Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 60

Все получилось именно так, как было задумано. Герцоги Савойские, всегда враждовавшие с Борджиа, тотчас прислали ответ с выражением огромной признательности и учтивейшей просьбой вернуть им плащаницу. В знак благодарности они к тому же сопроводили письмо дорогим подарком. Чезаре, довольный тем, что все шло по плану, без колебаний приказал обезглавить женщину, укравшую для него реликвию и ставшую в последнее время его любовницей. Ее голову в корзине и поддельную плащаницу в серебряном ларце он отослал герцогам Савойским. Таким образом, молодой Борджиа добился для себя двойной выгоды: он не только стал владельцем подлинной плащаницы, но и сделал могущественный род своими должниками.

Однако удачное осуществление коварного замысла не привело Чезаре к желаемому возвышению. В следующем, 1503 году умер папа Александр VI — вероятно, отравленный своей собственной дочерью Лукрецией, которой надоело быть игрушкой и марионеткой в его руках. Смерть Александра VI подорвала могущество рода Борджиа: несмотря на то что всем заправлял Чезаре, власть ему обеспечивал именно папа.

Началом окончательного падения рода Борджиа стало избрание на престол святого Петра Джулиано делла Ровере после непродолжительного понтификата Пия III. Новый папа Юлий II (заказавший Микеланджело роспись потолка Сикстинской капеллы в Ватикане) был давним врагом Чезаре. Он сразу же решил расправиться с молодым Борджиа и отдал приказ арестовать его. Чезаре вынужден был бежать в Неаполь, вот уже более года находившийся в руках испанцев.

Однако обосноваться в Неаполе Борджиа так и не удалось. Король Фердинанд Католический, ставший регентом Кастилии после смерти королевы Изабеллы, не желая портить отношения с Римом, велел арестовать его. Чезаре был схвачен Гонсало Фернандесом де Кордовой и переправлен в Испанию, где содержался в заключении в крепостях городов Мота и Чинчилья. Через некоторое время ему опять удалось бежать — на этот раз в Наварру, король которой Хуан III был его шурином. Борджиа участвовал в войне Наварры с Кастилией, во время которой погиб в 1507 году при осаде Вианы и был похоронен в церкви, под каменной плитой в середине нефа. С тех пор эту плиту попирали своими ногами благочестивые прихожане, которым не было дела до того, насколько могуществен некогда был человек, покоящийся под ней.

12

1888, Париж

Хотя Жиль Боссюэ преподавал в Сорбонне математику, круг его интересов, разумеется, не ограничивался одной этой наукой. Как истинному ученому, ему были интересны самые различные области знания: он был не чужд гуманитарным дисциплинам и имел обширные познания в области физики и химии. Жиль часто работал в университетских лабораториях, особое внимание уделяя химическим опытам и экспериментам. Его увлеченность этим предметом заходила так далеко, что преподаватель химии называл Боссюэ Алхимиком и в шутку высказывал опасения, что когда-нибудь Латинский квартал Парижа взлетит на воздух из-за его экспериментов.

Именно в химическую лабораторию отправился Жиль этим вечером, желая выяснить, из какого материала был изготовлен медальон. С того дня, когда он узнал, кому принадлежали выгравированные на нем гербы, у профессора никак не было времени вернуться к исследованию. Лишь почти неделю спустя, поздним вечером, Жилю наконец удалось освободиться от связывавших его обязанностей и занятий. Была уже почти половина двенадцатого, и в лаборатории никого, кроме него, не было.

Стены комнаты были выложены белоснежными изразцами, а воздух пропитан острым, терпким запахом, происходившим, очевидно, от смеси дезинфицирующего средства с каким-то сернистым соединением. Большая часть лаборатории была заставлена столами, каждый из которых был снабжен небольшим краном. На столах было выстроено огромное множество утвари, необходимой для экспериментов: прозрачные бутылки со всевозможными веществами, названия которых были написаны на белых выцветших этикетках, пипетки, газовые горелки Бунзена, пинцеты различного размера, весы и, конечно же, колбы, мензурки, пробирки и причудливо изогнутые трубки, словно искривленные адскими муками.

Войдя в лабораторию, Жиль направился в противоположный двери конец, где находился самый большой стол с несколькими кранами и множеством самой разнообразной утвари. За этим столом работал преподаватель во время занятий со студентами, и здесь же Боссюэ проводил свои эксперименты. За столом у стены стоял огромный шкаф со стеклянными дверцами, где под замком хранились наиболее ценные или опасные химические вещества.





В лаборатории царила довольно зловещая атмосфера, чему способствовала, помимо всего прочего, старая студенческая легенда, ходившая среди первокурсников благодаря стараниям их старших товарищей. Боссюэ усмехнулся, вспомнив эту страшную и в то же время не имевшую никакой реальной основы историю: рассказывали, будто в этом месте произошло ужасное преступление — разъяренный отец убил собственную дочь и ее любовника. С тех пор, гласила легенда, призраки двух влюбленных стали появляться в лаборатории по ночам — в тот самый час, когда они были убиты.

Однако, насколько Жилю было известно, в Сорбонне никогда не случалось ничего подобного. В любом случае ему ни разу не доводилось видеть в лаборатории мятущуюся душу, требующую отмщения. «За местью сюда могли явиться разве что студенты, жаждущие головы профессора», — с усмешкой подумал он.

Несмотря на усталость, Боссюэ был в веселом расположении духа. Все еще улыбаясь, он вынул из мешочка медальон: следовало проверить, действительно ли этот предмет был из свинца, как казалось на первый взгляд. Еще раз с интересом рассмотрев вещицу, Боссюэ положил его на весы и определил ее точную массу: 387 г.

— Ну и тяжеленный, — пробормотал Жиль, записав показания.

Теперь нужно было измерить объем медальона. Боссюэ отыскал на столе мензурку и подставил ее под кран, чтобы налить воды. Однако вода из крана так и не потекла: вероятно, преподаватель химии, уходя, из предосторожности закрутил вентиль. Сам Жиль часто забывал это сделать, покидая лабораторию последним. На этот раз он, по своему обыкновению, сказал себе, что нужно будет обязательно перекрыть воду перед уходом, но вероятность того, что он вспомнит об этом, была, как всегда, невелика.

Перегнувшись через стол, Жиль стал шарить рукой за краном, пытаясь найти вентиль на ощупь. Наконец он нащупал его пальцем, но не смог дотянуться до него всей рукой. Подавшись еще сильнее вперед, Жиль уронил что-то на столе, и оно стало впиваться ему в живот. Он подумал, что проще было бы обойти стол, но все равно продолжал упорно тянуться к вентилю с другой стороны. Наконец ему удалось открыть воду, о чем возвестило послышавшееся в трубе бульканье и шипение. Распрямившись, профессор обнаружил, что им были опрокинуты весы: они лежали перевернутые на столе и казались раскинувшей лапы железной птицей, порожденной воображением месье Верна.

Боссюэ поднял весы и отставил их в сторону. Затем, налив в мензурку воды, он погрузил в нее медальон, чтобы определить его объем. Что, казалось бы, могло быть проще? «Объем погруженного в воду предмета равен объему вытесненной им воды». Жиля всегда удивлял тот факт, что это открытие пришло в голову греку, жившему больше двух тысяч лет назад. Чтобы рассчитать плотность вещества, оставалось лишь поделить массу предмета на его объем. На основании полученного результата можно было бы определить, действительно ли исследуемый металл был свинцом или нет.

Под столом, со стороны шкафа, было множество выдвижных ящиков, где хранились различные публикации и исследования, справочные материалы и химические трактаты. Часть ящиков покосилась под весом их содержимого, и многие бумаги — особенно редко вынимаемые — были покрыты толстым слоем пыли. Жиль вытащил из кармана ключ и, отомкнув им ящик с надписью «ТАБЛИЦЫ», потянул его на себя. Полозья громко заскрипели, и Боссюэ почувствовал легкий запах гнилого дерева и старой бумаги. В ящике было несколько коричневатых папок с надписями на корешке. На одной из них было написано: «ТАБЛИЦЫ ПЛОТНОСТЕЙ». Это было именно то, что искал Жиль.