Страница 46 из 53
Растущее богатство монастырей и других обителей, а также Церкви в целом стало другой важной причиной распространения целибата среди ее служителей. У холостяков нет наследников, поэтому они не могут поддаться искушению и поделиться собственностью, которой управляют, и она в полном объеме переходит к следующему поколению монахов и священнослужителей. (Как мы увидим далее, аналогичный ход рассуждений об административных и военных руководителях Персии, а также стражах гаремов в Китае приводил к возникновению странной социальной категории непоправимо изуродованных евнухов.)
С 370 г. папские указы запрещали священникам вступать в сексуальные отношения. Многие из тех, кого они касались, полагали, что проследить за их исполнением и наказать виновных в их нарушении невозможно, и потому большинство женатых служителей Церкви продолжали спать со своими женами. Однако после посвящения в духовный сан они истолковывали папские декреты как запрет на женитьбу. Кроме того, полагали, что Церковь будет отдавать предпочтение неженатым кандидатам, а потому соблюдение целибата может положительно повлиять на карьерный рост.
С годами кампания, направленная на соблюдение целибата, становилась все более напористой. В 401 г. от священников в Карфагене потребовали давать клятву в соблюдении целибата – так это случилось в первый раз. Теперь повсюду, где Церковь имела влияние, личная жизнь священника – по крайней мере, теоретически – становилась объектом наблюдения. Ко времени свадьбы его жена должна была быть девственницей, а потом ей следовало всю жизнь хранить невинность. Она не могла спать с ним в одной комнате, а тем более в его постели. Вместо этого ночами она должна была находиться в другом месте с компаньонкой, а ему надлежало ночевать вместе с другими священниками. Если муж ее умирал, овдовевшей девственнице не позволялось второй раз выходить замуж. Позднее изданный эдикт пошел еще дальше: женатые священники при посвящении в духовный сан должны были оставлять своих жен.
Так это и продолжалось: эдикты, постановления, папские декреты – множество порой противоречивых и обычно мелочных решений, которые в Западной, но не в Восточной церкви неизбежно вели к политике установления целибата сверху донизу. Эта политика время от времени менялась, приспосабливаясь к местным особенностям ее проведения, и часто воздействие ее было ничтожно. Тем не менее к 400 г. сексуальное воздержание в Западной церкви уже распространилось на всех высших священнослужителей. К 450 г. оно охватывало даже настолько низкие посты в церковной иерархии, как иподиаконы. Однако несмотря на официальные декреты, кампания по насильственному распространению целибата встречала упорное сопротивление. В 483 и 535 гг. она была серьезно дискредитирована двумя случаями выборов пап, результаты которых многих привели в замешательство – оба папы (Феликс II и Агапит I) были сыновьями священников.
В стремлении добиться от священнослужителей соблюдения целибата основную роль играли теология, аскетическое монашество, практические и имущественные соображения, однако для этого существовали и другие причины. По мере упрочения позиций и роста влияния Церкви ее служители, в частности, начали предлагать ежедневные мессы. Как священники могли их проводить, если всего за несколько часов до этого их лица искажало выражение похотливого и греховного сексуального экстаза, который они испытывали со своими женами?
На деле ничего особенного в этом не было, поскольку реальность каждый день приходила в противоречие с политикой. Представим себе не церковных иерархов, входивших в элиту клира и имевших доступ к несметным богатствам, а священнослужителей низших ступеней, составлявших подавляющее большинство духовенства. Повседневная материальная жизнь западного общества в эпоху раннего Средневековья была настолько тяжела, что нередко не только толкала неверующих в монастыри, где царил целибат, чтобы спастись от голода, но иногда, чтобы выжить чисто экономически, вынуждала некоторых искренне верующих священников жениться. Их жены могли не только рожать им детей, но также возделывать в приходах участки земли и другими способами добывать мужьям-священникам еду и одежду. Более честолюбивые служители Церкви умудрялись заключать браки с женщинами, которым давали приданое, собственность, а иногда небольшие лавки или мастерские, даже если работа там отнимала у заключившей брак пары так много времени, что религиозное служение отходило на второй план по сравнению с производственными или коммерческими потребностями.
Иными словами, внимательное изучение декретов и указов Западной церкви могло создать обманчивое впечатление о широком распространении целибата среди духовенства. С другой стороны, это также могло вызвать некоторые подозрения в том, что не все шло гладко. Взять, к примеру, следующий перечень наказаний: священники, совершившие плотский грех, должны были быть заключены под стражу и оставаться под замком на хлебе и воде; рукоположенный священник должен был бичевать себя до крови, переносить другие страдания на усмотрение епископа и два года провести в темнице; монахам и иеромонахам полагалось более снисходительное наказание – три удара кнутом и последующие различные кары в течение года заточения в темнице. Жен и детей грешников ждала гораздо более тяжелая судьба – их должны были продать в рабство.
Сурово и страшно, но применялись такие наказания только в случае совершения серьезных нарушений. А как могло быть иначе в Церкви, где в VIII в. высокопоставленный иерарх – в данном случае человек, позже канонизированный под именем святого Бонифация, – униженно просил у Папы разрешения обращаться как с грешниками с дьяконами, которые с детства погрязли в плотском грехе и других непристойных деяниях и, будучи дьяконами, позорили свою святую должность тем, что спали с четырьмя или пятью сожительницами?
Ответом Папы Захария стало компромиссное решение: если священнослужители совершали прелюбодеяния или имели больше одной жены, Бонифацию следовало отстранять их от исполнения обязанностей священнослужителя. Очевидно, что в случае неукоснительного соблюдения правил, в частности касающихся целибата, деятельность Церкви могла бы существенно осложниться.
Естественно, что Бонифация и других высокопоставленных служителей Церкви, соблюдавших целибат, очень огорчало расхождение между желаемым и действительным. В их переписке нашел отражение тот факт, что гораздо больше проблем возникало с теми священниками, которые вели себя вызывающе и недостойно, чем с их более спокойными и покладистыми братьями. В общинах тоже ходило много слухов, и на основе поступков всяких прохиндеев и прохвостов высказывались резкие суждения и подозрения в отношении всех священников.
Другим излюбленным занятием были пересуды и сплетни о всяких позорных деяниях в надежде на то, что власти примут строгие меры против виновных. Эта болтовня с лейтмотивом, составлявшим осуждение, была ненадежным источником информации. Против нее активно выступали многие епископы, справедливо полагая, что она пагубно сказывается как на священниках, стоявших на стороне обвинителей, так и на тех, кого обвиняют, что подтверждает приводимая ниже история.
Во времена отцов-пустынников отшельник по имени Аммон ушел из своего скита и поселился с другими аскетами. Аммон был человеком мудрым и святым и вскоре стал епископом. Один из его монахов частенько по секрету приводил к себе в келью женщину, что было категорически запрещено. Другие монахи узнали о проделках своего бесстыдного брата и вместе задумали его разоблачить. Они выждали момент, когда стало известно о том, что он снова втайне привел к себе в келью женщину. Тогда монахи все вместе пришли к Аммону и потребовали, чтобы тот зашел в келью распутника и поймал его на месте преступления в состоянии оголения.
Аммон, неукоснительно соблюдавший общие для всех монастырей правила, постучал в дверь кельи. Когда развратный монах услышал шум за дверью, ему удалось накрыть свою подружку пустым бочонком. Войдя в келью, епископ Аммон тут же понял, что там произошло, и уселся на бочонок. После этого он пригласил разгневанных борцов с развратом зайти в келью и обыскать ее. Те ничего не обнаружили и вышли оттуда в полном недоумении и расстройстве. Епископ Аммон спустился с бочонка и, обратившись к хозяину, сказал ему только: «Брат, будь осмотрительнее»[288]. Если попытаться изложить эту историю в виде христианской догмы, получилось бы следующее: следя друг за другом и донося на прегрешения соседей, можно погубить собственную бессмертную душу.
288
Изложено по тексту, приведенному Rousselle, 150.