Змеиный клубок

— А этот Антонов, он кто? — спросил Леха. — Из милиции?

— Да, раньше работал там, но потом уволился. Хотя, скажу вам откровенно, ему гораздо больше подошло бы в тюрьме сидеть, чем порядок охранять. Я как-то слышала, что у него немало темных делишек на душе. Кстати, от Митрохина. Потому что тогда, после того как условия Антонова пришлось принять, Сережа впервые за все время нашей жизни напился как свинья, плакал и говорил: «Галочка, я душу дьяволу продал!»

— Ни фига себе! — покачал головой Коровин.

— Конечно, это у него быстро прошло. Он даже как-то поувереннее, понахальнее стал держаться. Само собой, что Антонов постоянно к нам захаживал. И сюда, и на дачу. Ту самую, где телефон 34-56-70. Там площадь в семь раз больше этой, трехкомнатной. 370 миллионов рублей стоила. А построили меньше чем за год. До знакомства с Антоновым только фундамент заложили, и то казалось, что денег уже нет, а тут — раз-раз! — и в два счета… Я вообще-то до этого активно помогала мужу во всех делах, хотя, конечно, многого не понимала. Поэтому у меня было много знакомых среди городских бизнесменов, журналистов и особенно — среди их жен. Сами знаете: о чем мужики помалкивают, о том бабы шушукаются. Ну, через них мне и удалось выяснить, что «Гладиатор» — контора не просто очень сомнительная, а скорее всего мафиозная. Я, когда об этом узнала, стала усердно отговаривать Митрохина от этого соглашения. И он уже почти был согласен… Но тут… — Галина аж передернулась, до того ей было неприятно вспоминать этот эпизод своей жизни. — Мне подстроили большую пакость.

— Это какую же? — спросил Леха.

— Мне неожиданно позвонила школьная подруга, которую я уже много лет не видела — она в Москве живет, — и пригласила на некий девичник. Мол, съедемся без мужиков, потреплемся, вспомним молодость, всем кости перемоем… Сережа ничего против не имел. Я поехала. И вначале там точно не было никаких мужчин, только мои одноклассницы. Конечно, мы там немножко выпили, но я лично — всего лишь один стакан легкого вина. Светка, у которой мы гуляли, клянется и божится, что не знает, от чего я полностью потеряла всякий самоконтроль и память. Утром проснулась с больной головой, будто ведро выпила. Митрохин в это время ездил на какие-то переговоры, я уж позабыла куда. Приехал домой только через пару дней. Но сразу после этого на рабочем столе Митрохина появились видеокассета и большой пакет с четкими фотографиями, на которых я… в общем, была в таком виде, что хоть сразу вешайся.

Леха попробовал себе представить, что же там было снято, но воображение у него было слабое.

— А вы ему ничего не объяснили? Или не получилось?

— Митрохин попросту ничего и слушать не стал. Было, как говорится, бурное объяснение. Прямо как в какой-нибудь «Просто Марии» или «Дикой Розе». Я была в таком состоянии, что хуже некуда. Он мне столько гадостей наговорил, причем в присутствии детей, догадался Никитке и Мишке показать видеозапись, да еще и отворачиваться не велел… В общем, я пыталась повеситься. Не удалось, выходили, отправили в психбольницу, пробыла там пару месяцев. За это время Митрохина успела очаровать некая молодая красавица. Ольга Петровна. Детей Митрохин у своей неверной и к тому же психованной жены забрал, увез их в загородный дом, их от меня сторожат, между прочим.

— Так это что, Ольга устроила? — предположил Леха.

— Нет. Эго было бы слишком просто. Ольга просто красивая дура, блондинка с длиннющими ногами, проститутка, хотя и молодая, но с большим стажем. На шесть лет моложе меня, бойкая, наглая. А из Митрохина вила веревки. Я, хоть и выпала вроде бы из «приличного общества», но некоторые знакомства остались. В общем, это работа, как мне кажется, все того же Антонова. Ольга — его «приводной ремень» к Митрохину. Думаю, что Антонов какую-то авантюру затеял. И может быть, Митрохин стал лишним — вот и убрали.

— И что, ничего сделать нельзя? — спросил Леха. — В прокуратуру или еще куда пойти?

— Нет. Доказательств у меня нет, а потом, кто ж будет слушать женщину, которая на учете в психдиспансере состоит? Мне только детей жалко. Но я уже успокоилась. Знаете, есть такой способ преодолевать боль: представлять, будто она где-то вне тебя и мысленно отдалять ее от себя куда-то… Да, мне было страшно, что его убьют, но теперь я, как видите, очень спокойна. Я уже один раз умирала. И это не так ужасно, как мы думаем.

— Я вот еще что спросить хотел, Галина Юрьевна, — осторожно вымолвил Коровин, — тут, в корочках этих, какая-то схемка лежит. Вы ее не видали?

И, взяв с кухонного стола обложку от паспорта, вынул и развернул сложенный вчетверо листок.

Митрохина посмотрела на схемку:

— Почерк Сережкин, но что тут изображено — понятия не имею.

— Зато я имею. Это тут наш лес нарисован, просеки, овраг. То есть те самые места, где мы с Севкой паспорт нашли. Чего-то он там искал. А вчера утром туда приезжали на машине несколько парней, я их только по кличкам слышал: Котел, Мосел и Лопата…

— Да? — удивилась Галина. — И что же они там делали?

— Искали паспорт. И показалось, будто вот этот чертежик им был нужен…

— Ну, что это за парни, я знаю. Котлов Юрий, Мосолов Валентин, Лопатин Игорь — это все сотрудники «Гладиатора». Котлов — нечто вроде «старшего телохранителя», приставленного Антоновым к Сергею. Мосолов — шофер-телохранитель, а Лопатин — он помоложе — нечто вроде практиканта.

Галина допила свою чашку, посмотрела на часы и сказала:

— Вы знаете, я, пожалуй, пойду переоденусь, а то мне уже скоро на работу идти. А вы пока посидите, если не торопитесь. Мне надо будет еще кое-что у вас спросить.

Она ушла, а Леха остался допивать чай. Минут через десяток Митрохина вернулась, одетая в темнозеленый двубортный костюм и черные туфли. Училка, и, видно, строгая. Интересно, как это ей со справкой из психдиспансера разрешают детей учить? Или уж теперь никто вообще на эту работу не идет?

— Ну, еще минут пять есть, — сообщила она. — Я у вас хотела спросить: вы, когда там, в лесу были, ничего не слышали? Никаких имен, подробностей?

Леха стал припоминать. Для начала — мысленно.

И тут позвонили в дверь. То есть опять «соловушка» засвиристел. Вроде и нежно, но как-то тревожно.

— Сегодня день ранних визитов, — улыбнулась Галина. — Еще кому-то не спится… Посидите здесь, пожалуйста, это, наверно, соседка пришла. Она алкоголичка, ей с утра иногда похмелиться надо. Заходит «на стаканчик» стрельнуть.

Она пошла открывать, прикрыв за собой стеклянную дверь кухни, затянутую зеленой тканью.

— Кто? — спросила Галина.

— Свои, — ответил глуховатый низкий голос. У Лехи сердце ушло в пятки: очень уж голос походил на Мосла.

— Что вам, Валентин?

— Если можно, не через дверь, Галина Юрьевна.

— Ну ладно…

Щелкнул замок. Послышались тяжелые шаги двух пар ног.

— Здравствуйте! — вежливо произнес еще один голос. Лопата! Леха выдернул из кармана пистолет и поставил горизонтально флажок предохранителя. Ну, мать честная, лишь бы сюда не сунулись!

Сунуться они не сунулись, но в это время в прихожей произошла какая-то возня, задребезжала мебель и придушенно вскрикнула Галина. Это что ж такое? Грабят, что ли?

— Не бей, дуролом! — прошипел Мосел. — Петлю давай! На шею!

Леха понял: сейчас еще чего-то сможет, после — не выйдет. Он толкнул левой рукой кухонную дверь, выскочил с пистолетом. Мосел, обхватив Митрохину поперек тела и прижав ей руки, держал ее, нагнув к полу, а Лопата, немного бледный — должно быть, еще не привык к такой работенке, — пытался надеть Галине на голову петлю из бельевой веревки. Он-то первый и заорал:

— Сзади! — Да так громко, что Леха с перепугу нажал на крючок. Как грохнет! Коровин сам от собственного выстрела шатнулся к кухонной двери и за малым ее спиной не выдавил. А вот Мосла пуля ударила прямо в башку. И брызги полетели прямо в рожу Лопате, который шарахнулся в сторону, бросив свою петлю и испуганно взвизгнув. Он даже руки, кажется, пытался поднять, потому что Лехе послышалось что-то вроде: «Не надо, начальник!» Но опять как-то само собой нажалось и грохнуло. Лопату снесло на пол, он схватился за живот и заорал дурным голосом, так, что у Лехи аж волосы дыбом встали и мурашки забегали по спине. Чтоб этого воя не слышать, он готов был бежать куда угодно. Но не босым же? Вон они, ботиночки! Леха от волнения сперва правой ногой в левый полез, потом левой в правый…