Страница 17 из 26
Я практически успокоился, когда увидел, что приближается снежная буря. Теперь я как раз дошел до того места, откуда начал рассказывать. Не буду пересказывать, я продолжу с облегчением о веселье и прелести жизни в горах зимой.
Барону нравился снег, он прыгал по нему каждый день, пока мы с Внушающей Страх завтракали. Джем профессора Бандо был моей отрадой холодным утром. Я ел его с блинами из желудей, которые улучшил, добавив орехи гикори. После завтрака мы с Внушающей Страх выходили наружу и спускались с гор. Она летала надо мной, когда я, поскальзываясь и спотыкаясь, катился к устью реки. Оно замерзло. Я вышел на лед, сделал лунку и начал ловить рыбу. Снег блестел на солнце, с дерева на дерево летали птицы, а я возвращался домой со свежей едой из долины. Под снегом я нашел листья гаультерии и зимолюбки. Вернее, я подсмотрел это у оленя, который нашел под снегом много пищи. Также я обнаружил мхи, которые они любят, но решил, что мох не для меня.
Около четырех часов мы отправились домой. Дрозды, гаички, кардиналы, Внушающая Страх и я. А потом настали самые замечательные деньки. Я останавливался на лугу и отпускал Внушающую Страх с кулака. Она взлетала ввысь и ждала меня, пока я пинал ногами травы, погруженные в снег. С места срывался кролик, иногда фазан. Стрелой размером не больше булавки с неба летел мой прекрасный сокол. На земле она ловила свою добычу. Ее идеальные перья поднимались, а крылья обнимали еду. Она не трогала добычу до тех пор, пока я не подходил и не забирал ее. По дороге домой кормил птицу, а потом забирался в дерево, разжигал огонь в камине, и мы с Внушающей Страх начинали зимний вечер.
У меня было много времени для готовки. Я попробовал сочетать разные травы с разным мясом, чтобы было вкуснее. И, надо сказать, изобрел несколько замечательных рецептов.
Когда ужин был готов, огонь горел ярко; Внушающая Страх сидела на насесте у кровати, чистила перья и клюв и подрагивала. Меня согревал тот факт, что она живая.
Я смотрел на нее и размышлял, почему птица — это птица, а мальчик — это мальчик. В лесу становилось тихо. Я знал, что Барон рядом, но не слышал его. Потом доставая кусок березовой коры и писал или делал новые вещи из оленьей шкуры, например, колпачок для Внушающей Страх. Наконец снимал костюм и мокасины и забирался в кровать под сладко пахнущую оленью шкуру. Огонь гас сам, и я засыпал.
Эти ночи были лучшими. Однажды я читал одну из своих старых записей о том, как запасать дрова так, чтобы достать их из-под снега, и смеялся, пока не разбудил Внушающую Страх. Я не сделал ни единого тоннеля. Я ходил за дровами по снегу так, как Барон ходил за едой или олень за мхом.
Я зимую с птицами и людьми
Мы с Внушающей Страх привыкли к зиме и снегу. Мы рано ложились спать, поздно вставали, ели собранный урожай и сами исследовали местность. Олени шли за нами, лисы шагали след в след, зимние птицы летали над нами, но по большей части мы были одни в белой пустыне. Хорошо. Очень, очень хорошо. Мой костюм из оленьей шкуры с кроличьим мехом был таким теплым, что даже когда холодный воздух обжигал ноздри, мне было комфортно и уютно. В холодные дни Внушающая Страх распушала перья, но хорошая прогулка согревала ее. Она с глухим ударом и прыжком возвращалась ко мне на руку. Так она показывала, что у нее хорошее настроение.
Мне не было одиноко. Много раз летом я думал о «длинных зимних месяцах» с некоторым страхом. Я так много читал об одиночестве фермера, охотника, лесоруба во время унылой зимы, что практически в это поверил. Зима была такой же замечательной, как лето, а может даже и лучше. Птицы были словно домашние. Они общались между собой, согревались друг о друга, дрались за еду, за лидерство и за право быть громче всех. Иногда я садился на порог, который стал местом для наблюдений — портиком чистого белого снега, украшенным снеговиками, — и с нескончаемым интересом смотрел на них. Они напоминали мне о Третьей авеню, я дал птицам имена жильцов, которые, казалось, им подходили.
Например, мистер Брэкет. Он жил на первом этаже многоквартирного дома, он никому не позволял сидеть на его крыльце или шуметь рядом с его дверью.
Мистер Брэкет, гаичка, большую часть времени проводил в погонях по лесу за молодыми гаичками. Только равный ему мог сидеть на его любимой ветке или есть с ним вместе.
Также там жили миссис О'Брайан, миссис Коллавей и миссис Федерио. На Третьей авеню первым делом они рано утром вместе ходили на рынок, болтая, толкаясь и поучая детей на улице. Миссис Федерио всегда следовала за миссис Коллавей, а миссис О'Брайан всегда помогала миссис Коллавей: болтать, толкаться и даже покупать яблоки. Теперь все трое были на моем дереве; три занятых гаички. Они порхали, суетились, прыгали и летали от одной кормушки к другой. Они с шумом и гамом носились друг за другом. Все другие гаички гонялись за ними, но уступали они только мистеру Брэкету.
У гаичек, как и у людей на Третьей авеню, были любимые маршруты к лучшим местам с кормом. У каждой были собственные веточки для отдыха, у каждой было маленькое убежище в дереве, куда они прятались на ночлег. Они долго прощались и производили много шума прежде чем разлететься; а потом лес становился тихим, как дом на Третьей авеню, когда все дети пришли с прогулки, родители пожелали друг другу «спокойной ночи», и все разошлись по своим норкам.
Иногда, когда ветер был сильным и шел снег, гаички вылетали всего на несколько часов. Даже мистер Брэкет, выбранный остальными проверять, хороша или нет погода для охоты, появлялся на несколько часов и исчезал. Иногда я видел, что он, нахохлившись, просто тихо сидит на ветке у ствола дерева и ничего не делает. Нет никого, кто получал бы большее удовольствие от ничегонеделания в непогожий день, чем мистер Брэкет на Третьей авеню.
Внушающая Страх, мистер Брэкет и я чувствовали одно и то же. Когда лед, наст и снег падали с деревьев, мы сворачивались калачиком.
Однажды я посмотрел на свой календарь и понял, что почти настало Рождество.
Бандо же обещал прийти. Нужно приготовить угощение и сделать ему подарок. Я взял кусок мороженой оленины и решил, что стейков нам достаточно, чтобы питаться только ими целый месяц. Я отрыл под снегом листья гаультерии, чтобы вскипятить их и полить ими снежки на десерт.
Я проверил запасы дикого лука, чтобы понять, хватит ли у меня на луковый суп, и достал несколько больших твердых клубней дикого картофеля для пюре. У меня все еще были запасы луковиц кандыка, корней купены и немного сухих яблок. Я почистил грецкие орехи, орехи гикори, буковые желуди, а потом начал шить мокасины, отороченные кроличьим мехом, для подарка Бандо. Я закончил их до Рождества, поэтому начал делать шляпу из тех же материалов.
За два дня до праздника я начал задумываться о том, придет ли Бандо вообще. Может, он забыл или очень занят. Или он подумал, что я ушел из леса и решил не пробираться сюда сквозь снег. В канун Рождества Бандо все еще не было, и я начал планировать маленькое Рождество с Внушающей Страх.
Около половины пятого в канун Рождества я повесил несколько красных ягод гольтерии на дверь из оленьей кожи. Я зашел в комнату чтобы перекусить, когда услышал отдаленное «ау-у-у», раздавшееся у подножия горы. Я потушил свечу из оленьего жира, надел куртку, мокасины и выбежал на снег. И вновь «ау-у-у» разлетелось над снежной тишиной. Я пошел на звук, спустился с холма и встретил Бандо. Я подбежал к нему тогда, когда он повернулся к долине, чтобы пойти вдоль ручья. Встреча была радостной, мы обнялись.
— Думал не дойду, — сказал он. — Я проделал путь от входа в Государственный парк; неплохо, да?
Он улыбнулся и похлопал себя по усталым ногам. Потом взял меня за руку и тремя быстрыми щипками проверил мои мускулы.
— Хорошо живешь, — сказал он, пристально посмотрев мне в лицо. — Но через год или два тебе придется бриться.
Я поблагодарил его, и мы начали подниматься домой в горы через ущелье.