Приговоренный

— Но ведь кто-то же нанимал его на эту операцию?

— Вот тут он помалкивает. А с кишиневскими товарищами у нас сейчас сложные и неоднозначные контакты. В Москве есть данные, что Домициану был дважды судим за контрабанду еще при Советской власти и, судя по всему, специализировался на иконах.

— Ну что ж… — сказал Иванцов. — По-моему, санкцию на арест дать можно. Вы ведь по этому вопросу такой доклад сделали?

— В принципе да, хотя тут, Виктор Семенович, есть одно маленькое сомнение. Дело в том, что, разрабатывая контакты Домициану, мы вышли на еще один адресок, где он побывал и сразу после этого решил уезжать из города. Там проживает некто Малыгин, тоже из окружения Черного. Малыгина мы взяли в аэропорту через час после задержания на вокзале Домициану. При нем ничего существенного не обнаружили, но он, как это ни странно, сам согласился дать показания, как только узнал, что задержан не милицией, а ФСБ. И по его показаниям, Виктор Семенович, выходит, что ваша осведомленность о причинах убийства Коваленко и вообще о деле, связанном с этой иконой, должна быть гораздо большей, чем вы демонстрируете…

Рындин посмотрел на Иванцова с хитринкой, даже чуть-чуть глаз прищурил. Дескать, что, гражданин прокурор, влип? Все твои хвостики я в руки взял. Не пора ли по душам побеседовать?

— Интересно, — усмехнулся Иванцов, — что же он там такое наговорил?

— Конечно, Виктор Семенович, — предупредительно заметил Рындин, — все это может быть и чистой воды клеветой…

— Но вы все-таки сомневаетесь? Что ж вы сразу не доложили наверх своему начальству? Они бы обратились к генпрокурору, назначили бы расследование. Идете ко мне напрямую… А у вас, случайно, нет намерений спровоцировать меня на дачу взятки? При том, что пока у вас на руках ничего существенного нет. Одни «слова, слова, слова», как говорил Гамлет, принц Датский.

— Вы меня неправильно поняли, Виктор Семенович. — Рындин благожелательно улыбнулся. — Мы ведь не просто выслушали и записали показания Малыгина, но и провели кое-какие дополнительные следственные действия. Я бы не стал приходить к вам, если бы у меня не имелось достаточных оснований.

Там вполне хватит информации минимум на то, чтобы отстранить вас от исполнения обязанностей, а при дальнейшей разработке этих тем, как мне представляется, — и для возбуждения уголовного дела по нескольким очень солидным и малоприятным статьям.

«Не блефует, — оценил поведение Рындина прокурор. — Похоже, что действительно пришел договариваться».

— И что же вас удерживает, Андрей Ильич, от исполнения служебного долга? — съехидничал Иванцов.

— Одно лишь желание наладить более тесные контакты и взаимопонимание. Вывести их на тот уровень, который у вас достигнут с товарищем Найденовым. Упростить, если можно, некоторые процедуры по вашему ведомству. В необходимых для нашего управления случаях, разумеется. Соответственно улучшить информационный обмен, материальное взаимодействие…

— Особенно последнее, вероятно? — спросил Виктор Семенович, и Рындин улыбнулся еще шире.

ИСЦЕЛЕНИЕ

Примерно в семь часов вечера «капитан Гладышев» почувствовал, что ему не просто полегчало, а сильно полегчало. Часа четыре он перед этим проспал, причем без особой мутоты, сопровождавшей беспамятство прошлой ночи, а вполне спокойно и нормально, можно сказать, сном праведника, если это применимо к особо опасному рецидивисту, приговоренному к высшей мере и юридически уже расстрелянному.

Разумеется, эти положительные перемены в самочувствии пришли не сами по себе, а благодаря стараниям Верочки Авдеевой. Точнее, благодаря предусмотрительности ее покойной бабушки, царствие ей небесное и вечная память!

Сейчас, полеживая в кровати и ощущая, что ни жара, ни озноба, ни головной боли больше нет, Клык вспоминал, как несколько часов назад с беспокойством принюхивался к запаху, исходившему с кухни, где Вера кипятила на плите какое-то снадобье, изготовленное на основе смеси сушеной травы из конверта № 5 и содержимого пузырька № 3. Прочесть весь лечебник, составленный бабушкой, она не смогла, потому что там примерно половина сведений была о том, какие травы растут в окрестностях Марфуток, когда их собирать и как. Еще четыре пятых оставшегося содержания посвящались приготовлению различных лечебных средств, и лишь на последних страницах описывалось применение тех готовых лекарств, которые находились в сундучке. Эта инструкция была составлена в форме постскриптума ко всему бабушкиному труду и адресовалась непосредственно Верочке:

«Ты, Верушка, молода и глупа была, вовремя-то у меня не переняла. Поди, если припрет, так и не поймешь, что и как. А читать каракуль мою эту долго, разбираться некогда. Упустишь время, так и не поможешь. Потому на случай, если надо быстро сделать, оставлю готовое. Трава лет десять не выдохнется, а что в пузырьках — пять лет держится. Готовлено все летом и осенью 1991 года. Сама считай, когда годно. На всем номера есть, чтоб не искала и не нюхала, а сразу брала и делала…»

А дальше были перечислены рецепты «От головы», «От сердца», «От живота», «От спины», «От женского», «От ожога», «От ран». Вот этот последний рецепт, где предлагалось «взять столовую ложку сушеной толченой травы из конверта № 5, смешать с двумя чайными ложками из пузырька № 3, залить кружкой воды и кипятить, пока вполовину не убудет», Верочка в тот момент и выполняла.

— Химичишь? — спросил Клык, когда Верочка появилась в маленькой комнате. Тогда ему было очень хреново, и казалось, что до полного абзаца осталось всего ничего.

— Лекарство делаю.

— Это хорошо, — выдавил из себя «капитан», — приму внутрь — и сразу с копыт.

— Оно не внутреннее, а наружное, — пояснила Верочка.

— Жалко, — вздохнул Клык, — значит, помучиться придется.

Правда, перед тем ему здорово захотелось по малой нужде, и Вера приволокла ему вместо параши одно из помойных ведер. Справить эту нужду Клык сумел самостоятельно, усевшись на край кровати, с центром тяжести на правое бедро. Сесть таким образом сам Клык едва смог и только с большим трудом, но попросить помощи у Верочки при всей своей хвори постеснялся.

Стеснялся он и тогда, когда Верочка, приготовив некое лечебное месиво, начала менять перевязку. В качестве подушечек для наложения лекарства она использовала гигиенические пакеты, что тоже вызвало у Клыка некую неловкость.

Тем не менее, когда состав был наложен на входное и выходное отверстия, Клык, не стесняясь, выложил весь богатый и разнообразный запас матюков, потому что в первый момент подумал, будто ему провернули бедро раскаленным сверлом. Правда, дергаться особо он не стал и даже удержался от того, чтоб врезать сгоряча «докторше». И повязки сдирать не стал — вытерпел. Как выяснилось, правильно сделал. Острая боль пожгла чуть-чуть и притупилась, а затем наступило успокоение и сон без кошмаров и видений.

И вот теперь почти все прошло, только, конечно, немного побаливала нога. Но так, не сильно. Зато захотелось есть, и очень здорово.

Правда, беспокойство, само собой, вернулось быстро. Клык не собирался забывать о том, что ранение — это не самая главная неприятность в его положении. Поэтому уже через пару минут после пробуждения нащупал под подушкой пистолет, вытащил его и посмотрел на всякий случай обойму. Нет, все на месте. Никто его пушку не разряжал.

Свесившись, заглянул под кровать, вытянул кошелку, в которой «дипломат» с Богородицей мирно соседствовал с автоматом, пистолетом, патронами и ножами. Там же лежали трофейные сигареты и зажигалки. Не удержался, чтоб не закурить. «LM» после многих часов некурения показалась крепче «Беломора». Балдея, Клык все же не мог расслабиться. Надо было кое-что прикинуть.

По идее, его должны были сцапать здесь еще вчера вечером, ну самое позднее — днем. Прокурор прекрасно знает, куда может побежать Клык с Черного болота. Конечно, участкового или других ментов он не пошлет, но вряд ли те, кто конвоировал Клыка на болото, были у него в хозяйстве последними надежными людьми. Чего он ждет, интересно? Сейчас уже вечер. Может, ночи ждет, чтоб особо не светиться? Ему тоже должно быть стремно от лишних глаз. Но он же не знает, что Клык ранен и сидит здесь, его, прокурора, дожидается. Кроме того, днем Клыку — даже совсем здоровому — отсюда не убежать. То есть убежать-то можно, но намного труднее, чем ночью. Очень странно. Неужели он дурак, этот Иванцов? Нет, не похоже. Должно быть, хитромудрый прокурор сам себя перемудрил. Подумал, что Клык не решится идти в родную деревню, а сразу же попрет к железной дороге или к автобусам. Мог учесть, что Клык разжился деньжатами у его покойных подручных.