так сказать Несем по очереди вахту. Один, как говорится, несет; двое, как говорится, отдыхают. (Весело осведомился.) Ну, так о чем у вас тут? Все дискутируете?
Луи. Вот, сравниваем. У нас, как говорится, и у них, так сказать, в Берунди. Сравнение далеко не в их пользу.
Марта (благонравно). У нас самый высокий процент стоклеточных шашистов. Раньше был один шашист, теперь он научил играть своего сына.
Дагни. А мы говорим: Берунди, Берунди…
Луи. Кто говорит? Никто не говорит.
Дагни. Я сказала в том смысле, что — говорят. Вообще говорят.
Понтус. Могу поделиться, так сказать, государственной тайной. Намечено расширение раскладушечной промышленности. Максимум, как говорится, через год Берунди по количеству раскладушек на душу населения будет да-а-леко позади!