Чирик

После школы Прохвальчук недолго раздумывала, куда направить свои необъятные бедра. Она выбрала строительный институт, автодорожный факультет, г де мужиков было – как собак, вернее, кобелей нерезаных. Но странная штука – они норовили гульнуть на стороне, отыскать бабенку где-нибудь на архитектурном, или, на худой конец, технологическом факультетах, а то и вообще – в педагогическом институте… Сверстники не видели ее в упор, рабфаковцы почти все уже были женаты. Оставался преподавательский состав, но у проклятого состава был слишком хороший выбор и без Прохвальчук! Не помогало и то, что пытаясь навязать свое общество, она умышленно проваливала экзамены, чтобы прийти во второй, в третий раз… Грозный доцент Мочалов, преподаватель теоретической механики, перед которым трепетали все студенты строительного института, поставил ей с первого раза «отлично», после чего его прямо из аудитории увезли в неотложку. Старший ассистент кафедры электротехники Бабаян поставил всего лишь «хорошо», но при этом добавил с характерным акцентом: «Чтоби большэ Вас не видэл!» Ветеран трех войн преподаватель научного коммунизма Хахновский, переживший два расстрела – врангелевский и ежовский – предпочел сказаться больным, но не явился на экзамен, а прислал вместо себя ассистентку Картавую… Так оказался потерян еще один шанс. Благодаря отличному диплому ее распределили в престижный проектный институт, подавляющее большинство которого составляли женщины. Прохвальчук поняла, что если не принять кардинальные меры, ей так и не улыбнется ни один мужчина. И она пошла в военкомат.

– Хотите служить Родине? – переспросил дрожащим голосом усатый капитан. – Такие товарищи нам нужны. Вот только хороших вакансий нет…

– Мне все равно, товарищ подполковник! – жеманно ответила Прохвальчук, после чего зардевшийся военкоматовец в пять минут оформил ей назначение в город Жангиз-Тобе в одну из многочисленных военно-строительных частей на должность инженера по технике безопасности.

Прохвальчук оказалась в окружении огромного количества мужчин. Причем, не просто мужчин, а мужчин военных, то есть готовых на все. Она прибыла в Жангиз-Тобе во всеоружии, привезя с собой кипы журналов «Здоровье, «Работница», «Крестьянка», массу вырезок из других изданий с рецептами и советами, долженствующими превратить ее в королеву красоты и конечном счете – в генеральшу. Однако ни неустанное каждодневное наложение масок и кремов, ни непрерывные голодания и диеты, ни ежевечерние походы в гарнизонный клуб на танцы не продвигали Светлану Александровну Прохвальчук к желанной цели. Год шел за годом, менялись вокруг офицеры, превращаясь из лейтенантов в майоров, а она по-прежнему оставалась в одиночестве… А потом случился переезд на новое место службы, и у нее окончательно пропал вкус к жизни. Проживая в вагончике, она по инерции еще принимала маски, но с каждым днем росло чувство, что надо бежать назад, в город. И тут подвернулся Хусейн! К этому времени Прохвальчук дошла уже до стадии полного сексуального истощения. Ее совершенно не заботило, что во вверенной части идут массовые нарушения техники безопасности, что монтажники работают без допусков и монтажных поясов, а сварщики разжигают костры около баллонов с кислородом. Ей было наплевать на отсутствие проектов и на начальника производственно-технического отдела капитана Кишкова, который взялся учить солдат, как нужно рубить сучья на дереве и разрубил себе ногу (Кишков был женат), ей было начхать на то, что японский бульдозер «Комацу», валя лес, завалил также прорабку вместе с прорабом Зобковым… Ей было, в конце-концов наплевавать, что где-то в кировской области от должности первого секретаря освобожден товарищ И.П.Беспалов и на его место назначен В.В.Бакатин. Но когда вертлявый азиат, присланный Глызовым за бутылкой, предложил ей изготовить за десять рублей из водочного ящика туалетный столик, она почувствовала – вот оно! Было ясно, что мальчишке просто нужны деньги, но… Но в том то и заключается искусство быть женщиной, чтобы направить мужчину на путь истинный! В конце концов, надо же когда-то начинать!

…Их любовь была унылой, как песня нищего. Трижды в неделю, крадучась и трясясь от страха, мальчишка пробирался к ней в вагончик, где она немедленно набрасывалась на него, словно крыловский волк на ягненка. Она гасила свет, чтобы не видеть испуганных раскосых глаз и валила беднягу на пол, трепеща от диковинной смеси удовольствия и омерзения. Потом, когда тот уползал, держа в руке несколько поленьев – гонорар за выполненную работу, Прохвальчук залезала под три одеяла и предавалась мечтам о Большой, Светлой и Настоящей любви, которая непременно к ней придет. Словом, паскудство было полнейшее!

… Прохвальчук разложила купюры по ранжиру и принялась созерцать денежную массу. Сумма составила четыреста двадцать с хвостиком, и это придало ей настроения. Еще не все в жизни потеряно! Через два месяца, спасибо родной партии, она на своих винных запасах доведет сумму до тысячи, да еще продаст барахла на тысячу – с этими деньгами можно и назад, к маме с папой, которые все ждут ее домой с мужем. Был у нее и еще один повод для радости – сегодня прапорщик Генералов из соседней части попросил у нее взаймы до получки десятку, и она пригласила его к себе – деньги мол, все дома…

А десятку ему надо бы дать получше – пусть знает, что ей ничего не жалко! Прохвальчук прошлась потными руками по пачке червонцев и остановилась на Чирике. Этот подойдет.

… Генералов пришел не один. Вместе с ним притащился его сосед по барачной комнате лейтенант Кусичев, видно, также решивший на халяву урвать денег. Еще за окном Прохвальчук услыхала пьяный хохот Генералова и кусичевский привизгивающий голосок:

– Кишка как даст по ноге… Я, говорит, такую лесину завалил…

– Ха-ха-ха!

– …счас покажу, как сучья рубить…

– Гы-гы-гы!

– …как звезданет по ноге…

– Хотел по ели – а попал по дубу!!!

– Га-а-га!

Раздались удары в дверь. Приперся! Да не один… идиот! Прохвальчук стали душить слезы. Так ждала, так ждала…

– Может, ее нет? – привизгнул Кусичев.

– Да ну… Спит поди…

Снова послышались удары, и голос Генералова озабоченно произнес:

– А кстати, канализация-то… того, поплыла… В смысле трубы.

– Знаю. Мы ж ее клали зимой в мерзлый грунт, а теперь он подтаял, вот трубы и заиграли…хи-хи…

– То-то Пучилов бесится!

– Хи-хи-хи!

– Слышь, Светик, это я… Генералов… открывай!

Прохвальчук шмыгнула носом и утерла глаза. А чего от них еще ждать? Все мужики – сволочи и алкаши! Она открыла дверь и сунула в утиный нос Чирика:

– На, подавись!

– Ты чего?… – удивился прапорщик.

– Того! Больше не дам – нету!

И захлопнула дверь.

Глава 5,

в которой Чирик переезжает в Краснохренск

Дверь перед Генераловым захлопнулась, едва не задев его утиный нос. Недоуменно сунув Чирика в карман шинели, прапорщик пробормотал:

– Совсем сдурела, проститутка! Чего злится? Сама же сказала, приходи, дам…

– Так это – смотря чего! – хихикнул прохвост Кусичев.

– Денег, дурень!

– Это ты так думаешь…

– А пошел ты! – миролюбиво отозвался Генералов и друзья, обнявшись, побрели в барак.

У них было много дел в связи с надвигающимся праздником. Во-первых – выпить. Во-вторых – закусить. В-третьих – пойти в Кепкино на танцы. В четвертых, и это – самое главное, не попасться на глаза начальника штаба майора Клюзнера, которорый пребывал в уверенности, что Генералов лежит с сорока градусами (липовую справку за пузырь «Арпачая» сварганил начальник медсанчасти двухгодичник Афанасов).

Догорающий день лучами заходящего солнца освещал глинистую тропу, затейливо вьющуюся между жилыми вагончиками, из которых уже неслись пьяные разухабистые голоса.

– Под гору вечеееернююю солнце к речке клоооониииит! – затянул простуженный голос из ЦУБа, в котором жили сверхсрочники, или «сверчки».

– Все что было, не былоооо, знали напереееед! – подхватили еще несколько человек.