Страница 5 из 17
Таков российский ассортимент четырёх печатей по текстам Откровения. Но ныне грядет черёд ПЕЧАТИ ПЯТОЙ, о коей сказано:
«когда Он снял ПЯТУЮ печать я увидел… души убиенных… И возопили они громким голосом, говоря: доколе Владыка святой и истинный не судишь и НЕ МСТИШЬ ЖИВУЩИМ НА ЗЕМЛЕ за кровь нашу?» (От. 6:9).
Миллионы проклятий исторгнуты на русскую землю криком, стоном, сквозь сжатые, стиснутые или выбитые зубы, теми, кто был расстрелян, замучен, умер от побоев, голода, тифа, погиб в войнах Мировой и Гражданской. К нам, «живущим на земле», вопиют души их, призывая к отмщению. А не отмстим мы, – отмстит Сказавший:
«у Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь». (Евр.10:30).
Нам, «живущим на земле», мало тогда не покажется, поелику сказано:
«Вы боитесь меча, и я наведу на вас меч, говорит Господь Бог. От меча падёте!» (Иез.11:8).
Ибо мстит Господь руками человеческими. Отличает Господь причину от следствия и мстит не вождям русского народа, а «ЖИВУЩИМ НА ЗЕМЛЕ», ибо токмо они, многомиллионное тупое стадо, виновники того параноидального кошмара, что в 20-м столетии от РХ правят Россией не президенты, не цари, не короли, а… самоназначенные дикие вожди! – одичавшие от крови и вседозволенности. За преступления сих главарей расплатится народ, и токмо народ! – ибо это народ и токмо он создал сиих мерзких тварей! За всё расплатится народ русский, за все преступления свои…»
Это – только часть текста письма пророка со «сто первого километра», «лишенца» Михаила Молочкова. Письмо написано в первый день войны, которую в СССР назвали «Великой Отечественной», а во всём мире – «Странной» или «Неизвестной». Но, какой бы неизвестной ни была та странная война, а известно, что «живущим на земле» России, «мало не показалось»…
И случилось уж так, что, дошло это письмо до меня через двадцать лет после войны, когда я, инвалид ВОВ, сам узнал кое-что про войну «Странную и Неизвестную»… И я, только я! – могу и должен рассказать потомкам о своих современниках.
Но с какого времени рассказывать о странных и страшных годах, бывших до и после действия ПЯТОЙ ПЕЧАТИ? Не с того ли дальнего далека, откуда ни один роман ещё не начинался – от начала истории!? Почему? Об этом станет понятно, когда события прошлого и будущего встретятся на прелестной башкирской речке Агидель, у пещеры Шульган-Таш (Каповой), в которой, по мнению учёных, жил самый первый пророк планеты. Сюжет романа так глобален, что не удивительно, если закончится он там, где начался, ибо история циклична.
Близился конец четвёртого ледникового. Холодная звёздная ночь раннего палеолита встретила первого пророка у выхода из пещеры. Стоя на замёрзших задних ногах, долго вглядывался пророк в звёздную россыпь, разглядывая в ней будущее своих потомков. ПисАть он не умел, говорить – не хотел и пророчество изобразил охрой на стенах пещеры в концептуальных рисунках. И место выбрал с понятием: в громадной пещере – самый верхний, всегда сухой грот третьего яруса, куда только очень настырные оптимисты полезут в темноте кромешной, по десятиметровой стенке! Знал пророк, что эти оптимисты и сюда доберутся. И угольки от костра в гроте оставил, чтобы было им легче костер развести и для точной радиоуглеродной датировки того, что это он! – предтеча всех земных пророков.
Был пророк авангардист и рисовал не реальных животных, а загадочные зигзаги, рогатые квадраты, как вездеход с антенной, и людей с клювами (или большими носами?), таких, каких через сотни тысяч лет нарисуют древние египтяне. Потом нарисовал круг, а в нём – крест… неужели – колесо!!? Ведь было это в раннем палеолите, когда соседи пророка по коммунальной пещере гуляли на четвереньках среди гигантских папоротников! На четвереньках не видно звёзд, зато удобно обнюхать самку. А, как заметил Чехов, не изменился образ мыслей мужчины от того, что надев штаны, скрыл он ту умную голову, которая, по мнению женщин, «только об одном думает», настолько она глубокомысленна и постоянна в стремлениях.
Говорят, современный человек, – промежуточное звено в эволюции человека от обезьяны. А началось с того, что некая вздорная обезьяна, вопреки запретам умных предков, «взяла в руки палку, положив этим начало эволюции человека», ставшего обезьяной с палкой в руке. Причина начала эволюции человека от пресловутой палки таится во тьме веков: быть может импотентная обезьяна груши палкой околачивала?
Но!.. как только обезьяна сообщила всем о том, что она «гомо сапиенс» – «человек, мыслящий» (из-под палки), – то палка (в руках обезьяны) стала стимулом ударного труда обезьян. Труд может сделать из обезьяны только усталую обезьяну, зато палка превратила добрую, беззаботную обезьяну в злого, истеричного человека. Человек – та же обезьяна, но трудом искалеченная до неузнаваемости. Эх, не трогала б ты грязную палку, глупая обезьяна…
«Человек – это звучит горЬко», раз живёт он под символом госвласти – Её Величества ПАЛКИ, – ибо скипетры, жезлы, демократизаторы разной длины, толщины и жесткости создаются для утверждения власти самого мерзкого примата – главнюка. Советская госдубина угодила в когтистую «Ежовую рукавицу» – учреждение с длинным, как дрын, названием: «ВЧК-ОГПУ-ГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ…» (многоточие ставится в конце не законченного перечисления). А на эмблеме этого скороРасстрельного учреждения – дрын, стилизованный под дамоклов меч, висящий над Россией.
ПРОЛОГ – НАЧАЛО ЭПИЛОГА
двадцать лет спустя после войны
Время – июль 1965 г.
Возраст – 38 лет.
Место – река Агидель (близь Каповой пещеры).
Глава 1
Я участник многих событий, определивших современную историю мира. Мои размышлизмы и мнения – не плоды изучения маразматических мемуаров и кастрированных архивов. Это мои впечатления от того лихого времени, которое не я имел, а которое меня имело. А кое-какие мыслишки забредали в мою детскую тыковку ещё до воспитания в детском заведении НКВД, где меня держали и содержали, как социально опасного пацана-рецидивиста. Ведь с эмбрионального возраста я уже имел связь с врагами народа – своими родителями!! За это преступление Родина-Мать заклеймила меня, антисоветского пацана, клеймом ЧСИР: «член семьи изменника Родины», (УК 1937 доп. к ст. 58.). Короче, – ЧС, «чес», а то и «чесик».
После «нежного детства» в ДПР, не поскупилась Родина, подарила мне «романтичную юность» с полным набором приключений для юношества. Была в таком наборчике и война. После второго ранения, став восемнадцатилетним инвалидом войны, обрёл я не только солидное звание ветерана, но и соответствующее званию благоразумие: научился жить по правилу: «не высовывайся!». Не выжить бы мне в советском обществе сталинской эпохи, не будь я инвалидом ВОВ со справкой о тяжелой контузии. Эта справка оправдывала «странное» поведение. Был я легкомысленно безыдейным, долговязо тощим придурком с карикатурно рыжей бородой и гитарой, – типичным «стилягой» с собственными бардовыми песенками. «Стиль» был насмешкой над советской злобной рутиной. Мало кто понимал меня и мои поступки. Те, кто понимал – меня любили. Кто не понимал – шарахались, а то и ненавидели.
Большинство считали, что перевоспитывать меня на примере Корчагина – дело зряшное. Я израненный, контуженный, со справкой: «психически не адекватен». Короче, придурок. Захочу и хохочу. А то, и в морду… Для придурка это естественно. Как я окончил трудный энергофак в престижном институте УПИ? Я сам очень удивляюсь. Просто, был я упрям. Добродетель это или порок, – не знаю. Неприятностей от этого имел много.