Змеиный клубок

Но кто же все-таки эти ребятки, которые так лихо пытаются свернуть башку такому крутому хозяину, как Пантюхов? Ведь не начнешь же грозить, что эту кассету в Москву отвезут и покажут где-нибудь на Совете Федерации? Или аж самому Президенту, например? Даже ежели так и сделали бы, то в дебрях тамошних канцелярий она тут же потерялась бы с концами или стерлась по какой-нибудь технической причине. Как в точности обстояло бы дело, Леха по малограмотности и незаконченному высшему образованию сказать не мог, но догадывался. Одно только знал точно, что по московскому ТВ эта самая запись не пошла бы ни за что. Ну, допустим, подбросят эти самые мальчики кассету в приемную главы. Посмотрит тот, посмеется и заберет себе домой, внукам показывать. А больше ее никто не увидит. Да если б и увидели? Неужели областной прокурор побежит дело на Пантюхова заводить? Ни в жисть. ФСБ за него зацепится или РУОП? Опять же смех, если поверить в такую чушь.

Одно было несомненно. Ежели ребята на такое пошли, то на что-то надеются. На какого Аллаха, интересно?

Леха долго над этим голову ломал, но так и не смог додуматься. Вообще он намного лучше думать стал, потому что вот уже неделю ни грамма не принимал и даже не курил почти, потому что выдавали ему по пачке «Беломора» на два дня. Мозги, должно быть, маленько очистились. Но все-таки, практики думанья еще не хватало. Это дело требует тренировки. Тем более что и знаний по серьезным проблемам современности у Лехи было явно недостаточно. Так, самые верхушки. Где-то слышал, где-то видел, где-то читал чего-то…

О том, что кусок передачи народ здешней области все-таки увидел, Лехе не сказали. Он и не подозревал, что его разыскивали на прежнем месте обитания. И уж, конечно, не знал, что в этих розысках принимали участие Севка с Ванькой.

В общем, жизнь заложника имела еще один тот плюс, что можно было ничего не знать и от лишних знаний не волноваться. Судя по тому, что, кроме нескольких человек, к Лехе никто не заходил, беспокоить его почасту не собирались. Конечно, могло так случиться, что придут как-нибудь невзначай и пристрелят, но отчего-то Лехе в это не верилось.

Итак, утром того самого дня, который наступил после той самой тревожной ночи, Леха проснулся в своем сдвоенном санузле. Проснулся как обычно, то есть так, как уже привык, — от лязга дверного засова, свидетельствовавшего о том, что принесли чай, сахар и хлеб с маслом.

Так оно и было. Пришел очередной мужик в маске, поставил кружку с чаем и миску с сухпайком на доску, прибитую поперек дверной коробки, и закрыл дверь с внешней стороны.

Леха спокойненько черенком чайной ложки размазал масло между двумя кусками хлеба, обмакнул сахар в чай, откусил хлеб, затем мокрый сахар… День начинался нормально.

Когда завтрак был в основном закончен — Лехе оставалось лишь допить последний глоток чаю из кружки, и он уже собирался по сложившейся у него традиции опять забраться под одеяло, — произошло нечто необычное.

Коровин ощутил, как под ним тряхнуло пол. И не просто тряхнуло, а прямо-таки сотрясло. Не только пол, но и стены, и потолок, весь дом, судя по всему. Послышался жуткий, оглушительный треск, и целый град кусков штукатурки размером от пылинки и до чайного блюдца обрушился вниз. Слава Богу, те, что размером с блюдце, не долбанули Леху по голове, потому что тогда его точно оглоушило бы, а то и насмерть убило. Один такой кусочек, правда, крепко треснул по кружке с остатками чая и попросту вышиб ее из руки. А другой, поменьше, больно щелкнул по макушке.

Леха оторопело задрал голову и увидел, что потолок, на котором до этого было лишь несколько вполне обычных мелких трещинок, пробороздила огромная черная, зияющая. Она змеилась и по кирпичным стенам, причем Коровин ясно увидел сквозь нее дневной свет!

Но настоящий ужас напал на Леху тогда, когда стало ясно видно, что эта трещина медленно, но неуклонно расширяется. Там, наверху, за потолком, слышались какие-то трески, скрипы, скрежеты, лязга. А сам потолок прямо как в страшном сне или в фильме ужасов начал ходить ходуном, и куски штукатурки опять сыпанулись вниз. Леха в этот момент шарахнулся в проем двери — единственное место, где не угрожала опасность получить по башке. При этом ему пришлось ногой отбить доску, на которую похитители выставляли еду.

— Эй! — заорал он истошно, изо всей силы гвозданув кулаком в дверь. — Открывай! Дом рушится!

Никто не ответил. А может быть, и ответил, да только Леха не расслышал этого из-за страшного треска и грохота, который вдруг заполнил все вокруг. Потолок лавиной обломков рухнул в комнату. Леха зажмурился, прижавшись спиной к двери, и с ужасом ощутил, что стена, в которой был этот дверной проем, не то шатается, не то вообще наклоняется. Еще секунда — и на свет надвинулось что-то черное. Именно так это отпечаталось у Лехи в памяти. Он взвыл от безумного страха, смертной тоски и бессилия предотвратить собственную гибель, но, инстинктивно пытаясь защититься от этой черноты, вытянул вперед руки и… ощутил, что схватился ладонями за сетку неведомо откуда наползшей на дверь койки. Поверх сетки были еще матрас и одеяло — он успел это запомнить, прежде чем уши заложило от жуткого грохота.

Конечно, сознание Леха потерял, но не насовсем, а только на полчаса, не больше.

Спасла Леху койка. Это он, конечно, понял не сразу. Может, через десять, а может, через пятнадцать минут после того, как открыл глаза и увидел всего в нескольких сантиметрах от лица провисшую сетку с вдавившимся матрасом. На нее грохнулся кусок стены весом в полета кило, не меньше. Не будь койки, а самое главное — ее железного изголовья, на которую пришелся основной удар глыбы, Лехина голова была бы раздавлена, как куриное яйцо. Дужку промяло, прутья погнулись и даже ножки, но Лехина башка отделалась только шишкой от удара о дверь. Теперь он лежал спиной на этой самой двери, но не горизонтально, а примерно под углом в 45 градусов. Ноги упирались в порог двери и, похоже, были целы-невредимы. Вообще вроде бы ничего не болело, только в голове что-то гудело, а в ушах — звенело.

Тем не менее очухивался Леха медленно, еле-еле. Лишь через пять минут он решился поглядеть по сторонам, вниз и вверх.

Кусок стены, в котором находился дверной проем, а в проеме — Леха, в тот момент, когда дом рухнул, отломился где-то на уровне пола второго этажа. Нижняя часть стены повалилась в одну сторону, туда, куда сейчас были обращены Лехины ноги. Другая часть, вместе с Лехой, мертвой хваткой вцепившимся в койку, упала в другую сторону и ребром ударилась об уже развалившуюся нижнюю глыбу. А с тыльной стороны Лехин кусок стены подперла груда балок, кирпичей и досок. Вот он и стоял, а может, и лежал — смотря с какой стороны глядеть — под углом в 45 градусов.

Нет, его не завалило наглухо. Слева, правда, сплошняком громоздились обломки, но зато справа просматривалось пространство, лишь слегка замутненное еще не осевшей кирпичной и известковой пылью. Кроме того, где-то неподалеку что-то горело. Похоже, бензин или какой-то иной нефтепродукт, если судить по вони. Но лаз имелся, и через него вполне спокойно можно было выбраться, если повернуть голову набок, а потом, осторожно подогнув колени, сползти вниз по двери. Так Леха и сделал.

Затем он просунул ноги под прогнувшуюся сетку и искореженную раму кровати, сложился калачиком, скрутился в талии и протиснулся в треугольного сечения дыру, образовавшуюся оттого, что еще один кусок стены раскололся при падении на три части, по прихоти случая изобразив что-то вроде шалашика.

Лаз оказался вполне по габаритам, и Леха, весь измазанный в кирпичной пыли и известке, оказался в своеобразной воронке между нагромождениями обломков. Сверху было небо, чистое, не по-осеннему голубое, но солнца из-за серо-черного дыма, столбом валившего откуда-то справа, Коровин разглядеть не мог.

Тут Леха перевел дух и наконец-то стал соображать как следует. Например, догадался, что по глыбам кирпича можно подняться наверх. Кое-как у него это получилось. Коровин очутился наверху и смог, несмотря на дым, оглядеться вокруг.