Страница 101 из 104
— Ваша супруга, Лексман, близка к сумасшествию, — прорычал он. — Не думал я, что она из неженок. Ведь англичанки так гордятся своим самообладанием.
Я молчал, зная, что, если ввяжусь в разговор, сделаю хуже только себе.
— Я послал в Дураццо за доктором, — продолжал он. — Видите ли, затратив на вас столько сил, я не хочу, чтобы смерть так легко отняла вас у меня. Да, она совсем плоха, — повторил он с наслаждением, но я уловил в его голосе нотки раздражения. — Она трижды звала вас этой ночью.
Не знаю, как мне удалось сдержаться.
— Кара, — сказал я на удивление спокойным голосом, — за что вы подвергаете это невинное создание таким бесчеловечным издевательствам?
Он выпустил большое кольцо дыма и долго наблюдал, как оно таяло под каменным потолком.
— За что? — протяжно произнес он, все еще глядя в потолок.
Я никогда не забуду, с каким видом и каким голосом он говорил со мной.
— Она сделала все, что могла, для такого человека, как я. Она унизила меня. Когда я сделал ей предложение, я чувствовал себя властелином мира, Лексман. Я повелевал людьми легким мановением руки, слово “нет” для меня не существовало. И вот я получил отказ. Жизнь для меня потеряла всякий смысл. Не думайте, — быстро сказал он, — что я страдаю от безответной любви. Я не был влюблен в Грейс, скорее это было мимолетное чувство. Но она разрушила мою уверенность в себе. С тех пор стоит мне задумать большое дело, требующее принятия серьезных решений, когда я должен собрать свою волю в кулак, когда мне нужно самообладание и вера в свои силы, перед моими глазами встает образ проклятой девчонки, обида за поражение затмевает сознание, и жизнь вновь теряет для меня всякий смысл.
Я возненавидел ее и не могу отделаться от этого чувства по сей день, — в бешенстве вскричал Кара, — но если она умрет, я буду ненавидеть ее еще больше, потому что она навсегда останется в моей памяти непокоримой и не даст мне покоя до конца моих дней.
Он присел у стены, оперся подбородком о сжатый кулак и уставился на меня.
— Я мог стать полновластным хозяином этой страны, деньги и целеустремленность привели бы меня на албанский трон. Неужели вы не понимаете, что это все значит для меня. Еще не все потеряно. Если я спасу вашу жену от физической смерти и подавлю ее морально, увижу ее у моих ног, сломленную и лишенную воли, я верну некогда потерянную уверенность в себе. Поверьте, — сказал он, кивая головой, — вашу жену будут лечить лучшие доктора, которых я смогу найти.
Кара вышел, и я не видел его довольно долго. Как-то утром он прислал мне записку — всего три слова: “Ваша жена умерла”.
Джон Лексман встал, опустил голову на грудь и зашагал по комнате.
— С этого мгновения, — сказал он, — я решил посвятить оставшуюся жизнь одной цели — покарать Ремингтона Кару. И, джентльмены, я это сделал.
Он остановился в центре комнаты, сжал кулак и, ударив себя в широкую грудь, заявил:
— Я убил Ремингтона Кару!
Среди собравшихся раздались удивленные возгласы. Молчал только один человек — Т.Х. Мередит. Для него это давно перестало быть новостью.
Глава XXII
Через некоторое время Лексман продолжил рассказ.
— Я уже говорил вам о Сальволио — человеке из дворца Кары. В свое время он был приговорен к пожизненному заключению и отбывал наказание в одной из тюрем южной Италии. Каким образом ему удалось бежать и в утлой лодчонке пересечь Адриатическое море, остается тайной. Я не знаю, как он попал на службу к Каре. Сальволио — очень неразговорчивый человек. Я так и не узнал, грек он или итальянец. О нем я могу сказать только одно — безжалостный негодяй, точная копия своего хозяина.
Он хватался за нож по поводу и без повода. У меня на глазах он хладнокровно убил одного из слуг, заподозрив его в том, что он давал мне еды больше, чем положено.
Этот шрам, — указал Лексман на щеку, — остался у меня как память о Сальволио. В отсутствие хозяина он решил продолжить его грязное дело и рассказать, каким мучениям подвергалась моя жена. Дело в том, что Грейс не любила и боялась собак. Кара узнал об этом и приковал к стенам в ее спальне — очевидно, ее содержали в лучших условиях, чем меня, — четырех злющих псов.
Сальволио рассказал мне об этом. Я не выдержал и бросился на него. Он выхватил нож и ударил меня, но цепь швырнула меня на пол, и он промахнулся. Очевидно, ему было приказано не трогать меня, потому что он ужасно разволновался. По возвращении Кара устроил настоящее расследование. В результате Сальволио отвели во внутренний двор дома и в типично восточной традиции подвергли бастонаде, после чего его пятки превратились в кровавое месиво.
Теперь вы понимаете, как он меня возненавидел. Пожалуй, даже сильнее, чем его хозяин. После смерти Грейс Кара внезапно исчез, и моя судьба была вверена этому негодяю. Возможно, Кара дал ему полную свободу действий. Поскольку моя жена, главный объект его мести, умерла, он, казалось, потерял ко мне всякий интерес или нашел для себя более подходящее времяпрепровождение. Сальволио начал издеваться надо мной. Заметив, что я ел немного, он стал регулярно урезать мой рацион, пока я не оказался на пороге голодания. Однако одно событие внезапно перевернуло всю мою жизнь и открыло путь к свободе и отмщению.
В отличие от своего хозяина Сальволио не был аскетом и в его отсутствие устраивал настоящие оргии. Он привозил танцовщиц из Дураццо, приглашал местных богачей и, чувствуя себя в полной безопасности, пировал вволю. Как-то раз гулянье затянулось далеко за полночь. Около четырех часов утра — я определил время по начавшему сереть горизонту — обитая железом дверь отворилась, и ко мне вошел Сальволио. Он был очень пьян, с ним была танцовщица, которой он, вероятно, решил оказать особую честь и показать дворец.
Довольно долго он стоял у двери, бормоча что-то, насколько я понял, по-турецки.
Я посмотрел на девушку и понял, что она очень испугана. Она сжалась в комок, колени ее согнулись под тяжестью тела Сальволио, который, обняв ее за плечи, практически повис на ней. Широко раскрытыми от страха глазами она смотрела на меня, губы ее дрожали. Как оказалось, это была не танцовщица, которую приглашают в богатые дома для увеселения гостей, а дочь богатого турецкого купца из Скутари, принявшего католическую веру. Он переселился в Дураццо еще во время первой Балканской войны. Сальволио заметил красивую девушку и принялся за ней ухаживать. Не знаю, как все случилось, но в этот день она сбежала из дома, и Сальволио привел ее во дворец Кары. Я это все рассказываю потому, что эта девушка сыграла значительную роль в моей дальнейшей судьбе.
Как я уже говорил, девушка была испугана, очевидно, как видом узника в лохмотьях, так и присутствием пьяного Сальволио. Она тянула его к выходу, но он, прежде чем покинуть подземелье, решил продемонстрировать ей свою власть надо мной. Он выхватил нож, подбежал к моей лежанке и набросился на меня с ужасной бранью. Оскорбления на меня не подействовали — я успел привыкнуть к ним. Тогда он с силой ударил меня в бок. Я терпеливо выдержал и это, так как избиение также было для меня не в новинку. Я поднял голову, не обращая внимания на сквернословие, посмотрел на дверь и застыл от удивления.
Девушка стояла у открытой двери и, вжавшись от страха в стену, наблюдала за отвратительным зрелищем. Вдруг у нее за спиной выросла фигура высокого седобородого мужчины с суровым лицом. Она обернулась и готова была вскрикнуть, но мужчина приложил к губам палец и властным жестом указал ей на дверь.
Не проронив ни слова, девушка бесшумно проскользнула под его рукой. В это мгновение Сальволио посмотрел мне в глаза и, заподозрив что-то неладное, замолчал и повернулся к двери.
Старый турок сделал несколько шагов вперед и левой рукой схватил Сальволио за плечи. На мгновение они застыли, словно готовясь к танцу. Турок был на голову выше Сальволио и, судя по внешнему виду, обладал недюжинной силой.
Они смотрели друг другу в глаза. Сальволио, наконец, опомнился и рванулся в сторону, но в это мгновение турок сделал легкое движение правой рукой. Сальволио закашлялся, его тело обмякло и глухо ударилось о каменный пол. Турок медленно наклонился над ним, вытер длинный нож о куртку Сальволио и вложил его в ножны за поясом.