Седая оловянная печаль

– Я скорей сам себе глотку перережу, Гаррет. Твой Брэдон псих, но псих гениальный.

Любопытно, Морли называет Снэйка сумасшедшим, а ведь они никогда не встречались. Морли задул еще одну лампу и закрыл незнакомку на портрете.

– Будь я проклят…

Картина не утратила выразительности, но теперь стали заметны и детали.

– Не думай ни о чем, – шепнул Морли, – просто погружайся в нее.

Я старался как мог. Снаружи черт знает что творилось. Раскаты грома, сверкание молний. Вот как раз вспышка – и тут же на картине тоже словно вспыхнуло что-то, шевельнулось во тьме.

– Ну?

Это длилось лишь долю секунды – и больше не вернулось. Напрасно я пялил глаза.

– Ты видел лицо? – спросил Морли. – Лицо в тени?

– Да. Но только секунду и больше не вижу.

– Я тоже. – Он убрал бумагу. – Она бежит не от чего-то, а от кого-то.

– И к кому-то взывает. Думаешь, Брэдон имел в виду определенного человека?

– Бежит от кого-то к кому-то? – уточнил дотошный Морли.

– Может быть.

– К нему, к художнику?

– Может быть. – Я пожал плечами, – К тебе? Ты ведь…

– Ты сказал, что видел ее.

– Я не уверен. Я видел женщину, но лишь мельком. Чем больше я смотрю, тем больше уверяюсь, что видел другую.

– Дженнифер?

– Да. Они очень похожи.

Я попытался уловить сходство.

– Нет, не нахожу. В Дженни много от Стэнтноров, а в этой ни капли.

Наверное, голос мой дрогнул.

– Ну?

– Лицо в темноте. В нем тоже много стэнтноровского.

– Дженнифер? Брэдон изображал ее весьма скверной девчонкой.

– Не думаю. Кажется, это мужское лицо.

– Мужчине около тридцати и лицо совершенно безумное?

За окном опять сверкнула молния. Я вскочил и зажег лампы.

– Ничего не могу поделать. Озноб бьет, – пояснил я.

– Да уж. Все страшней и страшней становится. Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров.

Холод пробирал до костей – внутренний холод. Не удивлюсь, если окажется, что за нами все время наблюдали.

– Нужно разжечь огонь.

– Эврика! Повтори, что ты сказал.

– Сказал, разожгу огонь. Надоело мерзнуть.

– Гаррет, ты гений.

– Спасибо. – Что я такого гениального сморозил?

– Пожар в конюшне. Ты правильно подумал тогда: не ты причина поджога, а что-то, что Брэдон прятал. А что ты нашел в тайнике? Картины. – Морли ткнул пальцем в блондинку. – Эту картину.

– Не знаю…

– Я знаю. Что такое остальные полотна? Бред сумасшедшего. Портреты людей, которых мы и так видим каждый день, и виды Кантарда.

Я еще раз взглянул на картину.

– Вот ключ к разгадке преступлений. Вот из-за чего погиб Брэдон. Вот почему загорелась конюшня. Вот твой убийца. – Морли рассмеялся безумным, как все в этом доме, смехом. – А ты спал с ней. – Он хотел продолжать, но запнулся, подошел и положил руку мне на плечо. – Прости, старина.

Самому-то ему не заржавело б, он способен переспать с виновницей массовых убийств, а потом с улыбкой перерезать ей горло. И хоть бы хны. Милейший мошенник мой Морли, но есть в нем этакое жутковатое хладнокровие.

Впрочем, поняв, как подействовал его удар, он попытался как-то поддержать меня.

Я думал, что долго не очухаюсь, но пришел в себя довольно быстро, хоть и был потрясен до глубины души.

– Мне надо пройтись.

Морли не удерживал меня. Я подумал, что быстрой ходьбой смогу утихомирить боль, но испытанное средство не помогало. Не способствовало и завывание ветра за окнами, а гром действовал на нервы, как кошачий концерт в полночь.

Тогда-то я и вспомнил обещание, данное Дженнифер. Я обещал попозже заглянуть к ней. Что ж, убьем, как говорят в народе, одним выстрелом двух зайцев.

– Ты куда? – окликнул Морли.

– Так, обещал кое-кому, чуть не забыл. – Я поспешил уйти, пока он не помешал мне.

Но я вовсе не был уверен, что принял верное решение.

Глава 37

Я перегнулся через перила. Кид с Уэйном молча сидели у фонтана друг напротив друга. Кровь Чейна подтерли; Питерс ушел. Им-то чего не спится? Правда, не им одним: у меня тоже сна ни в одном глазу, несмотря на изнеможение и многочисленные раны и ушибы.

Я поднялся наверх и проскользнул на третий этаж. Никто меня не заметил. Этот домина словно создан для тайных свиданий. На цыпочках я подкрался к двери Дженнифер и постучал. Она не ответила. Учитывая все обстоятельства, я другого и не ожидал. Я толкнул дверь – заперта.

Весьма благоразумно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться принять эту меру предосторожности. Я постучал вновь. Ответа не последовало.

Ладно, шум поднимать не стоит.

Я собрался было уходить, но остановился. Не знаю, что двигало мной, но я вернулся и попытался самостоятельно справиться с замком. Пустяковая работенка – пара минут, и дело в шляпе. Я вошел и запер за собой дверь.

Дженнифер не любила темноты. С полдюжины ламп горело в гостиной, абсолютно такой же, как у ее отца. Расположения комнат я не знал, но решил, что искать Дженни нужно за той дверью, из которой обычно появлялся генерал.

Я затрудняюсь определить это помещение – точно не спальня, скорее маленькая гостиная, скудно обставленная, с большим, выходящим на запад окном. Полутемно: горит только одна свеча.

Дженнифер сидела на стуле лицом к окну. Занавески были откинуты, буря не утихала, но она крепко спала. Вряд ли она услыхала мой стук, даже если б бодрствовала.

Что теперь, умная твоя голова? Одно неверное движение – сюда набежит народ, и ты оглянуться не успеешь, как станешь евнухом.

Ладно, не впервой мне попадать в такие непростые положения. Я тронул девушку за плечо.

– Проснись, Дженни.

Дженнифер отшатнулась, подпрыгнула на стуле и заверещала. Но небеса смилостивились надо мной: очередной удар грома заглушил ее крик, а потом она узнала меня и – более или менее – опомнилась.

– Ты ужасно напугал меня, Гаррет. Что ты здесь делаешь? – прижав руку к сердцу и задыхаясь, спросила она.

Прямо признаться было неловко, и я уклончиво ответил:

– Я ведь говорил, что зайду. Я и пришел, постучался, но ты не отворила. Тогда я заволновался, все ли в порядке, взломал замок и вошел. Ты была такая бледная… Прости, я только коснулся твоего плеча, я вовсе не хотел тебя испугать.

Достаточно ли искренне звучали мои слова? По-моему, да. Я играл эдакого чистосердечного парнишку – и небезуспешно: уроки Морли не пропали зря. Она немного расслабилась и придвинулась ближе.

– Бог мой, надеюсь, мой визг не перебудил весь дом.

Я еще поизвинялся, а затем – это казалось совершенно естественным – приобнял Дженнифер за плечи: чтоб ей было уютней.

Через минуту-другую Дженни почти перестала дрожать и спросила голоском маленькой девочки:

– А теперь ты меня изнасилуешь?

Ну и ну, удружила, лучше не придумаешь. Я разразился хохотом. Напряжения как не бывало, я даже слишком разошелся, пришлось взять себя в руки.

– Я сказала что-нибудь смешное? – Мой смех задел Дженнифер.

– Нет, Дженни дорогая, нет. Я не над тобой смеюсь – над собой, честное слово, над собой. Я не собираюсь тебя насиловать. Я дико устал. По правде говоря, я в таком состоянии, что не способен изнасиловать даже бурундучка. Меня сначала подожгли, потом трахнули по башке, а потом избили до полусмерти. У меня все болит, и я чертовски расстроен из-за Чейна. Сейчас мне ничего не надо, тем более кого-то насиловать. Просто хочется побыть рядом с женщиной – чтобы мы могли утешить и успокоить друг друга.

Я разливался соловьем. Учитесь. Ставлю восемь против пяти, что таким манером можно уломать любую, самую непорочную девственницу, уговорить ее пригреть и утешить вас. Это несложно – прикиньтесь безобидным, беспомощным, простодушным, жаждущим материнской ласки – и готово дело.

Слово за слово… Я вел свою партию безукоризненно, а ведь ничего не планировал, все на вдохновении. Через пятнадцать минут мы очутились в постели. Еще через пятнадцать минут мне пришлось напомнить себе, что я безобидный, беспомощный и ищу только поддержки.