Нигерийский синдром

– С ним что-то случилось!

И действительно, как ответ на это прозвучал страшный телефонный звонок. Рафку арестовали за убийство. Он застрелил человека!

Что пережили его родные и близкие, сложно выразить словами. Даже среди остальных родственников, не говоря уже о друзьях и знакомых, они оказались изгоями, найдя поддержку только в лице нашей семьи. Отвернулись практически все! Удивляться здесь было нечему, потому что на дворе стоял 1978 год и наличие уголовника в семье считалось явлением позорным, а не предметом невероятной гордости, как сейчас. В те времена еще не было моратория на смертную казнь – расстрел, как высшую меру, довольно эффективно странствующую по стране, уничтожая тех, кто просто не имел права на жизнь и бытие в нашем человеческом обществе, но… Рафке крупно повезло, и, несмотря на требования пострадавшей стороны о высшей мере наказания, ему дали тогда максимальный на тот момент срок, ни много ни мало – пятнадцать лет! Сейчас бывает, дают сроки и подлиннее за более жуткие преступления, только вот до самого конца почти никто не досиживает, получая, как правило, условно-досрочное освобождение. Рафке же пришлось чалиться от звонка до звонка все пятнадцать лет и, как стало известно потом, совершенно зря, потому что… никого он не убивал, а просто взял чужую вину на себя… да… просто…

Красивый, молодой и здоровый парень, вот так, играючи, подарил свои самые лучшие годы исправительному учреждению! Исправительное учреждение вроде бы должно исправлять специфический контингент и наставлять на путь истинный всех заблудившихся в этой жизни людей, но… каждый второй, если не первый, выходящий из этих стен, с невероятной бодростью и оголтелым энтузиазмом опять принимается за криминальную деятельность. По идее, страх попасть за решетку или опыт пребывания там должны напрочь отбить всякое желание заниматься противоправными делами, но бесконечная раскрутка в средствах массовой информации «романтики» и «подвигов» криминальной жизни, а также стремительное обогащение таких же, в общем-то, преступников, но, к их счастью, находящихся с законом на дружеской ноге, вызывают зависть, не давая расслабиться и перейти на рельсы иной, честной, но не богатой жизни, с фиксированной небольшой зарплатой и ежедневной почасовой работой и так почти до конца жизни.

А хочется всего и сразу! Есть огромное желание вкусно жрать, сладко пить, трахать самых красивых баб, носить шикарные шмотки и украшения, отдыхать за границей, развлекаться и жить на полную катушку, особо не утруждаясь. Только вот все это стоит очень приличных «бабок», а где их взять, чтобы хватило на всё и сразу? Отбирать у других, более трудолюбивых и трудоспособных сограждан, не останавливаясь ни перед чем, с легкостью устраняя препятствия, в том числе и физически.

Рафка сумел пережить эти долгие годы плена, в который он сдался сам, добровольно, искалечив свою единственную жизнь. Если бы нам давалось несколько жизней, можно было бы одну из них потратить на отсидку в тюрьме, но в нашем случае желательно все же прожить эти годы достойно и свободно на воле, чем за толстыми стенами горькой неволи.

За эти бесцельно прожитые за решеткой годы мой братишка потерял практически всё: жену, которая ушла от него к более благополучному и успешному мужчине; здоровье, получив целый «букет» страшнейших заболеваний, таких как отит, язва желудка и туберкулез; любимого отца, на похоронах которого он быть так и не смог. К счастью, остались любящие мать и сестра. Мы были уверены, что из колонии Рафка уже не вернется, но он оказался крепким «орешком» и, пройдя все круги ада, нашел в себе мужество все пережить и выбраться из-за колючей проволоки живым, хоть и не совсем здоровым.

Было самое начало девяностых. Его ждали совершенно другая страна, чем та, которую он оставил ровно пятнадцать лет назад, но все те же дружки, с которыми тусовался еще в годы застоя. Времена разительно изменились, и дворовые команды, превратившись в устойчивые банды и группировки, активно делили страну, подминая под себя зарождающийся бизнес и расправляясь со всеми, кто периодически вставал на их пути. Бывшие школьники и пэтэушники в мгновение ока становились людьми чрезвычайно богатыми и влиятельными. Половина наиболее дерзких «казанцев» перебралась в Москву и делала серьезный бизнес там.

Пока Рафка находился в тюрьме, друзья его, разумеется, не забыли, и он получил в структуре должность. Курировал заключенных в тюрьмах, присутствовал на разборках в роли «третейского» судьи и участвовал в сходках воров в законе. Я даже не знаю, был ли он сам одним из них, но, скорее всего, был.

После заключения криминал принял его с распростертыми объятиями. Через полгода после освобождения Рафка приехал, чтобы встретиться с нами: все-таки племянник моей мамы и мой кузен. В те времена он предлагал мне познакомиться с «казанцами», проживающими теперь в Москве и Питере, на случай, если будет необходима помощь такого рода. Но я решительно отказалась, потому что в те годы мир бизнеса, как и криминальный, был от меня очень далек и мне просто внушало ужас то, что творили тогда бандиты, в которых в большинстве своем не было ничего человеческого. Сейчас об этом оставалось только сожалеть, потому как эти связи могли бы очень нам пригодиться.

Рафкины друзья, жившие с ним когда-то на одной улице, а теперь обитающие в капиталистической жесткой Москве, стремительно превращались в богачей, живущих уже не в деревянных халупах, которые они имели на родине, а, без преувеличения, во дворцах, способных нынче покупать произведения искусства даже с самых знаменитых мировых аукционов, владеющих промышленными и торговыми предприятиями и не только. С ними считали за честь дружить и очень известные люди: режиссеры и актеры, депутаты и политики, цвет бизнес-элиты. На фотографиях с вечеринок тех лет, которые показывал нам брат, я с удивлением узнавала знакомые всей стране лица. Да, жить хорошо, говорил известный и любимый нами киногерой, а хорошо жить, действительно, лучше!

Криминальные войны так и не прекращались. С момента начала абсолютно легальной жизни преступного братства в Казани выросли целые кладбища с похороненными там бандитствующими элементами и погосты с их многочисленными жертвами. Разборки шли полным ходом и среди группировок. После очередного отстрела все криминальные структуры разбегались из Казани куда глаза глядят, потому что существовал негласный приказ задерживать на тридцать суток всех, кто хоть чуть-чуть знал погибших.

Вот куда-куда, а в тюрьму, даже на день, Рафка идти категорически не хотел, перебираясь на время «шухера» обычно в Москву, к своим. Московская братва неоднократно звала его в столицу, но Рафаэлька оставался истинным казанцем, не желая, кроме всего прочего, покидать мать, которая ни при каких обстоятельствах не уехала бы с насиженных мест. В один из очередных приездов в столицу его представили знаменитому криминальному авторитету «Япончику», который в знак признания Рафкиных заслуг подарил ему дорогой браслет. Интересно, конечно, но этот случай из Рафкиной биографии cыграл и в моей жизни весьма положительную роль.

На момент открытия мною бутика в Германии на горизонте нарисовались определенные структуры, которые от всей души желали прилепиться ко мне, а вернее, к моим доходам. Как сейчас помню, их было двое – два Игоря. Один из них, старший, настойчиво посоветовал мне побыстрее начать работу и открытым текстом намекнул, что они все время будут рядом. Я, мастер блефа, взяв его под руку, сказала:

– Игорек, ты знаешь, что сказал мне дядя Слава?

– Что за дядя Слава? – недоуменно спросил он.

Как ни в чем не бывало, я спокойно ответила:

– «Япончик» – Вячеслав Кириллович Иваньков.

Он закашлялся, подавившись, очевидно, моим ответом, а я продолжила дальше с таким видом, как будто получила инструкции от самого Господа:

– Дядя Слава сказал: «Держи, Олечка, все в своих руках и не подпускай никого! Будут сложности, поможем!»

Больше ни Игорей и никого из местных мафиозных структур я не видела, а Вячеслав Кириллович Иваньков, он же «Япончик», сам того не подозревая, помог мне освободиться от местных бандитов.