Нигерийский синдром

Глава 4

По мере приближения посадки на рейс зал стал постепенно заполняться. В дополнение к нашему трио появились и немногочисленные белые, их было человека три-четыре, не более. Африканцы не проявляли к нам ни малейшего интереса. Думаю, что для них бледнолицые все на одно лицо, как, впрочем, для нас чернокожие.

Объявили посадку на рейс Амстердам – Аккра, и мы вереницей потянулись в салон самолета. Места наши оказались в одном ряду, четвертой соседкой, которая пристроилась рядом со мной, была пожилая африканка. Самолеты зарубежных компаний, осуществляющие такие длительные перелеты, комфортабельны, можно и телек посмотреть, и покушать эдак четыре раза за полет, и поспать, и отдохнуть. Каждый из нас занимался своим делом, все было нормально, но перед самой посадкой случилась неприятность. Моя соседка случайно, даже не заметив этого, опрокинула стакан с томатным соком, часть которого вылилась на мои новенькие светлые туфли, специально купленные для этой поездки. Меня это просто взбесило! Ну что за безглазая неуклюжая корова! Неужели нельзя быть поаккуратнее?!

Однако вследствие своей дурацкой интеллигентности возмущение я демонстрировать не стала, но туфли пришлось отмывать до конца полета, чтобы вернуть им первоначальный цвет. Это был первый звоночек к неприятностям, у меня всегда так. Если в дороге случается какое-то огорчение, как, например, когда во время поездки в Бразилию обнаружилось разбитым мое любимое зеркальце, я уже знаю, что далее все пойдет не так.

Чем ближе была посадка, тем неспокойнее становилось на душе. Сердце и душа маялись, то и дело вспоминались жуткие фильмы про африканский беспредел, и я мысленно попросила: «Господи, очень тебя прошу, дай нам возможность вернуться обратно живыми и здоровыми!»

С одной стороны, я трусиха, хотя трудно, наверное, назвать столь унизительным словом человека, пережившего девяностые годы криминальной революции в России, участвовавшего в «стрелках» и разборках, весьма активно сопротивлявшегося бандитскому беспределу, разрулившего не одну сложную ситуацию с отморозками тех лет и в конце концов оставшегося в живых в годы кровавого террора и насилия.

Однако то был наш российский менталитет, а не неизвестный африканский, резко отличающийся, судя по тому, что периодически происходит на этом черном континенте, тупой и звериной жестокостью, когда находящееся даже в руках детей оружие начинает стрелять!

С другой стороны, капли храбрости и отчаянности, оставшиеся после страшных девяностых, еще присутствовали в душе и давали понять, что так просто, без боя, мы не сдадимся и, если что, действуя по ситуации, все равно найдем выход из положения. Мои мужчины подобными мыслями не заморачивались, впрочем, на то они и мужики.

Наконец, самолет благополучно приземлился, и мы гуськом потянулись к выходу. Что нас ждет в этой далекой, загадочной и полной опасностей стране? Удастся ли реализовать наши планы? Не произойдет ли что-нибудь ужасное? Эти тревожные мысли ни на минуту не оставляли меня. Все же повторюсь: «Хорошо там, где нас нет!»

Оставалось метров двадцать до входа в зал прибытия аэропорта Котока, когда к нам навстречу выбежали военные с оружием в руках. Они что-то кричали на резком гортанном языке. Их отрывистые грубые окрики выражали явную агрессию. Всё напоминало очередной военный переворот, и мне стало до ужаса страшно. Господи, да удастся ли вернуться отсюда живыми?

Из горстки военных выделился высокий импозантный мужчина в штатском с листком бумаги в руках, который четко назвал нашу фамилию. Мы подошли к нему, и он повел перепуганную компанию оформлять въездные документы. Оставив нас в зале прибытия, вызвал из кабинета какого-то таможенного чиновника, судя по форме и количеству звезд на погонах, пребывающего в чине генерала, не меньше. «Генерал» посмотрел на нас как на пустое место, что-то тявкнул на своем диалекте, очевидно давая инструкции, и вернулся в кабинет. Я решила взять инициативу в свои руки:

– Вова, давай, переведи ему, что мы готовы оплатить визы.

Как всегда, заикаясь и заплетаясь от волнения, Володя дрожащим голосом воспроизвел мои слова на английском. Высокий что-то ответил. Из всего сказанного я поняла только одно: они хотят получить за каждую визу «всего лишь» по триста долларов, тогда как на окне таможенной службы висел прейскурант с информацией, что визы для иностранцев стоят по сто пятьдесят долларов на персону! Такая наглость меня бы удивила, если бы немецкий таможенник сделал подобное беспрецедентное предложение, а что касается Африки, я отлично знала, что это в порядке вещей, и твердо заявила:

– Нет, нет, нам сообщили, что виза на человека стоит двести долларов, и мы будем платить по двести.

Наш встречающий пытался торговаться, но я (у меня еще тот характер) не оставила ему ни малейшего шанса: двести и точка! Все вместе вереницей двинулись к окошку обмена валюты. Я не сильна в обменных делах, поэтому предоставила полную свободу действий моим партнерам, тем более один из них в прошлом был опытным валютчиком: внедрял в наше социалистическое общество тех лет капиталистические тенденции и за достижения и успехи в данной области был даже «награжден» системой – тюремным сроком на энное количество лет. Мужчины разбирались в обменных вопросах лучше меня, абсолютно тупой в математике тетки, а потому я скромно стояла в сторонке, ожидая окончания обменной операции. В конце концов, получив на руки заветные доллары и местную валюту седи, мы рассчитались за визы. Средств оставалось ровно на сутки пребывания в отеле, и если мы не добудем денег, то окажемся в полной «ж…» и еще раз в «ж…», и еще много, много раз в «ж…».

– Тебя как зовут? – спросила я нашего сопровождающего, который заметно повеселел, ощутив в руках заветные зеленые бумажки.

Вот уж абсолютно был прав Джеймс Чейз, когда написал в одном из своих романов: «Без денег ты мертв!», а в нашем случае я бы сказала: «Ни жив ни мертв».

– Френчи, – с достоинством произнес он.

– Френки? – переспросила я.

– Не Френки, а Френчи, – твердо, но с некоторой обидой в голосе поправил он меня.

Скажите, пожалуйста, какой гордый, да по мне хоть Чунга-Чанга, какая разница?! Может, мы его в первый и последний раз видим, так на фиг нам его имя? Главное, не вляпаться в какую-нибудь хрень!

Затем последовала длительная процедура заполнения таможенных анкет и деклараций и снятия отпечатков пальцев. Потом меня осенило, что с этим Френчи надо, на всякий случай, наладить отношения, что я с успехом и сделала. К концу процедуры благодаря моему невероятному обаянию, а надо сказать, что руководством к решению любых вопросов для меня всегда служит выражение: «задавить обаянием», которым я успешно пользуюсь везде, мы стали с ним почти друзьями. А когда вместе вышли в зал получения багажа, он сам разыскал наши чемоданы и лично повез их к выходу.

Мы же, как бойцы, выигравшие свой первый бой на ринге, гордо шли вслед за ним, демонстрируя окружающим свое «особое» положение. Вот, дескать, глядите, какое к нам почтительное отношение, какие мы крутые!

Ну, наверное, крутые, а не «всмятку», если нас даже не досматривали, как всех остальных пассажиров, включая и немногочисленных белых, прибывших вместе с нами. Как я заметила, багаж путешественников проверяли полностью. Перед таможенниками лежали горы перевернутых вверх дном чемоданов. А Френчи уверенно вел нас вперед, активно раздавая таможенникам по пути нашего следования взятки. Просто брал и втихаря клал им в руки некоторую сумму, и они, согласно кивая, дали нам возможность выйти из здания аэропорта Котока.

Я впервые наблюдала такую циничную и неприкрытую коррупцию. Думаю, что и мою бесконечно любимую, но дикую Россию можно тоже поставить вровень с черным континентом. Благодаря безмерным акульим аппетитам наших чиновников и повсеместному казнокрадству она ничуть не уступает этой, пожалуй, самой прожорливой, беспорядочной и беспардонной стране мира.