Страница 2 из 33
Добежал, постучал в дверь. Она открылась. «Сережа, ты приехал», – сказали мне безо всякого изумления.
Вот и всё свиданье. По навесному мостику над Шоношей, загубленной диким лесосплавом, мы все-таки прошлись. И у старой школы постояли. Но – таксист ждет, жена улыбается, и говорить нам с Галей вроде бы не о чем; шутка ли, сорок семь лет прошло с тех пор, как расстались… «Получается, – говорю жене уже на обратной дороге, – не так уж сильно я изменился, если Галя меня сразу узнала». – «Да не узнала она, а знала, что вы здесь», – пробурчал водитель. И протянул мне местную газету, где про всех, кто на юбилей приедет, написано, и с фотографиями.
На минуту я даже расстроился. И тут же себя утешил: значит, ждала и, значит, не была уверена, что к ней заеду, и волновалась. И сейчас еще, наверное, волнуется, как и я волнуюсь.
Меня спрашивают: «А стоило ли вообще становиться москвичом?»
Отвечу. Я учился в Ростовском университете и, по общему мнению, должен был получить рекомендацию в его же аспирантуру. Наверняка поступил бы, наверняка защитил бы кандидатскую, потом докторскую (почему нет?) и к нынешнему дню, скорее всего, заведовал бы в Ростове кафедрой, печатался в соответствующих изданиях, выпускал монографии и т. п.
Не вышло. Так как мы с приятелями затеяли машинописный журнальчик «Одуванчик»[9] тиражом сначала в четыре, потом в десять экземпляров, не что чтобы крамольный, но все-таки, и это, как решило факультетское начальство, не стоило исключения из университета, но стоило невыдачи рекомендации в аспирантуру. Ну и ладно, я поработал в районной газете[10], в областной молодежке[11] и, набравши обязательный тогда двухгодичный производственный стаж, поступил-таки в ИМЛИ[12]. Стал то есть москвичом.
И вот стою я года три или четыре назад на сцене Донской научной библиотеки, рассказываю что-то собравшейся там профессуре, а сам думаю: ребята, а ведь я бы мог быть среди вас и одним из вас и так же слушать заезжего литературного критика из Москвы. Случись так, жизнь, наверное, была бы не хуже, чем моя нынешняя, эта, но проживаю я все-таки эту.
OPUS, говорите вы, MAGNUM[13]?
Мой отец всю свою жизнь проработал железнодорожником – сначала в Ростовской области, потом, уже как ссыльный[14], в Архангельской и, наконец, снова в Ростовской. Совершенно поэтому понятно, что первой газетой, попавшей мне в руки, был «Гудок». И то ли читал я в детстве этот орган Министерства путей сообщения чересчур уж старательно, то ли повлияло то, что старший брат у меня был журналистом, правда спортивным, но после девятого класса я заявился в редакцию районной газеты: хочу, мол, попробовать. Ну, пробуй, сказали мне и дали задание побеседовать с крановщиком, победителем, как сейчас помню, социалистического соревнования.
Прихожу на стройку, спрашиваю, где такой-то. Да у себя, отвечают и показывают рукою высоко-высоко вверх. Я обомлел, но полез, конечно, а когда до кабины добрался, то выяснилось, что крановщика-то и нет. Обедать ушел.
До сих пор иногда снится, как я с этого крана спускался. Руки дрожали. Но заметку все-таки добил, ее напечатали, и со временем я благоприобрел некоторую даже, знаете ли, самоуверенность. Так что и первую в своей жизни литературно-критическую статью – о стихах моего сокурсника, блистательно тогда начинавшего Леши Приймы[15], – опубликовал в университетской многотиражке «За советскую науку» без всякой робости. И за первую рецензию в журнале «Дон»[16] за 1968 год – отчего-то о романе «Зори лютые» кубанского писателя Бориса Тумасова[17] – тоже, не мандражируя, взялся.
А вот когда я уже на четвертом курсе заклеивал конверт, чтобы отправить в «Новый мир»[18] малюхонькую, на две всего машинописные странички, рецензию на сборник стихов ленинградской поэтессы Ирины Маляровой[19], руки у меня опять задрожали. И дрожали ровно до той поры, пока я не взял в университетской читалке наконец-то пришедший журнальный номер – второй за 1970 год и последний, что был подписан к печати Александром Трифоновичем Твардовском.
Две странички всего. Но в «Новом мире»!.. И успел при Твардовском!.. Значит, жизнь удалась. Я же вам говорю – OPUS MAGNUM, как и было сказано.
Служа в 1971 году заведующим отделом промышленности и транспорта в районной газете, я, разумеется, скучал и, признаюсь уж, резвился. Завел при редакции литературное объединение, а в самой газете «Литературную страницу». Собственные стихи на ней печатать, правда, посовестился, благо самодеятельных поэтов по хуторам и станицам и тогда без меня хватало, а вот два рассказа о любви, до того побывавшие в студенческом журнале «Одуванчик», все-таки тиснул.
Что не принесло мне ни славы, ни неприятностей. Как не принесли мне никакого вреда и журналистские шалости, вроде того, что лирические зарисовки – был в арсенале советской печати и такой жанр – о знатных, допустим, доярках, подписывал именем Игоря Северянина, а проблемные статьи о наболевших нуждах, скажем, стрелочников щедро инкрустировал цитатами из поэтов, которые были строжайше запрещены к упоминанию.
Ну, и кто меня поймает? Отдела проверки в маленькой нашей газете, естественно, не было. Цензора тоже, поскольку эти обязанности возлагались на самого редактора. А большое начальство к стихам было глухо.
Один только всего и помню, раз вызвали меня к секретарю райкома по идеологии. И показывает он мне свежий газетный оттиск с моей же руки отчетом о прошедшем заседании районного партхозактива[20]. Где написано, что в докладе первого, наоборот, секретаря рефреном – вы поняли, рефреном! – проходила мысль о чем-то там таком.
Оказывается, наш районный идеолог, человек невинный, но добросовестный, полез-таки за незнакомым термином в словарь и обнаружил, что рефреном могут называть и припев.
«Это что же, – закричал он на меня. – Наш Василий Назарович на трибуне, выходит, частушки пел?!»
Кричал долго. Но я и не оправдывался. Пытался лишь вспомнить, бывают частушки с припевами или все-таки нет.
И тут же о разнице между московской литературной жизнью и провинциальной[21], во всяком случае, тогдашней.
Работаю, еще до всякой аспирантуры, в областной газете «Комсомолец», печатаю первые рецензии в «Новом мире», «Юности»[22], «Дружбе народов»[23]. И, естественно, меня приглашают на семинар молодых критиков в Переделкино[24]. А как вернулся, звонок, зовут в местное отделение Союза писателей. Встречает меня их оргсекретарь и по совместительству детский писатель. Очень дружелюбен, расспрашивает, расхваливает. Вот тебе, говорит, Сергей, талон на приобретение машинописной бумаги по писательскому лимиту[25]. А вот, говорит без перерыва, мои книги. Напишешь о них для «Вечернего Ростова»[26], я уже договорился, а потом расширишь и отдашь в «Дон». Там уж ты сам договоришься, ладно?
9
«Одуванчик» – машинописный литературный журнал, выпускавшийся студентами филологического факультета Ростовского университета в 1968–1969 годах. И вы не поверите, но оказалось, что он был первым самиздатским журналом на Дону.
10
«Свет Октября» – газета, выходившая в Тацинском районе Ростовской области. Здесь, еще у школьника, состоялись мои первые публикации, и здесь же я в должности заведующего отделом промышленности и транспорта отработал полгода по окончании Ростовского университета.
11
Молодежка – в Ростове-на-Дону эта газета местного обкома ВЛКСМ называлась просто и хорошо – «Комсомолец». За полтора года работы в отделе пропаганды (а каком же еще?) этой газеты я напечатал в ней несколько десятков рецензий на книги донских писателей и премьеры ростовских театров.
12
ИМЛИ (Институт мировой литературы имени А. М. Горького) Академии наук – основан в 1932 году.
13
Opus magnum – как сообщает Википедия, это лучшая или, во всяком случае, наиболее амбициозная работа писателя, художника или композитора.
14
Ссыльный – мой отец, как и все железнодорожники, был освобожден от призыва в армию и, не успев эвакуироваться при приближении фашистских войск, несколько недель прятался от них в погребе. Пришли наши и тем, кто продолжал работать и при немцах, дали по 15 лет («Никто из лагерей не вернулся», – повторял отец), а его отправили строить Печорскую железную дорогу. Определен он был в десятники, жил не в лагере, но все-таки при лагере. Так что и родился я, за неимением поблизости других больниц, в лагерном лазарете.
15
Прийма Алексей Константинович (1948) – поэт, сбитый, как сейчас говорят, влет. Его первые стихотворные публикации в «Литературной учебе» и, как ни странно, в «Знамени», пришедшиеся еще на 70-е годы, были расценены официозной критикой как идеологическая диверсия, и Прийма ушел из поэзии, сосредоточившись, уже в 90-е годы, на издании книг, посвященных неопознанным летающим объектам и другим аномальным явлениям.
16
«Дон» – литературный журнал, учрежденный в Ростове-на-Дону еще в 1925 году и с 1957 года выходивший ежемесячно как орган СП РСФСР и Ростовской писательской организации. Вплоть до 1975 года им руководил Михаил Дмитриевич Соколов (1904–1992), автор многоверстного романа «Искры» и человек, может быть, даже не такой уж плохой, но прочитавший за свою жизнь удивительно мало книг. Во всяком случае, у меня сохранилась верстка так и не пошедшей в «Доне» статьи о поэзии, где подле имен Н. Заболоцкого и М. Петровых стоит выразительная пометка красным карандашом «Это кто такие?».
17
Тумасов Борис Евгеньевич (1926) – писатель, автор более 30 книг исторической, по преимуществу, прозы.
18
«Новый мир» – литературный журнал, основанный в 1925 г. и с того самого времени в негласной табели о журнальных рангах считавшийся первым в ряду равных «толстых» ежемесячников страны. «В Литинституте „…и напечататься в „Новом мире“ было, – как вспоминает в комментах Татьяна Набатникова, – целью будущего, сопоставимой с Нобелевской премией». Эта слава стала особенно прочной в годы, когда главным редактором «Нового мира» был А. Т. Твардовский, и неудивительно, что именно на этих страницах десятилетием спустя счел возможным разместить свои творения Л. И. Брежнев{4}. Мем «Фрукт – яблоко, поэт – Пушкин, журнал – „Новый мир“» и сейчас известен всем, кто знает о существовании литературной периодики. Что, вполне понятно, задевает честь и достоинство журнала «Знамя», именно в «Новом мире» видящего своего основного спарринг-партнера и соперника.
19
Малярова Ирина Александровна (1934–2002) – поэт, на третью книгу которой («Свидания», 1970) я и написал свою рецензию.
20
Партхозактив – совещание руководящих работников партийных и советских органов, комсомольских и профсоюзных организаций, государственных учреждений и производственных предприятий, то есть всех тех людей, кто в советские годы входил в районную или городскую элиту.
21
«О разнице между московской литературной жизнью и провинциальной…» – «Коренной москвич никогда не поймет провинциальной среды. Как она любит и как калечит!» – заметил Павел Басинский (П. Басинский. «Московский пленник» – «Октябрь», 1997, № 9).
22
«Юность» – литературный журнал, издающийся с 1955 года и при первом главном редакторе Валентине Катаеве (1955–1961) давший широкую дорогу т. наз. «исповедальной прозе» (А. Гладилин, А. Кузнецов, В. Аксенов и др.) и т. наз. «громкой» или «эстрадной поэзии» (Б. Ахмадулина, Евг. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский и др.) – В 1992 году редакция журнала раскололась, и часть сотрудников создала «Новую Юность», а другая часть осталась в прежней. Что ни первым, ни вторым на пользу, кажется, не пошло.
23
«Дружба народов» – литературный журнал, выросший в 1955 году из одноименного альманаха, который непериодически издавался еще с 1939 года. И по сей день сохранил верность своей традиционной ориентации на то, что раньше называлось многонациональной советской литературой. Во всяком случае, даже после распада СССР на независимые государства произведения молдавских или грузинских авторов печатаются в переводе именно здесь, а не на страницах, как того следовало вроде бы ожидать, журнала «Иностранная литература».
24
Переделкино – писательский городок в ближнем Подмосковье, куда, наряду с Домом творчества, функционирующим с 1955 года, входят несколько десятков дач, передаваемых писателям в пожизненную аренду. Предпринимавшиеся многократно попытки приватизировать эти дачи успеха никому не принесли – кроме, естественно, Евгения Евтушенко и кроме, разумеется, Юрия Полякова, которые стали полноправными владельцами своих строений.
25
Лимит – норма, в соответствии с которой лицам, имевшим на это право, продавались (или выдавались) товары, бывшие дефицитными.
26
«Вечерний Ростов» – единственная ростовская газета, в которой я, кажется, так ни разу и не напечатался.