Змеиный клубок

— А вообще-то как там, в Америке?

— Думаешь, я ее видел? Аэропорт видел, имени товарища Кеннеди, здоровый, побольше, чем наше Шереметьево, по-моему. Или показалось так. Тоже толком не разглядел, потому что с самолета на самолет. Вообще-то оттуда мы на дядькином самолете летели, то есть считается теперь, что на моем. Мог бы, наверно, задержаться, но Пантюхов, сукин сын, торопил, ему, обормоту, все не терпелось в главную дядькину контору слетать, дженерал офис. А это — черт знает где, в Чикаге, кажется. Прилично летели.

В Нью Йорке потеплее было, а там — бр-р! — холодрыга будь здоров. Там вообще сразу в вертолет — и прямо до крыши. Пантюхов, конечно, понимал, об чем лай, хоть и через переводчика, а мне так все по фигу. Правда, заставили какую-то фигню подписывать. Говорят, что на английском, то и на русском, но хрен его знает. Я знаешь ли, и тот документ, что вроде бы по-русски написан, и то не понял. С главным менеджером познакомился, по рюмахе коньяку выпили с ним. По-русски говорит неплохо, специально выучил, чтоб дяде Саше понравиться. Под самый финиш признался, что опасался, будто я его уволю, как несправившегося. А так — скука одна, без охраны ни шагу. Спасибо, Пантюхов сжалился, сказал что я больше не нужен, и велел нам с Галькой в Майами лететь. Опять же прилично пролетели как из Питера до Крыма. Ну, тут хоть потеплей, солнышко. Тепло, даже жарковато. Они нас, правда, уверяли, будто у них летом больше ста градусов жары бывает, но потом выяснилось, что по нашему это только сорок, а осенью, когда мы были, там выше двадцати пяти по-нашему не набиралось. Пару раз в океан ходили, мне показывали, как рыбу с катера ловить. Видал по-настоящему, как акула плавает. Не очень здоровая, метра два наверно. Покрутилась и уплыла… Ну, еще свозили на день на болота, каких-то птиц, крокодилов показали или кайманов. Тот мужик, что в заповеднике, говорил, будто крокодил и кайман чем-то различаются. Я так и не понял чем.

— Ну а народ-то ты видел, как они там?

— Сев, ты чем слушал, а? Какой там народ? Охрана, служащие, клерки всякие, слуги еще. Служащие большей частью белые, охрана — фифти-фифти, а слуги — сплошные блэки.

— Чего?

— Ну черные. Негры значит. Мне там по ходу деда растолковали, что негров лучше неграми не звать, они обижаются почему-то, хотя «негро» то же самое значит — «черный», только по-испански. Это ж штат Флорида, — Леха сделал ударение на первом слоге, — раньше испанцам принадлежал… Ну, чего еще? Не знаю, вроде все рассказал. Смешнее всего было, когда прилетали. Садились в самолет в рубашках, в Москве пальто надели, когда выгружались, а сюда прилетели — уже снег лежит.

— А я думал, ты там так и останешься, — сообщил Севка. — Нас ведь, когда из тюряги выпускали, порядком напугали. Мол, держитесь от Коровина подальше, он теперь большой начальник, типа того, что его какая-то партия в депутаты толкать будет, дескать, не суйтесь к нему и не дискредитируйте. Ты это серьезно?

— Чего?

— В депутаты-то, говорю, поперся серьезно? Ты хоть объясни, за демократов ты или за коммунистов?

— Да я в принципе и так, и так могу. Как скажут. Два раза уже по телику выступал. Ты не беспокойся, все одно меня не выберут. Это Пантюхов придумал, его блажь. Я как независимый иду, ни от кого. А уж если выберут, то Егор придумает, к кому меня прицепить. Он в Москве теперь часто бывает, разбирается, что к чему…

— Тебе тоже в Москву охота?

— А кому туда не охота? И так сорок лет тут проторчал, не считая двух лет в армии. Пожить маленько, поглядеть. Посмотреть, что получается. Там посмотрим.

— А банк как же?

— Я все одно ни хрена в нем не петрю. Меня тут учить помаленьку пытаются. Менеджменту, маркетингу, компьютерщине всякой. Староват, конечно, не все уже в голову лезет. Опять же попил не мало. Самому мне не поворочать. Ни здесь, ни тем более у штатников. Они больно рады, что я ни во что не полез. А я что, дурак? Сами умные, лет двести уже при капитализме живут, соображают, наверно, получше моего. Не лез и не полезу в ихние дела. Пантюхову, правда, какие-то инвестиции для области дали. Он и рад — начальство в Москве довольно: импортный капитал привлек. На хрен мне, правда, наш родной машиностроительный завод, я не знаю, по тридцать процентов акций купил, они даже подорожали от этого, а то все по три тыщи продавались. Теперь по десять идут. Дивидендов, правда, не предвидится до конца века. Не знаю, этого или следующего.

Хорошо шлось, душевно. Даже не хотелось, чтоб дорога кончалась.

— Слушай, — предложил Леха, — давай, я тебе какую-нибудь работу придумаю, а? Может, поможешь Ваньке? Он у меня шоферит, а ты механиком будешь? Квартиру тебе в городе куплю, а сюда ты будешь как на дачу ездить. Годится?

— Ну его… У тебя и так нахлебников набралось. Смотри, наберешь таких, как те, митрохинские, были, еще и прирежут.

— Мы с разбором подходим, — солидно возразил Леха, — бандита если точно, то только одного наняли. Степу, который на снегоходе подвозил. Он клянется, что завязал. Опять же ему только у нас и прятаться, в Москве жизни не будет. Тебе «Буран» подарить? А? Ты ж любишь мотоциклы… Летом на «ИЖе» будешь гонять, а по снегу — на этом. Тут подворачивается оказия — канадский купить можно. Побыстрее, понадежнее вроде бы…

— Не надо, — отмахнулся Севка. — Все равно всех за свой счет не осчастливишь. Я лучше так, ручками-ножками. А то от моторов все зверье разбежится.

— Как хочешь… — Леха не обиделся, но почуял, что какая-то не заметная глазу трещинка, километров пять в ширину, отделяет его от прежнего другана. Словно и похоже на то, как раньше было, а не то. Что-то такое же было на душе в тот день, когда Севка, не сказав Лехе ни слова, забрал простреленный паспорт и укатил на «ИЖе» в город, награду получать. Что он там получил — известно, но Леха тогда о Буркине плохо подумал. Но теперь похуже…

— Вот тут все началось, — сказал Сева, указывая лыжной палкой на торчащий из-под снега валун. — Здесь мы в овраг свернули. Помнишь?

— За три месяца не забыл… — сказал Леха, удивляясь, что всего-то три месяца прошло с тех осенних дней, а так все изменилось. Только почему-то ему очень захотелось, чтоб ему эти три месяца приснились, а все было так, как прежде. Очень захотелось, но только сном все происшедшее не было.

Пейджер, висевший у Лехи под бушлатом, напомнил о себе писком. На табло прочиталась надпись: «Я соскучилась. Приезжай. Галя».

Леха вынул из кармана рацию, нажал кнопку передачи и произнес:

— «Буран-1», ко мне.

— Уезжаешь? — спросил Севка.

— Ага. Галька волнуется. Вот уж не знал, что так все получится… Поженились без любви, а так разыгралось. И ее детишкам я, как ни странно, по душе пришелся. Хотя, конечно, они для меня слишком умные.

Сзади послышался рокот быстро приближающегося снегохода. В облаке снежной пыли «Буран» остановился рядом с лыжниками. Сидевший за рулем молодец в ярком спортивном костюме поднял защитные очки на лоб мотоциклетного шлема. Как ни странно, но это был гражданин, известный под кличкой Парамыга.

— Как пойдем, командир? На буксире или верхом?

— На буксире, Степа, — сказал Леха, и Парамыга отмотал от заднего сиденья довольно длинный капроновый фал.

— Ну, — подавая Севке убитого зайца, произнес Леха, — мне направо, там у шоссе джип дожидается. Бывай здоров! Если что — в любое время. Визитку я тебе уже дал.

— Ага, — забирая замерзшую, одеревенелую тушку, кивнул Севка. — Счастливо! Увидимся еще. Ты, главное, не забывай, где родился…

«Буран», управляемый Парамыгой, поволок за собой на буксире стоящего на лыжах Леху и скрылся за поворотом просеки. Там джип стоял, доставшийся Коровину от Митрохина, за рулем которого сидел прибарахлившийся Ванька Ерохин. «Буран» пристроили на прицеп, Парамыга занял место рядом с водителем, Леха сел назад. И покатили они в город, в бывший особняк купца Тимофея Коровина… Конечно, отделанный, благоустроенный и приведенный в божеский вид, но все-таки стоявший посреди замусоренных, грязных и вонючих городских дворов, на которых еще не нашлось богатых хозяев.