Неразрешимое бремя

Крутой поворот горной дороги, и я выскочил почти на обрыв, едва успев дернуть за узду и осадить коня. Мелкие камни из-под копыт жеребца улетели в пропасть, заставив похолодеть. Где же эта клятая дорога? Узкая тропинка вилась в камнях, уходя вниз по неприметному и довольно крутому спуску. Я успокаивающе похлопал коня по загривку и направил его вниз.

Николас Иптискайте был доставлен в лечебницу при Академии, но в себя так и не пришел. Он открыл глаза, но его взгляд оставался пустым, словно душа Агнесс и демон покинули его навсегда. Его пытались поить и кормить, но особо не усердствовали. Лишь несчастная старуха Матильда приходила каждый день и справлялась о его здоровье. В свидании ей отказывали, пока однажды на жаре ей не стало плохо с сердцем. После ее не было видно, а Николас спустя два дня умер от истощения. После его смерти было вынесено решение суда, в котором его признали виновным в колдовстве. Имя помчика никак не упоминалось.

Тропинка наконец вывела меня в маленькую цветущую долину, питаемую от небольшой горной речушки. Большая ее часть была изрезана аккуратными рядами виноградных плантаций, что наполняли тяжелый летний воздух пьянящим сладким ароматом. Поместье из светлого камня в лучах закатного солнца окрасилось в винные оттенки. Тревожно забилось сердце.

Еще старый поверенный неожиданно оказался прав. Я действительно стал героем, помимо своей воли. Если после приговора грибной колдунье обо мне просто иногда судачили, то после страшной трагедии в зале суда меня стали узнавать на улице. Стараниями некоторых пронырливых газетчиков, что не только разнесли весть о кровавой драме, но и дали в газету довольно неудачный, сочащийся пафосом рисунок с моим портретом, я стал местной знаменитостью. Это раздражало и доставляло множество неудобств. Один трактирщик, исполненный раболепия перед новоявленным демоноборцем, даже затащил меня к себе и угостил бесплатным обедом. Довольно вкусным, но только после него я слег на неделю с жесточайшим расстройством желудка. Поскольку вояг Хмельницкий лишился голоса помчика Прошицкого в совете, его голос временно перешел ко мне. И поэтому такая неожиданная напасть со здоровьем все равно не избавила меня от необходимости присутствовать на заседаниях, выматывая последние нервы и силы. Слабость до сих пор еще не прошла, с меня градом катился пот, а зрение начинало туманиться.

Но все равно я видел, что поместье заполнено людьми. Это были наемные крестьяне, что деловито суетились, паковали и выносили вещи. Неужели опоздал? Отчаяние затопило душу. Я обязан был предотвратить, ведь Лидия не скрываясь объявила, что доберется до помчика. Помчика Жаунеску. Но я предпочел игнорировать это обстоятельство, с головой уйдя в решение церковных вопросов и радуясь, что она затихла. Как затихает вредный ребенок, что готовит очередную пакость. А теперь уже должно быть поздно…

Я спешился с коня и бегом бросился к дому. Уже на подходе я сразу заметил Лидию на веранде дома. Ее трудно было не узнать. Тощая фигура в темном платье с пышной белокурой копной волос бросалась в глаза, невольно напоминая диковинную птицу, что падальщиком высматривает поживу. Я ускорил шаг, наблюдая с отчаянием, как Лидия что-то скомандовал одному из наемных работников, и на лице прикованного к креслу старца появился ужас.

— Что здесь происходит? — я взлетел по ступенькам и бросился к Лидии.

Она неторопливо повернулась ко мне, смерила пустым равнодушным взглядом и спокойно ответила:

— Разбираюсь со своим имуществом. И я вас сюда не приглашала, господин инквизитор.

Я перевел взгляд на убеленного годами старика, чей взгляд застыл на Лидии, а рядом с ним сгрудились его многочисленные домочадцы со своими пожитками. Слава Единому, что помчик Жаунеску жив, потому что я уже и не чаял…

— Чего застыли? — прикрикнула Лидия на рабочих. — Приступайте!

— Но госпожа… — загорелый здоровяк почесал затылок. — Это ж вина то сколько пропадет!..

— Я вам за что плачу? Или мне нанять других, посговорчивей? — Лидия угрожающе прищурилась, и длинные тени от ресниц сделали ее глаза еще безумней.

— Госпожа, прошу вас, не надо! Сжальтесь, не трогайте плантацию! Ведь еще мой дед привез сюда первый саженец… — в глазах старца появились слезы.

— Сжечь здесь все, — раздельно и четко скомандовала Лидия.

Я хотел схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но прикасаться к этому чудовищу в женском обличье было и страшно, и противно. Вместо этого я заступил ей путь.

— Вы что творите? — теперь я вспомнил, почему имя помчика показалось мне знакомым. Так назывался особый сорт винограда «Жаунеску», что использовался в изготовлении дорогого вина, подаваемого к столу князя и идущего на продажу в другие княжества. — Вы не посмеете уничтожить…

— Посмею! — скривилась она, отстраняя меня с дороги. — Это поместье теперь мое. И я могу сделать с ним все, что пожелаю!

— Вы обманом его получили! — чуть не плача, промямлил дородный мужчина с безвольным лицом.

— Нет, — улыбнулась Лидия. — Вы сами проиграли отцовское поместье. Я всего лишь выкупила остальные векселя и закладные. И почему вы до сих пор здесь? Убирайтесь отсюда. Хотя… можете остаться посмотреть, как будет гореть ваша плантация…

Я похолодел от ужаса.

— Постойте! — крикнул я крестьянину, что уже был готов поджечь беззащитную виноградную лозу. Он охотно опустил факел. — Госпожа Хризштайн, так нельзя…

— Убирайтесь.

— Я понимаю, что вы хотите наказать помчика за то, что он сделал. И даже понимаю вас, хотя по прежнему считаю, что никто не в праве судить, кроме Единого…

— Заткнитесь. Чего застыл? Поджигай!

Я не выдержал и схватил ее за плечи, разворачивая к себе.

— Пожалуйста, дайте мне договорить. За что сейчас наказываете остальных? Ведь вы их выгоняете из родного дома. Его семью за что? Они в чем виноваты перед вами? А в чем виноват виноград? Ведь варварство — уничтожать то, что было выведено долгими годами трудов и больше нигде не растет!

Лидия фыркнула и оттолкнула меня, освобождаясь из захвата. Потом кивнула на безмятежную долину.

— Посмотрите туда, господин инквизитор. Правда, красиво? Смотрите внимательно, Кысей. Запомните этот чудесный пейзаж. Потому уже через несколько часов здесь ничего не будет. Останется лишь выжженная земля. Камня на камне не оставлю. Знаете, мне правда жаль, что помчик Прошицкий сдох. Я бы предпочла, чтобы он жил, покалеченный и изуродованный демоном. Но увы. Ему досталась милосердная кара в виде смерти. А вот этому мерзавцу так не повезет, уверяю вас. Я заставлю его жить, чтобы видеть, как его выпестованный виноград, его любимое детище, съеживается и исчезает в огне. Я заставлю его жить в нищете, на улице, лишенного благополучия и респектабельности, заставлю его семью бедствовать и все глубже увязать в долгах. Я искренне надеюсь, что он доживет до того момента, когда они докатятся до долговой ямы, а потом их продадут в рабство…

Я ошеломленно смотрел на ее лицо, искаженное ненавистью и безумием.

— Прекратите! Вы с ума сошли от злобы!..

— Я сошла с ума давно, господин инквизитор, — рассмеялась Лидия, и закатное солнце отразилось в ее светлых глазах багровым заревом.

— Зачем вы обрекаете на нищету и погибель его детей? Они же не отвечают за грехи отца!

— Еще как отвечают. Зажигайте уже! Сколько уже можно ждать!

Здоровяк медлил, с надеждой глядя на меня, старик в кресле вдруг всхлипнул и задышал тяжело. Маленький мальчик стиснул игрушечного зайку и уткнулся лицом в юбку матери. Девочка постарше, лет пятнадцати, сложила руки в молитвенном жесте и бросилась на колени перед Лидией. В ее огромных синих глазах стояли слезы.

— Госпожа, прошу вас, не губите!

Лидия брезгливо смотрела на несчастную, словно на грязь у себя под ногами. Я не могу допустить еще одной трагедии и сломанных жизней по вине этого монстра. Я успел перехватить ее руку, когда она замахнулась на бедную девочку.