Приговоренный

подводить свою посудину к низкой корме толкача. Оттуда уже посветили ручным фонарем

Дизели толкача работали медленно гулко, лодка подошла к корме с правого борта, немного наискосок. Свет ручного фонаря с судна высветил из тьмы носовую скобу лодки, и тут же за эту скобу зацепился крюк длинного багра. Лодку подтянули почти вплотную, зацепив вторым багром за корму.

— Здорово! — крикнула Маша. — Принимай!

В фальшборте открыли дверцу.

— Залазь!

— Ой, упаду! — пискнула Надя, вставая ногами на качающуюся лодочную скамейку. Клык поддержал ее, какой-то дюжий дядя с судна подхватил под мышки и втянул на палубу.

Следом с намного меньшими усилиями погрузили Веру. Потом Клык закинул на судно чемодан, уцепился за чью-то крепкую и сильную лапищу, оттолкнулся от банки и тоже оказался на толкаче.

— Счастливо! — махнула рукой Маша

Багры отцепили, мотор взревел, и лодка, описав полукруг, ушла к берегу. Дверцу в фальшборте захлопнули.

— Иван, — представился обладатель той самой лапы, которая втащила Клыка на судно. Бас был густой, что называется, боцманский.

— Петя, — отозвался Клык.

— Пошли, — пригласил Иван, и Клык подняв чемодан, последовал за ним. Надя и Вера пристроились за Клыком. Второй из встречавших остался на корме, за гостями не пошел.

Пройдя через весь буксир от кормы до носа, они перебрались по деревянной сходне с поручнями на корму одной из барж, к небольшой деревянной надстройке. Иван открыл дверь и пропустил своих пассажиров. Пошарив, он нашел керосиновый фонарь в проволочной оплетке — «летучую мышь». Почиркал, зажег. В надстройке стояла печь-«буржуйка» с жестяной трубой, выведенной в круглую дыру рядом с окошком. На конфорке «буржуйки» чернел закопченный чайник с облупленной, некогда зеленой эмалированной кружкой, надетой на носик. Был еще стол, сколоченный из плохо оструганных досок, и две лавки. На столе стояла литровая стеклянная банка, из которой торчали три столовые ложки, вилка и пара чайных. Рядом с банкой лежали стопкой три алюминиевые миски. На полу, в углу надстройки лежал плетенный из веревок мат, а поверх него — тюфяк, распространявший сенной запах, и серая подушка без наволочки.

— Это здесь, что ли, спать? — вырвалось у Надежды, которая страдала большой непосредственностью.

— Ты, девушка, не спеши. Твой номер шестнадцатый, — сказал Иван. — Еще не уплочено.

Смотрелся Ваня вполне круто. Морда была крупная, шея почти отсутствовала, брился он раз в трое суток. не чаще. Плечики и кулаки впечатляли. Клык полез в чемодан, достал семь зеленых стотысячных и красный полтинник. Иван посмотрел их на свет, помусолил, пересчитал и спрятал.

— Нормально. Теперь насчет жизни. В Москву придем через трое суток. Остановок не будет. Удобств тут нет. В смысле душа, ванны и унитаза. Туалет простой. — Иван осветил фонарем маленькую дверцу в торцевой стенке надстройки затем открыл ее, продемонстрировав деревянную приступочку с прорубленной в ней дырой. — Прямо в водичку… Теперь о том, где спать. Еще пару матрасов сейчас принесем. Подушки и одеяла тоже.

— Со жратвой и с водой как? — спросил Клык.

— Воду принесешь в ведре, с камбуза. Там же будем выдавать еду. Можете сюда взять соль, сахар, чай, хлеб. Вон тут, в ящике, уголек для печки, кипятите чайник… Самое главное — особо не маячьте днем. Вечером, когда печку топите или лампу жжете, — поосторожней. Гореть мы не подряжались. Вот так.

— А эта хреновина, — спросил Клык, осторожно потопав ногой по палубе баржи, — не потонет?

— Раньше не тонула, — усмехнулся Иван. — Но пробовать не советую.

ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ

Марья и Капрон вылезли из лодки на причал. Толкач с баржами прибавил ход и уже довольно далеко удалился от того места, где на него приняли нелегальных пассажиров.

— Поехали с орехами… — сказал Капрон. — Много взяли?

— Сколько есть, все при них, — усмехнулась Марья. — Тебе уплочено. Свободен. Можешь свои сетки проверять! Капроновые…

Марья двинулась в обратный путь. До своего подвала она добралась быстро. Отперла дверь, захлопнула за собой, задвинула на крепкий засов. После этого достала из укромного места начатую бутылку, налила стопку, опрокинула в глотку.

Крякнув и шмыгнув носом, Маша пошла в ту комнату, где полдня продремала Вера. Пошуровав в гардеробе, добрая хозяюшка выудила оттуда телефонную трубку с вилкой (такую, какие используют для проверки линий телефонные мастера) и замусоленную записную книжку…

Через пару минут в коттедже прокурора Иванцова раздался телефонный звонок. На табло определителя засветился номер 56-786. Виктор Семенович снял трубку в своем домашнем кабинете.

— Иванцов.

— Гражданин прокурор, — сообщил низкий глуховатый голос, — мне тут интересную историю рассказали. Говорят, что вы приговоренного к смертной казни из тюрьмы отпустили? Нехорошо. Не по-советски.

Иванцов аж похолодел. О том, что произошло с Клыком, знало не так уж много людей. Всех их он ли лично — и в лицо, по голосу. Ни один не решился бы звонить по телефону и разыгрывать его таким образом. Ни одной женщины, кроме Ольги Михайловны, в эти дела не посвящали. А голос очень смахивал на женский. Жен Рындина, Найденова, Морякова и Агапова Иванцов хорошо знал и мог поклясться, что голос неизвестного абонента не мог принадлежать ни одной из них. Да и вряд ли кому-то из них могло прийти в голову подставить своего супруга, даже если он в нарушение конспирации решил доверить служебную тайну жене. Насколько прокурор был осведомлен, ни у кого из вышеперечисленных чинов не было с женами серьезных размолвок и трений.

— Простите, это кто говорит? — спросил Иванцов, стараясь сохранять спокойствие.

— Неважно, — ответили из трубки. — Хочешь узнать, где его искать?

— Кого? — Виктор Семенович ощутил растерянность. Ему хотелось бросить трубку, но при этом он понимал, что, сделав так, он уподобится страусу, сующему голову в песок.

— Клыка, кисуля, — нежно прошептала невидимая дама. — Петра Петровича Гладышева, если непонятно.

— Понятия не имею о таком, — сказал Иванцов. В кабинет вошла Ольга Михайловна, и прокурор, переложив трубку в левую руку, быстро начеркал на отрывном листочке.

«Оля, позвони со своего телефона Найденову. Пусть проверит номер 56-786. Буду держать разговор, пока не вышлет опергруппу».

Пока Иванцов писал, Ольга Михайловна молча кивала, а в телефонной трубке неизвестная дама нахально хихикала. В тот момент, когда Ольга Михайловна, схватив записку, побежала к своему телефону — у нее был отдельный номер, — из трубки прозвучало:

— Лапочка, ты дураком-то не прикидывайся, а то я могу ведь и по другому телефону позвонить. Приятно будет тебе, если о твоих фокусах в Москве узнают? Понял?

— Что вам от меня нужно?

— Ого, похоже, понял, кисуля. Я женщина бедная, мне много не надо. Сто тысяч зелененьких — и без проблем.

— У меня нет таких денег.

— А ты займи у жены, миленький. Ты ж ей все взятки отдаешь, семьянин ты наш. У нее и миллион небось найдется.

— Хорошо, допустим, что я набрал эту сумму. Что дальше?

— Дальше? Дальше проще. Передашь денежки — получишь наводку на Клыка. Между прочим, у него с собой чемоданчик, в котором много-много всяких бумажек. За каждую из этих бумажек, если они в Москву попадут, с тебя не только погоны — голову снимут. Честно говорю. Так что не скупись. А не тяни резину, время ограничено. А то не успеешь, поезд уйдет. Чего молчишь, лапочка?

— Думаю, — ответил Виктор Семенович. В это время вернулась Ольга Михайловна и подала записку: «Найденов работает. Позвонит через полчаса».

— Думай, думай! — одобрили из трубки. — Перезвоню через полчасика.

В трубке запищали короткие гудки. Иванцов повесил трубку и тут же услышал телефонный звонок, доносившийся из гостиной. Там стоял аппарат, запараллеленный на номер Ольги Михайловны.

Звонил Найденов.

— Семеныч, 56-786 — это телефон ТОО «Алкоритм». Улица Чапаева, 22, офис 9. Послал гуда группу. Через десять минут будут там. Он повесил трубку?