Страница 36 из 66
Геннадий подошел к окну и тут только заметил Юрия.
Он сидел ссутулившись на скамейке и глядел на плот, совсем не замечая остановившегося рядом с ним Геннадия.
Вдруг Юрий зашевелился, и Геннадий, боясь, как бы он не оглянулся, перевел взгляд на окно.
Приближался ответственный момент. Надо было так рассчитать и так выровнять длинный плот, чтобы он прошел через пролет, словно натянутая струна.
Если же хоть одно челено налетит на каменный бык, крушение неминуемо. Тотчас начнут лопаться счалы, и по кипящей воде в хаотическом беспорядке валом повалят бревна…
Особенно сложна проводка плота под мостом в ветреную погоду. Тогда трудно сдерживать и выравнивать плот в пролете. А нынче с рассветом, как назло, снова поднялся ветер.
Сильная машина «Сокола» работала на полную мощность. Пароход старался завести переднюю часть плота навстречу свежему, напористому ветру, дувшему из-за Волги. Малыш «Уралец», ночью сопровождавший «Ульяновца», теперь помогал «Соколу». Упершись носом в корму плота, он толкал его против ветра и то и дело жалобно гудел, точно говорил: «Слабова-ат я! Слабо-ва-ат!»
Середину длинной гибкой ленты плота никто не сдерживал, и озорной степной гуляк сносил ее, образуя выпучину. А вот плот уже стал похож на непомерно огромный деревянный серп.
Тараща испуганные глаза, Геннадий оглянулся назад.
Мост надвигался. Все ближе и ближе белые высоченные устои. Натыкаясь на каменные быки, вода бесилась и, разбрасывая хлопья пены, устремлялась в пролеты.
Сердце у Геннадия сжалось щемящей болью, в спину кто-то дохнул холодом, и он почувствовал себя так, точно ему сейчас предстояло прыгнуть с отвесной скалы в пропасть. Не в силах больше глядеть на мост, Геннадий перевел взгляд на плот с тайной надеждой увидеть его уже выровнявшимся и прямым. Но плот по-прежнему плыл изогнутым серпом. Что же теперь произойдет?
Геннадий не помнил, как он присел на скамейку, как положил на плечо Юрия руку.
— Юрка, — шепнул он и в ту же секунду осекся, отдернув руку.
Юрий даже не оглянулся. Но, быть может, он тоже волновался и ничего не слышал?
Всех находившихся в рубке оглушил раскатистый гудок. Это капитан давал приказ плотовой команде.
«Опускайте лоты, опускайте лоты!» — настойчиво требовал он, размахивая флажками.
Потом последовали новые гудки. Теперь они касались малыша «Уральца»:
«Подойди к середине плота и выжимай выпучину!»
Стоило опустить лоты, и плот затормозился, начал медленно вытягиваться. А послушный «Уралец», ткнувшись носом в среднее челено, тоже помогал плоту принять нужное положение. И едва плот вытянулся в линейку, как «Сокол» вплотную подошел к мосту.
Казалось, пароход стоял на одном месте, а великан мост сам надвигался на него. Громыхая колесами, по мосту несся товарный поезд. Нескончаемой вереницей замелькали красные вагоны. Через все судно медленно проплыла узорчатая тень от фермы, и «Сокол» поравнялся с устоями.
Внизу бурлила вода, над головой все еще перестукивали колеса вагонов, и вокруг стоял такой грохот и гул, что оторопь охватывала.
— Видел? — снова забывшись, спросил Геннадий Юрия, когда «Сокол» вышел из-под моста.
— Да это что, — сказал тот, — пароход всегда свободно пройдет, а вот как плот…
И он замолчал.
Геннадий прислонился горячим лбом к прохладному стеклу окна.
Только вот сейчас между устоями показались первые челенья плота. Он шел по самой середине пролета. Когда передняя часть плота миновала мост, «Сокол» тотчас изменил курс, став грудью против ветра. Первая половина плота изогнулась, зато средняя его часть тоже пошла по самому центру пролета. А в это время увертливый «Уpaлец» приблизился к мосту и втолкнул в пролет корму. Еще миг — и уже весь плот был вновь на просторе.
— Ну, видели, как надо проводить плоты под мостом? — заговорил Агафонов, обращаясь к практикантам.
Вдруг в рубку вошел Глушков. Геннадий и Юрий вскочили, торопливо одергивая помятые гимнастерки.
Капитан курил папиросу, затягиваясь не спеша и так же не спеша выпуская изо рта тонкие струйки голубоватого дыма.
— В десять производственное совещание, — сказал он, мельком глянув на часы. — Обсудим предложение о коротком тросе. Ты, Михаил, сделаешь информацию.
— А может быть, вы доложите, Сергей Васильич? — спросил Агафонов.
— Предложение твое, и ты уж сам познакомь с ним. — Капитан повернулся к практикантам и, скрывая улыбку, полушутливо добавил: — А вам, волгари, не мешает часик-другой доспать.
Глаза у него по привычке были прищурены, и от них лучиками разбегались морщинки.
Глушков не спросил ребят, почему они так рано поднялись, но и Юрий и Геннадий по выражению его глаз видели, что он все знает, что он доволен ими.
Скрипнула и отворилась дверь, и на пороге появился радист Кнопочкин с наушниками в одной руке и листочками зеленоватой бумаги в другой. Прихрамывая, он подошел к Глушкову и сказал:
— Радиограммы… сразу три!
— С Камы и Енисея. Команды плотоводов «Чкалов» и «Шторм» поздравляют с большим рейсом. — Капитан смущенно хмыкнул и торопливо спрятал листки в карман.
Третья радиограмма была от чапаевцев.
С командой плотовода «Чапаев» сокольцы соревновались уже не первый год.
— Хорошо! Совсем хорошо! — негромко, как бы для себя, сказал Глушков, читая эту радиограмму. — Апрельско-майский план выполнили на сто тридцать три процента. И все-таки выходит…
— Обогнали мы их! — подсказал Кнопочкин, сверкая синеватыми белками. — У нас сто сорок пять. А в июне, Сергей Васильич, и подавно не угнаться чапаевцам за нами. Доставим этот плот на стройку…
— Рано гадаешь, — перебил капитан радиста и скользнул по его лицу неодобрительным взглядом. — Доставить еще надо… А как нога?
— Да ничего, Сергей Васильич, подживает!
Собираются тучи
Кажется, и спал-то Юрий после Ульяновского моста не больше часа, но зато сколько светлых, радостных снов приснилось ему за это время! И, проснувшись, он почувствовал себя так, словно умылся прозрачной водицей из лесного студеного ключа.
Юрий совсем не хотел думать о Жене. Но странное дело — мысли о ней все чаще и чаще приходили в голову. Она даже приснилась ему. Они стояли на высоком берегу, взявшись за руки, и Юрий ощущал, как в кончиках Жениных пальцев стучит горячая кровь.
Все это утро, что бы Юрий ни делал — писал ли письма матери и дяде Пете, присутствовал ли на производственном совещании, на котором было одобрено предложение Агафонова, ездил ли с Михаилом на плот подготовлять новый, уменьшенный на одну треть трос, — его не покидало светлое чувство ожидания какой-то большой несбыточной радости. Возвращаясь с плота на судно, Юрий вспомнил о весле.
«Эх, забыл утром покрасить!» — подумал он с сожалением и решил без промедления заняться этой работой.
Он поднялся на корму «Сокола» раньше всех, подошел к пролету, то и дело подныривая под развешанное на веревках белье, и вдруг увидел весло, приставленное к стене камбуза. Оно поблескивало не высохшей еще краской. Это было его весло. Кто-то уже все сделал за него. Но кто же?
Не торопясь, Юрий придирчиво осмотрел со всех сторон зеленое весло с красной лопастью. Весло было покрашено старательно, так, как сделал бы это сам Юрий, а быть может, даже и лучше.
«Это, пожалуй, Миши Агафонова работа, — подумал Юрий, — Но когда он успел покрасить?»
… Юрий стоял на носу парохода и смотрел на Волгу. Ветер трепал, путал волосы на голове, темные и густые, напористо толкал в грудь, а Юрию было хорошо. Он подставлял под упругие, освежающие струи разгоряченное лицо и всматривался нетерпеливым взглядом в манящие дали. Даже с закрытыми глазами он мог бы почувствовать этот необозримый волжский простор с запахом луговых трав, всплесками воды, пронзительным криком чаек, свистом все крепчавшего ветра.
Вдали показалось село Шиловка, растянувшееся по известняковым холмам. На фоне медленно надвигавшейся с востока черной тучи, словно клубами сизого дыма окутанной по краям, эти белые холмы вырисовывались необыкновенно отчетливо.