Симбиоз

Вправив мозги «Выпи», я не стала сразу отключаться, а позволила себе немного побродить в вирте, осматриваясь и лишний раз проверяя самые беспокойные и «тонкие» места. Необходимости в проверке не было, просто я слишком люблю это ощущение, когда можно заглянуть почти в каждый потаённый уголок огромного тела корабля. Кажется, что ты — не сидящий в кресле человек, а неотъемлемая часть этой системы, причём не просто часть, а без малого всемогущая и всеведущая. Я каждый раз в такие моменты задумываюсь: может, установить себе бионику — биологические имплантаты, облегчающие подобный контакт? Сейчас такие были у большинства людей, не только работающих с техникой по долгу службы, но и делающих это для собственного удовольствия и развлечения.

Почему я до сих пор не пополнила их ряды… В детстве я об этом даже не задумывалась, всё равно подобные изменения с собственным организмом можно проводить только по достижении двадцати лет. А в двадцать я уже жила на «Лебеде» и постигала тонкости профессии под руководством Ефимыча, считавшего подобные вещи баловством и проявлением нежелания думать собственной головой. И до сих пор оставалась «чистой», хотя и у Василича, и у дяди Бори кое — какое «электричество в мозгах» присутствовало: штурману оно помогало производить сложные объёмные вычисления, не доверяя их компьютеру, пилоту увеличивало скорость реакции и позволяло лучше «чувствовать» положение и движение корабля в пространстве. Даже тётя Ада, сетуя на ухудшившуюся память, подумывала об имплантатах.

А я, побродив по кораблю, в очередной раз отмахнулась от этой идеи и решила оставить всё как есть. Справляться со своей работой и получать удовольствие от её выполнения отсутствие бионики не мешало, так к чему лишний раз ложиться под лазер? К тому же, меня терзали определённые сомнения: как бы с бионикой не свихнуться к зечикам! Я и без неё порой терялась между виртом и реальностью, с ней же могла заблудиться окончательно, и выводили бы меня оттуда психиатры с психокорректорами. Вывели бы, конечно, потом подкрутили что нужно в заклинивших мозгах для предотвращения рецидива, — они и не такое лечат, — но их ещё надо найти в открытом космосе! А если прыжок на станцию в какой‑нибудь медвежий угол? И перед стыковкой что‑нибудь в шлюзовых системах сбойнёт? Наверное, я и в психозе смогу такое поправить, но проще не рисковать.

Собственная голова и некоторые её реакции порой озадачивали даже меня саму. Всё было не страшно и достаточно мило, чтобы считаться не трещиной в коре[1], а очаровательным чудачеством и изюминкой, но я старалась внимательно отслеживать эти проявления, чтобы хотя бы попытаться отсечь момент, когда станет совсем не смешно. Где уж при такой жизни бионику ставить!

Противников последней, кстати, в мире тоже хватало с избытком. Энтузиасты эти назывались по — разному — Орденом Чистоты, просто — «чистюлями», Движением в Защиту Мозга и ещё сотнями простых и сложных слов, — общим у них был протест против вторжения в человеческий разум, призыв к отказу от психокоррекции и, конечно, к полному отказу от бионики. Некоторые шли дальше и протестовали против искусственного интеллекта в машинах, причём не разума (эксперименты по созданию которого, к слову, были под запретом уже пару сотен лет, со знаменитого Приштинского процесса), а вообще какой‑либо логики и возможности самостоятельно принимать решения. Как при этом не только летать между звёзд, но вообще жить на космических станциях или планетах с агрессивной средой, правда, не уточнялось. Я уж не говорю о том, что психокоррекции подвергались только отдельные индивиды, на самом деле больные, и для проведения этой процедуры требовалась уйма разрешений начиная с согласия самого больного или его опекуна. Я знаю, я очень много об этом читала; без особой цели, просто для общего развития.

Я этих фанатиков недолюбливала, как и любых фанатиков вообще, и искренне опасалась, как бы они своим плачем не испортили что‑то в отлаженном механизме ЗОРа и не осложнили жизнь миллиардам людей. Но Василич с дядей Борей каждый раз отмахивались и успокаивали меня, что таких идиотов во все времена хватало, и глупо переживать из‑за горстки вовремя не вылеченных отморозков. Я, конечно, беспокоиться не прекращала, просто продолжала делать это молча.

Полюбовалась напоследок густым синим лесом вокруг, отдельные деревья в котором достигали воистину циклопических размеров (если это, конечно, были деревья), плоской серебристо — синей гладью лётного поля и корпусами исследовательской станции, имеющими форму пузырей и напоминающими грибы — дождевики, и стянула шлем. Надо уступить кресло законному владельцу, пусть докладывает о выполнении задания, а я знаю, чем заняться: планета хоть и удалённая, а точка доступа в Инферно есть, быстрая и бесплатная.

То есть, оно, конечно, никакое не Иферно, а Инфорго, — информационное галактическое облако, — только за три века существования в нём скопилось столько всего, что народное название значительно полнее отражает суть. Я каждый раз пытаюсь представить, сколько там информации, и каждый раз пугаюсь. Очень сложно поверить сторонникам разнообразных теорий заговора, утверждающим, что ИГО (правительственная контора, являющаяся создателем и номинальным владельцем этого объёма) полностью контролирует каждого пользователя. Гораздо легче поверить в другую точку зрения; что в таком объёме информации, щедро сдобренной человеческими эмоциями, вполне мог самозародиться полноценный разум и, скорее всего, это сделал. Правда, лично я полагаю, что ему до нас нет никакого дела. Ну или, по меньшей мере, он воспринимает нас примерно так, как мы — всевозможные полезные бактерии внутри собственного тела, или даже клетки этого самого тела.

Но всяких чудаков вокруг хватает; некоторые, конечно, предлагают уничтожить всю информационную сеть, пока та не уничтожила нас, другие — наоборот, поклоняются ей, полагая, что именно так выглядит бог. А некоторые вообще поклоняются именно для того, чтобы человечество было уничтожено.

В общем, натыкаясь где‑нибудь на очередные образчики подобного мировоззрения и читая некоторые высказывания, я отчётливо понимаю, что слишком к себе критична. Если такие люди живут на свободе, то мне до безумия и встречи с психокорректорами ещё очень и очень далеко, а кровожадность и всемогущество психиатров сильно преувеличены молвой.

Сейчас настроения бродить по подозрительным закоулкам у меня не было. То есть, настроение было слишком хорошим, чтобы портить его чтением подобной ерунды. Начитаюсь, ничего полезного не найду, только расстроюсь — или человеческой грубости, или глупости, или общему несовершенству мира. Нет уж, только просмотр почты и обновлений любимых сериалов! Ну, и книжки можно посмотреть. Но быстро!

С этими оптимистичными мыслями я и заглянула в самое любимое место всего экипажа, чтобы отчитаться перед штурманом о проделанной работе.

— Василич? — позвала я, растерянно разглядывая камбуз, представлявший прямоугольное помещение, вдоль дальней от входа стены которого располагались все полезные приборы и выход транспортёра для доставки продуктового сырья из хранилища, а ближнюю ко входу часть занимал простой прямоугольный стол со стульями вокруг. Здесь сейчас было пусто и тихо, хотя я готова была поклясться, что слышала какие‑то шорохи, когда входила внутрь.

В ответ на мой оклик из‑под стола послышались какие‑то неопределённые шуршаще — хлюпающе — булькающие звуки. Я испуганно отшатнулась к двери, в красках представляя какое‑то страшно ядовитое местное животное, заползшее сюда вслед за мной и уже доедающее Василича. Но путь мне преградило серебристое полотно перегородки, ощутимо наподдавшее по затылку, спине и тому, что пониже. Видимо, от удара в голове немного прояснилось, и я догадалась заглянуть под стол, прежде чем окончательно ударяться в панику.

— Алёнушка, нельзя так пугать людей, — с набитым ртом проворчал недоеденный моей фантазией штурман, задним ходом выбираясь из‑под стола и на ходу дожёвывая бутерброд. — Я уж решил, Ада Измайловна изволили вернуться.

1

Имеется в виду, конечно, кора головного мозга. Сленговое выражение.