Змеиный клубок

— А я — нет, — твердо сказал Пантюхов. — Хватит того, что в Сибирь прокатились. У тебя еще подвенечное платье не готово. И вообще, нечего лишний раз носиться туда-сюда…

Конечно, аргументы прозвучали не слишком убедительно. Но и Лехе, и Ольге, и Воронкову было ясно, что Пантюхов ни за что не отпустит в Москву свою сестрицу. Правда, почему не отпустит, все знали в разной степени.

Тем не менее Леха решил сделать еще одно заявление в пользу бедных:

— По-моему, Георгий Петрович нам надо ехать или вместе с Ольгой, или вообще не ехать. Что ей мешает?

— Пока еще, господин Коровин, это моя младшая сестра, — сердито напомнил Пантюхов, — хотя и совершеннолетняя. У меня есть мнение, что ей ехать нельзя. Если хотите со мной поссориться — действуйте вопреки этому мнению.

— Ну хорошо, тогда я тоже останусь. — Это Лехино заявление вызвало такой строгий взгляд Георгия Петровича, что младший Коровин всерьез забеспокоился: не переиграл ли? Пантюхов прокатился своим тяжким, как танковые гусеницы, взглядом по всей фигуре обнаглевшего племянника богатого дядюшки, словно бы хотел вдавить его в асфальт napковой аллеи по самую шляпу. Дескать, ты что, козел, забыл, кто ты есть на самом деле? Оперился? Возражать осмеливаешься? Да если сейчас твой дядька пошлет тебя к хренам и лишит наследства, я тебя в куски изрублю и собакам выброшу!

Вслух, конечно, Пантюхов сказал более вежливую, но оттого не менее угрожающую фразу:

— Это ваше право. Но с точки зрения морали вы поступите очень неэтично. И вообще — недальновидно.

— Ладно. — Ольга вымолвила именно ту фразу, которую так нужно было произнести в данной ситуации: — Ребята, давайте жить дружно. Леша, будь добр, съезди с дядей Сашей, не ссорься с Егоркой…

— Как скажешь, — солидно кивнул Леха и, скрывая совсем уж бурную радость, поцеловал невесту в щечку. — Я ведь тебя, лягушечка, боялся обидеть, а дядю Сашу, конечно, уважить надо…

— Рад, что тебе пришла в голову такая идея, — суховато объявил старший Коровин. — Если действительно собрался лететь, то будь готов к шести вечера.

— Ну вот, — веско сказал Пантюхов, — а шуму-то было. Слетаете на пару суток, в пятницу вернетесь…

Александр Анатольевич при этих словах легонько пожал племяннику запястье: все о’кей!

Прогулка продолжилась, Пантюхов с Коровиным-старшим продолжили свои беседы о России, о святом, вечном и так далее. Леха сейчас думал о вещах совсем простых, но гораздо более насущных. Например, о том, не столкнется ли самолет дяди Саши с кометой и не появится ли на взлетной полосе корова или коза?

Конечно, сосредоточиться на этих размышлениях Лехе не дали. Уже через минуту сзади послышался умеренно подобострастный голос полковника Воронкова:

— Алексей Иванович, вас по моему сотовому разыскивают! Что ответить?

— Пусть перезвонят через двадцать минут в номер, — сказал Леха, наглея, хотя прекрасно знал, что Воронкову он нужен немедленно.

— Говорят, что очень срочно! — Полковник потряс радиотелефоном, и Леха понял, что идти так или иначе надо.

— Извини, дядь Саш, опять я кому-то понадобился…

Леха отпустил спинку коляски, за которую тут же уцепилась Ольга, и направился к Воронкову. Полковник, отстав от процессии, пригласил его присесть на скамеечку, стоявшую чуть в стороне от аллеи, па полукруглой площадке, обрамленной подстриженными кустами.

Само собой, что никакого телефонного вызова и в помине не было. Но разговор предстоял серьезный, это у Владимира Евгеньевича прямо-таки на морде читалось.

— О чем вы сегодня с дедом болтали? — допросным тоном поинтересовался полковник. — Быстро и без утайки!

Сердце у Лехи екнуло. Конечно, знать бы наверняка, что Воронков ни черта не слышал и американская глушилка забила всю его подслушку намертво, можно было бы и поспокойней себя чувствовать.

Но ведь хрен его знает, наши чекисты тоже не вчера родились и эту самую глушилку вполне могли нейтрализовать. Это у них на борьбу с оргпреступностью технической оснастки не хватает, а вот для защиты этой самой преступности вполне может и хватить… Начнет сейчас Леха сказочки про строительство храмов и повышение духовности на душу населения рассказывать, а полковник послушает-послушает и рявкнет: «Долго ты мне мозги полоскать будешь?» И — в рыло, чтоб знал, как начальство за нос водить.

Но колоться с самого начала Леха не собирался.

Поэтому он прикинулся наивной девочкой и убедительно изобразил удивление:

— А вы что, не слушали, Владимир Евгеньевич?

— Слушал, — проворчал Воронков, — но не слышал. Может, ты объяснишь почему?

— Здрассте, — пробормотал Леха, — откуда ж мне знать, что у вас там в технике не заладилось? Так что, вы, значит, беседу не слышали? А я-то думал, чего это вы никаких ЦУ по телефону не даете…

— А сам почему не звонил?

— Так не надо было. У нас же там про банк разговор не шел. Он спрашивал, как там в Сибири, в Якутске. Я говорю: «Нормально, уже снег идет». — «А как Лена?» — спрашивает. «Какая, — говорю, — Лена, Александр Анатольевич? У меня невесту Оля зовут…» Он засмеялся и объяснил, что он про реку спрашивал, на которой Якутск стоит. Я сказал что-то типа того, что большая, мол, река, впечатляющая, только смотреть мне на нее было некогда. Все дела, дела, дескать. Чего-то соврал насчет того, будто акции приобретали, с золотом связанные… Атак, в общем, он на эту тему сильно не приставал. Я его больше насчет свадьбы и так далее. Потом его повело на строительство храмов. Он все нажимал на то, что я должен обязательно этот самый храм Александра Невского поставить и школу имени Коровина организовать, иначе наследство от меня уйдет.

— А насчет полета в Москву он там вопрос не поднимал?

Леха постарался ответить без колебаний:

— Нет. Я только сейчас об этом услышал. Сами видели, как растерялся. Думал сперва, что вы с Георгием Петровичем против будете, начал упираться, а оказалось, что наоборот — надо. Вы б хоть какие-то знаки давали, когда надо соглашаться, а когда — нет.

Воронков сидел с непроницаемым лицом. Не очень это было приятно, догадываться, какие у него там, в черепе, шарики-ролики крутятся, чего он знает, а чего нет.

— Ладно, — сказал полковник строго, — ты все сказал?

— Вроде бы все.

— Ничего больше не забыл? — Это было уже совсем угрожающе произнесено.

— Нет, — у Лехи сердце начало прибавлять обороты.

— Зачем врешь? — Воронков спросил это тихо и даже не грубо, скорее, с укоризной какой-то.

— Видно же по тебе, что ты с дедом говорил совсем о другом. Это вы Пантюхову можете мозги пудрить. А мне, извините, нет. Я двадцать пять лет с такими брехунами дело имею и уже по вашим глазенкам бегающим все прочесть могу.

— Ну и читайте, — бухнул Коровин, ощущая жуткую пустоту, которая перед ним, фигурально говоря, разверзалась. Правда, оставалась кое-какая надежда. Например, на то, что гражданин начальник блефует, сидя без козырей и делая умный вид, когда ловить нечего.

— Мне читать не надо, — усмехнулся Воронков, — я все слышал. От и до. Дядюшка твой все-таки слишком уж американец. На технику надеется. Глушилка, конечно, хорошая, чисто давит все, что связано с электроникой. Но есть, дорогой Алеша, и такая наука, как акустика. Колебания воздуха изучает. Слышать, строго говоря, можно и без всяких гам «клопов-жучков», если эти самые колебания воздуха, которые вы с дядюшкой производили, направить в нужное время в нужное место. Так что, дорогой, не трать фантазию, чтоб еще придумать. Конечно, интересно послушать, но некогда.

У Лехи уши горели от стыда, а внутри промораживал чудовищный холод смертного страха. Да, тут уж точно ловить было нечего. Эх, Александр Анатольевич, Александр Анатольевич! «Жучки» электронные вы, конечно, подавить сумели, а вот о том, что советский полковник Воронков на этот случай попросту дырок в комнате навертел, а потом сидел около них с фонендоскопом в ушах и все слушал «от» и «до», как-то не подумали. И что ж теперь будет-то?