Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 41



— Сколько же можно резать друг друга, — донесся из темноты печальный голос, звучащий со странным акцентом.

Альвар молниеносно поднялся, нацелив оружие в сторону темной фигуры завернутой в плащ.

— Еще шаг и стреляю!

— Вы меня не узнали? — произнес незнакомец и медленно склонил голову. — Здесь так темно… Это я, Иоганн Фауст.

— Кто?

— Коллега вашего друга, доктора Гиллеля. Мы встречались в позапрошлом году в его аптеке.

Рыжеватая борода, бакенбарды и много болтовни. Теперь он его вспомнил. Немного подумав, поглядев по сторонам и убедившись в собственной безопасности, идальго опустил пистолет, но на всякий случай обнажил шпагу.

— Вы выбрали для прогулок самый опасный час, сеньор. Быстрее говорите, чего хочет Гиллель.

— Почему вы решили, что он чего-то хочет? — спросила темная фигура.

— Для чего еще он послал вас ко мне? Я ведь не вам понадобился? У него какие-то проблемы? Как вы вообще узнали, что я в городе? Как вы нашли меня?

Человек в плаще сделал шаг навстречу, остановившись рядом с трупом. Альвар присмотрелся к лицу собеседника, но как ни старался, не смог разглядеть ничего кроме короткой бородки немца.

— Донья Эуфросия замечательная женщина, только чересчур болтливая.

— Понятно, — поторопил Альвар, услышав вдалеке лай собак. — Быстрее и по делу.

— Гиллель ввязался в нехорошую историю. Старик всегда неровно дышал к приключениям и вот, наконец, решил принять участие в одном из таких. — Немец печально вздохнул. — Все из-за этих проклятых индийских кинжалов. Это долгая история…

— У меня нет времени. Думаю, вы это знаете.

— Дело в том, что арабский пират через брата продал ему один кинжал, очень прочный и красивый. Гиллель отвалил ему за такой клинок целое состояние. До этого старик купил греческий манускрипт, в котором были изображены эти дьявольские лезвия. Всего их семь. Я думал, ничего страшного, просто коллекционирование, но недавно его аптеку перевернули вверх дном средь бела дня.

— Знаете, кто это сделал?

— Нет. Мы были на воскресной службе. Все сбережения и редкие эликсиры остались на месте. Мой друг уверен, что искали кинжал и книгу. Если бы он не спрятал их в своей бывшей лаборатории…

— Если бы они их нашли, вы бы сейчас были в безопасности, — закончил Альвар. — Не представляю чем вам помочь.

— Понимаю. Все что мне нужно знать, — какое животное изображено на вашем кинжале?

Альвар подозрительно сощурился. Иоганн Фауст еще при первой встрече показался ему странным, но сейчас немец и вовсе говорил загадками.

— Пожалуйста, скажите.

— Обезьяна.

— Спасибо.

— Это все?

— Да.

Наступило короткое молчание. Идальго развел руки в стороны. Иоганн в ответ лишь поклонился.

— И что теперь? — спросил Альвар, не сводя взгляд с немца. — Вам это помогло?



— Нам бы помогли вы. Мы можем рассчитывать на вас по возвращении?

— Не знаю… Пройдет не меньше месяца. Вы продержитесь так долго?

— Продержимся. Наймем охрану.

— В таком случае, передайте Гиллелю, что я прибуду, как только смогу.

— Спасибо, сеньор Диас и… берегите ваш кинжал.

С этими словами фигура в плаще быстро зашагала вверх по улочке, через мгновенье безвозвратно растворившись в ночном мраке.

Альвар сдержал слово. Не успела тарелка дона Фернандо опустеть, как он уселся за стол напротив. Впрочем, остатки тушки каплуна свидетельствовали о том, что она была отнюдь не первой. Закончив поздний ужин, они забрали мешки с провиантом и попрощались с доньей Эуфросией. Покинув Сьерпес, они отправились в большую таверну под названием «Граница». Альвар хорошо знал этот вертеп, поскольку в нем находился тайный ход за пределы городской стены, к которой тот примыкал. Хозяин таверны неплохо зарабатывал на этом лазе, выпуская по ночам из города тех, чьи портреты носили при себе альгвасилы.

Забрав лошадей из конюшни, они переправились через реку и по берегу добрались до оливковой плантации, где под сенью апельсиновых деревьев по-прежнему горел костер. Оба сержанта вышли им навстречу.

— Узник сбежал, — первым делом доложил Кампо-Бассо.

— Как сбежал? Куда? — Дон Фернандо соскочил с коня и бросился к повозке, где спали заключенные.

— Все в порядке. Мы его поймали.

— Как вы допустили? — нахмурился Альвар, привязывая лошадей к деревьям.

Мартинес сконфуженно пожал плечами.

— Добрый крестьянин узнал, кого мы везем на смерть, и поднес нам в подарок курицу, — объяснил сержант. — Мы ее пожарили, приправили и уже собрались съесть, как вдруг мориск захотел по нужде. Причем захотел по-крупному…

— Не переносить же нам костер из-за этого ублюдка, пока он гадит в дырку под телегу! — перебил товарища итальянец. — Пришлось отвести его за кусты. Стоило отвернуться, как он дал деру.

— О чем вы думали! Нужно было ему на ноги кандалы надеть, — сквозь зубы прошипел дон Фернандо, пнув колесо передвижной камеры. — Или отогнать телегу.

— Далеко он не убежал. У девицы сил и то больше, чем в этом содомите.

Юноша действительно исхудал за время путешествия. В тюрьме его кормили и то чаще. Сейчас араб крепко спал, подложив под голову охапку соломы. На лбу узника чернела запекшаяся кровь — работа Кампо-Бассо, не иначе. Мартинес обычно заключенных не бил.

— Держать дверь клетки закрытой, — строго приказал Альвар. — Пусть хоть всю дорогу мочится и гадит под себя. Мы выпустим его только в бухте Санлукара и только для того, чтобы перевести на корабль. Ясно?

— Как то, что Солнце вращается вокруг Земли, — охотно кивнул итальянец.

— И не бить без необходимости, а то он до тюрьмы не дотянет.

Больше о заключенных не вспоминали. Еще раз поужинав, конвоиры потушили костер, взвалили тюки на лошадей и выехали на дорогу.

Путешествие до Санлукара на баркасе заняло меньше суток. Чем дальше они удалялись от Севильи, тем меньше становилось жилья вокруг, пока наконец они не остались наедине с природой. Теперь по берегам Гвадалквивира тянулся густой сосновый лес, с обеих сторон упиравшийся в дюны, устланные кедровым стлаником. На пологих зеленых холмиках, затянутых зарослями дрока, росли цветы. Река несла баркас навстречу океану, который жители портов называли Северным морем.

В середине дня они увидели в небе стаи чаек. Постепенно усиливалась бодрящая мощь морского бриза. На полях вдоль реки появились виллы и виноградники. Чаще стали попадаться рыбацкие лодки и торговые суда. Продуваемый ветрами порт Бонанса стоял на краю песчаной отмели, изрезанной причалами и верфями. Там их ждал корабль, который должен был навсегда избавить Испанию от двух мерзких чудовищ.

Альвар стоял на носу, подставив ветру лицо, дожидаясь, когда лес впереди расступится и откроется вид на морское побережье. Канарские острова он посещал единожды в позапрошлом году. «Сарагоса» заходила туда пополнить припасы. Об островах, расположенных далеко в море, Альвар слышал от Кабеса де Ваки. В конце прошлого века его дед — типичный мясник-исполнитель — Педро де Вера, будучи губернатором, подавил на Гран-Канарии восстание племен гуанчей. Судя по рассказам, юный дворянин был в восторге от подвигов старого аделантадо, применявшего для устрашения мятежников самые изощренные пытки. Что ж, молодость слепа. Когда-то и ему казалось, будто протыкая ближнего, ты обретаешь славу.

Идальго зачерпнул воды и смочил лицо. Он плохо спал этой ночью. Ему снилась Алисия. Женщина падала в пропасть, простирая навстречу руки, но он не смог ее поймать. Втайне Альвар боялся, что севильянка охладеет к нему, и однажды, когда он постучит в дверь, Алексис скажет: «Сеньора Армандо не может вас принять. У нее гость». Сейчас она душой и телом принадлежала ему. Следовало воспользоваться ситуацией, порвать с прошлым, отложить шпагу и исполнить третий завет отца. Дерево он посадил и дом заимел. Остался ребенок.

— Какой из меня отец, — вслух произнес идальго и, опомнившись, оглянулся на спутников, но те сидели за повозкой на другом конце баркаса и о чем-то беседовали с перевозчиком.