Князь из десантуры

– Ну ты чего, Юда? Я сегодня не буйный. Видишь, приличных гостей к тебе привел.

Жидовин недоверчиво поглядел на стоящего рядом с Хорем улыбающегося Диму в драном кожухе. Ярилова распирало незнакомое раньше чувство – тяжесть висящей на боку турецкой сабли удивительно повышала самооценку. Юда перевёл взгляд на третьего гостя и ужаснулся:

– Бог Саваоф! И это приличные гости? Ослепительный витязь Хорь, и вы таки привели ко мне крестоносца?! Какие ещё страхи ждут бедного еврея? Или этот рыжий, как Исав, юноша только что приехал с Соломоновых копей и просто не успел купить себе достойной одежды и ножен в драгоценных каменьях для своей богатой сабли? Досточтимый Хорь, я, конечно, найду вам у себя местечко и кувшинчик пива, но вы таки сначала покажите деньги.

Хорь хмыкнул и продемонстрировал хозяину горсть серебряных дирхемов – свою долю от спасения персидских купцов.

Жидовин тут же расплылся в любезной щербатой улыбке и закричал:

– Ай-вэй, какие люди! Как же вы давно у нас не были, я уже все глаза истёр, глядя на дорогу: не едет ли там долгожданный боярин Хорь? Вот за этот стол, прошу вас, тут не так дует и светло от лампы. Сей миг принесут яства и хмельное, у нас сегодня чудесный старый мёд.

Под кабацкий неумолчный гул пили мёд, ели запечённого гуся, ломали ковригу удивительно вкусного хлеба. Из вежливости выпили по глотку заморской кислятины и предоставили Анри возможность самому допивать кувшин.

Хорь раскраснелся, разошёлся, начал хвастаться:

– Да меня тут все знают! И боятся. Я у ватамана Плоскини лучшим бойцом был. Эх, и погуляли мы, были времена. До Хвалынского моря ходили, купеческие караваны щекотали. И серебро у меня было, и золото, и кони – лучшие!

Незаметно подошёл Юда, попросил:

– Я, конечно, уважаю ваши заслуги, ватаман Хорь. Но таки не все со мной могут согласиться, люди – очень разные, как глаза у моей косой дочки Хаси. Вы бы говорили чуть тише о своих подвигах, а то вон те достойные караванщики на вас уже косятся не хуже той же моей Хасеньки, будь она здорова.

– Кто-о-о?! Кому что не так? – зашумел изрядно захмелевший Хорь. – Да я тут всех раскидаю.

– Видит бог, я вас предупреждал, – прошептал жидовин и исчез.

К сколоченному из грубых досок столу, за которым пировали друзья, шёл огромный, под потолок, алан из тех наёмников, кто охраняет купеческие караваны. Гигант пошатывался от выпитого, но двигался целеустремлённо, не замечая перегородившие путь лавки и отшвыривая попадавшихся под ноги пьянчуг. Задира и в кабак пришёл в кольчуге, а на поясе у него болтался внушительный меч. За ним следовало с полдюжины приятелей, тоже вооружённых и возбуждённых.

– Ну что, Хорь, поговорим? – загремел алан. – Давно хотел свидеться. Пошли во двор.

Сгрёб бродника за шиворот, поднял и поволок на выход из корчмы.

Дмитрий сразу бросился выручать товарища, но спутники здоровяка отшвырнули русича в угол и галдящей толпой рванулись за аланом. Пришлось выбираться из-под лавки и догонять.

На улице гигант тряс Хоря за шкирку, как нашкодившего щенка, и гремел:

– Однако, вор-разбойник, посчитаемся? Давно хотел с тебя должок получить, с тех самых пор, когда вы караван Кривого Джакопо ограбили.

– Вот как за добро принято нынче платить, – просипел болтающийся, словно висельник, бродник, – надо было тебя тогда зарезать, бугай, и все дела! Зачем в живых тебя оставил – не понимаю.

– В живых?! – захлебнулся от гнева алан. – В живых, говоришь?! Раздетым, без коня, посреди дикой степи?! Думали, меня волки сожрут? Да я не таков! Я любого волка голыми руками придушу, а уж ты мне, недомерок, на один зуб!

Продолжая одной рукой удерживать ворот кожуха, алан другой потянулся за оружием. Хорь вдруг перестал беспомощно болтать ногами, ловко вывернулся, оставив оторвавшийся воротник в руке голиафа – и уже стоял напротив, расставив слегка согнутые ноги и блестя готовой к бою саблей. Здоровяк завыл, бросился на бродника, размахнулся – и разрубил огромным мечом пустоту, утопив клинок в вязкой грязи трактирного двора.

И сразу завертелось, заполнило двор криками, лязгом железа о железо, хрипами и ругательствами.

Тамплиер на загляденье ловко работал длинным лезвием, умело отбивая атаки сразу трёх противников, и ещё двое маячили за спинами товарищей, подбадривая их криками. Дмитрий даже разинул рот, глядя, как меч в руках франка превратился в сверкающую молнию – и едва не пропустил предназначенный ему удар. На рефлексе ушел в сторону, оглядывая соперника – толстого пыхтящего караванщика, коряво размахивающего коротким мечом. Выдернул свою сабельку из ножен и растерялся: что дальше-то делать?

Толстяк наступал, чередуя рубящие и колющие удары, но пока что Дмитрию хватало скорости уклоняться. Когда в очередной раз караванщик промазал – Дмитрий шагнул вбок и обрушил кылыч на спину бедолаги. Противник хрюкнул и упал на живот. Тут уже было ясно, что делать: Дима дважды ударил берцем поверженного в голову, с облегчением выдохнул и оглянулся.

Анри де ля Тур продолжал биться с тремя соперниками, но двое уже лежали бесформенными кучами в грязи. Казалось, он даже не вспотел – двигался легко и изящно, безостановочно вращая мечом.

Выдохшийся гигант размахивал тяжелым клинком, как оглоблей, но всё чаще бродник оказывался за его спиной, отвешивая издевательские пинки и крича:

– Эй, тетёха жирная, ты куда побёг? Туточки я. Жду, когда же убивать меня начнёшь, а ты всё где-то ходишь.

Собравшаяся толпа зевак захохотала. Алан заревел и бросился на Хоря, выставив чудовищное лезвие перед собой, словно пику. Бродник в последний момент сделал шаг в сторону, и верзила со всего маху вонзил меч в стену трактира. Хлипкое сооружение содрогнулось, но устояло, и только наблюдающий за боем Юда испуганно вскрикнул, опасаясь за своё имущество.

Бродник повернул саблю и плашмя ударил ей гиганта по бритому затылку. Оглушённый алан рухнул и затих.

Рубившаяся с тамплиером троица, увидев конфуз предводителя, позорно бежала. Хорь, подбоченясь, горделиво смотрел на толпу и наслаждался восторженными криками. Ещё большее восхищение вызвал тамплиер, учтиво поклонившийся зрителям. Хорь похлопал его по плечу, заметил уважительно:

– Славно бился, франк. Теперь вижу, что воин ты знатный.

Жидовин Юда подошёл, подал обронённую бродником армейскую кепку, когда-то отобранную у Дмитрия:

– Мне очень приятно принимать столь дорогих гостей, боярин Хорь, но я таки вас умоляю как можно скорее нас покинуть, ибо ханская стража уже сюда спешит, услышав про драку. Даже и не пойму, как они прознали?

– Понятное дело, как прознали, – хмыкнул Хорь, привычно надевая кепку козырьком назад, – сам же их и вызвал, хитрая рожа. Ладно, возьми серебро за угощение, а вот монетка лишняя – за славное развлечение, достойное витязей, да за молчание.

Друзья не мешкая отвязали лошадей от коновязи и покинули поле битвы, помахав на прощание болельщикам.

– Ребята, давайте на рынок заедем по пути? Юлдуз просила сладостей ей купить, – предложил Дима.

Хорь внимательно посмотрел на товарища, покачал головой.

Но ничего не сказал, усмехнулся и пришпорил коня.

Толпа зевак разбрелась: кто-то вернулся в трактир, кто-то пошёл по своим делам. И только один, закутанный в серый плащ, стоял и смотрел из-под капюшона вслед ускакавшим броднику, русичу и франку.

Из записей штабс-капитана Ярилова А. К.

г. Берлин, 11 марта 1924 года

…бедно, но чистенько. Всё в Германии теперь так, и этот гаштет не стал исключением. Немцы, ограбленные лягушатниками в Версале, стоически переживают тяжёлые времена, но даже голодают как-то по-европейски – со скорбным и решительным выражением лица. А я вспоминаю Петроград, зиму восемнадцатого, и наши посиделки под свечу и морковный чай. Поэта-футуриста Грицевца, который читал свои совершенно бесформенные, как глыбы замёрзшего в вокзальном сортире дерьма, стихи. Поэт тогда приехал с фронта, где получил от Троцкого именной браунинг. Мне думается, что его просто не знали, как спровадить, вот и пришлось откупаться машинкой. Хотя сам Грицевец утверждает, будто большевики после его гениальных выступлений бросались в бой подобно взбесившимся демонам. Я в это верю. Мне самому после его дебелых строк хочется кого-нибудь убить.