Страница 19 из 78
Внутренний замок в шкафчике щелкнул два раза, на столешницу шлепнулись несколько пачек ассигнаций с изображением русского императора Петра Первого с императрицей Екатериной Второй. Господин снова занял место на высоком стуле во главе стола.
— Кажется, у нас есть продолжение сделки, надеюсь, вы не станете этого отрицать? — подождав, пока посетительница уложит деньги в ту же торбу, из которой вытаскивала раритеты, пристально посмотрел на нее он. — Что вы хотите предложить на этот раз? +
В этот момент дверь приоткрылась, в кабинет протиснулся мальчик лет пяти в белой рубашке с шелковыми воланчиками по груди и по рукавам, в штанишках разноцветными пузырями и в красных шелковых чулочках с кожанными ботиночками с бантиками на ногах. Он был очень красив и очень здорово кого–то напоминал, этот белокурый ребенок с капризными бровками, с розовыми щечками и белыми зубками между пухленьких губ. Под округлым подбородком у него был повязан шелковый зеленый платок. Пока он по ковровой дорожке продвигался к массивному столу у противоположной стены кабинета, девушка с жадным вниманием раглядывала всю его ладную фигурку. И вдруг поймала себя на мысли, что наяву видит родного брата, он был на несколько лет моложе ее и в детстве она успела наиграться с ним вдоволь. Интерес посетительницы не остался незамеченным, поднимаясь с кресла навстречу мальчику, вальяжный хозяин роскошных аппартаментов хитровато прищурился, затем взял его за руку, с пафосом представил:
— Потомок галльских рыцарей Огня и Меча, наследник древнего дворянского рода Ростиньяк, будущий герцог и мой племянник Буало де Ростиньяк собственной персоной.
Девушка подобралась, поднявшись со стула, присела в легком книксене:
— Очень приятно, месье Буало, простите, но я представляться не буду, потому что являюсь всего лишь посетительницей.
— Ваше право, мадемуазель, — наклонил кудрявую головку в знак согласия мальчик, любопытство в его голубых глазах сменилось недетским вниманием. — У вас к моему дяде очень серьезный вопрос? Если да, то я могу удалиться.
Не зная, что ответить, девушка перевела взгляд на хозяина кабинета, который снова хитровато ухмыльнулся и с подтекстом спросил:
— Медемуазель, разве при общении с этим мальчиком вы ничего не чувствуете?
— Что вы хотите этим сказать? — приподняла она плечи.
— Тогда все в порядке, — с той же ухмылкой пофыркал губами господин, снова обратил взгляд на ребенка. — Месье Буало, вы приехали с родителями?
— Да, с папой и с мамой, наш экипаж стоит еще у подъезда, — подтвердил тот. — А я сразу поднялся в ваш кабинет, дядя.
— Отлично, мы скоро закончим и я выйду в гостинную комнату. А пока, если вам будет угодно, вы можете занять вон то кресло.
Когда необходимая в подобных случаях суббординация была соблюдена и каждый устроился на своем месте, девушка снова занялась свертками. Она задвинула самый увесистый с монетами на дно холщовой торбы, подумав, что менять золотые дукаты с пиастрами на бумажные деньги не стоит по одной причине — золото в монетах в любой стране ценится одинаково. Это в изделиях драгоценный металл имеет свойство повышаться до беспредела и чтобы не прогадать, вещи из него нужно продавать людям сведущим. Также поступила она и с цепями, здраво рассудив, что модницы в любом уголке мира ничем не отличаются друг от друга. Извлекла на свет два свертка с массивной цепью и не менее солидным знаком священной власти, отбросив куски кожи, разложила их на столешнице. В голове мелькнула мысль, что любой француз посчитает за честь не расставаться с национальным богатством никогда и ни при каких условиях, даже если придется поступиться последним. Но то, что она увидела через мгновение, заставило ее невольно собраться в комок. Мальчик в кресле сбоку стола продолжал с любопытством присматриваться и к девушке, и к извлекаемым ею сокровищам, зато выжидательное выражение на лице хозяина кабинета переменилось на настороженное, затем на почти суровое. Он вскинул глаза, в упор воззрился на посетительницу.
— Мадемуазель, откуда у вас эти вещи? — со стальными нотами в голосе, вопросил он.
— Из той же коллекции, которую решили распродать обедневшие честные люди, — вздрогнула ресницами девушка, облизала вмиг пересохшие губы. — Вас что–то не устраивает?
— Эта цепь с медальоном принадлежала тому из кардиналов, которого наши соотечественники во главе с революционно настроенными Робеспьером и Мюратом казнили вместе с Людовиком Шестнадцатым, королем Франции. Не так ли? — продолжал расстреливать собеседницу холодным взглядом господин, его племянник переводил глаза с одного на другого собеседника, пытаясь вникнуть в суть дела. — Для французского народа она является бесценной реликвией, предназначение ее — переходить от высшего духовного лица страны к его преемнику без каких бы то ни было условий. Вы со мной согласны?
— Наверное, если цепь действительно была на шее у кардинала, которому отрубили голову, — смешалась девушка, проглатывая застрявший в горле ком. — Но разве не имеет права быть другое? Изделие не имело никакого отношения к духовеству, а было в пользовании приближенной ко двору аристократической знати, например.
— На звеньях цепи и на медальоне знаки высшей духовной власти, этот предмет культа знает лишь одного хозяина — нашего Господа Иисуса Христа. Цены на него нет и не может быть.
— Ну что же, я забираю вещь, чтобы возвратить ее владельцам, — взяв себя в руки, смахнула кардинальскую цепь обратно в торбу посетительница. — У меня есть кое–что поинтереснее…
Девушка закопалась в свертках, стараясь поскорее разрядить обстановку, она потащила со дна отложенную до лучших времен коллекцию золотых монет.
— Мадемуазель, я сожалею, что согласился на сделку с вами, — остановил ее хозяин кабинета. — Я хотел бы вернуть все обратно.
По комнате разлилось чувство тревоги, заставившее посетительницу опустить сверток с монетами на дно торбы и вынуть руку из нее. Она покосилась на застывшего в напряженной позе невольного маленького свидетеля сделки и почувствовала, что щеки ее запламенели от стыда.
— Разве выкупленные вами изделия не стоят тех денег, что вы заплатили? — растерянно спросила она. — Мне кажется, что мы провели удачный торг.
— Не в этом дело, я не желаю иметь сделок с ворами. А что цепь украдена из королевской резиденции Лувр до вступления на престол Наполеона Бонапарта, нет никаких сомнений.
— Вы хотите уличить меня в воровстве? — напряглась девушка, чувствуя, что ее больше угнетают не обвинения хозяина кабинета, а сбивает с толку лучистый детский взгляд. — Но за что, месье, и где доказательства?
— Цепь нужно вернуть, — непримиримо набычился господин. — В противном случае вы будете иметь большие непрятности.
— Я передам ваши слова владельцам сокровищ, — она быстро встала со стула, усилием воли совладав с собой, насмешливо улыбнулась. — Надеюсь, из кабинета я выйду беспрепятственно?
— Не смею вас задерживать. Если бы вы не были из семьи Д, Люссон, я бы позвал работников.
— Вы ошиблись, месье Ростиньяк, — с вызовом откинула голову назад девушка. — Я сама по себе, потому что монастырским правилам, диктующим волю в дворянских родах, предпочла свободу. Я свободная женщина свободной Франции.
— Вы можете идти куда вам захочется. Но я бы посоветовал вам вернуть раритет истинным его владельцам, иначе погоня за ним будет продолжаться всю вашу жизнь, лишив покоя в первую очередь вас самих, — усмехнулся хозяин кабинета, со значением посмотрел на своего напрягшегося племянника, словно пытаясь на что–то намекнуть. — Тем более, в моем кабинете находится еще один свидетель, в отличие от нас обладающий неоспоримым преимуществом вырасти в настоящего патриота своей родины. Поверьте, я ничего не стану от него скрывать, даю вам слово.
— Мне тоже кажется, что воровать не хорошо, — привстав в кресле, не по детски рассудительно заметил племянник, сморгнув длинными ресницами, он уставился изменившимся вглядом на девушку. — Мадемуазель, цепь, которую вы прячете в торбе, нужно вернуть его Высоко Преосвященству нашему кардиналу. Ведь она принадлежит ему, не правда ли, дядя?