Над судьбой

Гудмэн широким, размеренным шагом шел по территории стройки, направляясь к реке. "Какое удачное место для пристани", - мелькнуло в голове. Невдалеке цепочка черных рабов направлялась от берега к форту. За спиной каждого был неимоверных размеров тюк. "Мы привозим черт знает откуда этих, - подумал агент, - потому что краснокожие совсем не умеют работать. Да, это скверно". Вдоль берега росла великолепная изумрудная трава. Звери, напуганные появлением людей, разбежались. И трава, еще не познавшая беспощадных рук косаря, буйствовала на напоенной осенными дождями земле.

Уинстон был в прекрасном настроении. Все очень удачно укладывалось в цепь его умозаключений. Завтра алдонтины будут нагло выколачивать из него ружья и муку. И он даст им это. Разведка донесла, что встреча с вождями шауни состоялась. Алдонтины уйдут на западный берег. И оттуда они будут нападать на поселения, мстить. Правительство выделит войска и они окончательно уничтожат дикарей. Алдонтины уйдут - это главное. В любом случае они обречены. Если дикари останутся, они тоже обречены. Конечно, во втором случае погибнет какое-то количество поселенцев, солдат. Но ведь их несравнимо больше гибнет в войнах в Старом Свете. А его, Гудмэна, служебная карьера весьма зависит от успехов переселения. Ни какие перепитии на Далеком Западе не повлияют на величие империи, но могут очень существенно повлиять на Гудмэна. И он выбрал единственно правильный ход.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ночно Цветок пришла в сознание. Она лежала на медвежьей шкуре в глубине вигвама. Сквозь отверстие для дыма виднелся кусок затянутого серыми тучами неба. Избитое тело нестерпимо ныло. Хотелось пить. Она поднялась, шатаясь от бессилия, вышла из вигвама. Все селение являлось одним огромным пожарищем. Вокруг были завалы из трупов. Находящиеся в каком-то полубессознательном состоянии люди стаскивали убитых на погребальный костер. Стояла страшная тишина, лишь изедка разрываемая истеричными воплями. Женщина шла через селение, не узнавая людей.

Она увидела двух юношей, несущих тело ее мужа. Ночной Цветок подбежала к ним. Ее ноги подкосились, от бессилия, она упала на землю, и стала безудержно рыдать. Руки гладили лицо мужа. Но оно было безжизненным, холодным. Подошедший старик поднял женщину, обнял за плечи. Он говорил какие-то слова утешения, но в ушах стоял только шум. Кровь стучала в висках.

Ночной Цветок бессмысленно смотрела по сторонам. Она не понимала: кто она и где она. В памяти всплывали какие-то неосознаваемые, но страшные картины, тут же сменялись новыми. Кровь стучала еще сильней, что-то как обручем сдавило голову. Боль стала невыносимой. Она провалилась в какую-то пустоту.

Ночной Цветок открыла глаза. Рядом сидел, низко склонившись над нею, отец. Кругом распространялся запах гари. Едкий черный дым тяжелым столбом с трудом поднимался вверх. Небо было низким, сизым. Моросил мелкий дождь. Было совсем безветренно. И дым погребального костра, ударяясь о тучи, затянувшие сплошной, непреодолимой пеленой небо, расползался во все стороны.

Лицо отца было скорбным и каким-то растерянным. Он молчал, видимо силясь найти слова.

- Отец, - прошептала Ночной Цветок.

- Не надо, ничего не говори. Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Успокойся. Время лечит любую боль. Они все уйдут на небо.

Жрец поправил кожаное одеяло, заботливо накрывая дочь. Она видела, как Познавший Древо подошел к костру, как ворвался он в круг воинов, в прощальном танце провожающих в последний путь мертвых, как кричал он, призывая людей смотреть на Большую Гору.

Затем она видела Гичи-Маниту. Бог пришел к алдонтинам. Он был суров. Он смотрел прямо в глаза Ночному Цветку. И она испугалась. Она вспомнила все. Страх и отчаяние охватили женщину. Она знала: только смерть спасет ее от мучений.

Медленным, но твердым шагом Ночной Цветок поднималась на вершину взорванной энглишами скалы. Смерть будет безболезненной. Она просто шагнет вниз.

... Ночной Цветок родилась в семье жреца. Как и все девочки ее народа, она уже с четырех лет помогала взрослым. Мальчики учились владеть оружием и ездить верхом, а девочки обрабатывать охотничью добычу, выделывать шкуры. Они изготавливали глиняные горшки, обжигали и раскрашивали их, плели из прутьев корзины и другие прочные и добротные вещи. Девочки кроили платья и мокасины, шили и вышивали, разбирали и собирали походные типи при перекочевках. Девочки учились, как найти съедобные ягоды и корень, как отыскать норы хомяков и луговых собачек. Надо было уметь вытаскивать зверьков из нор так, чтобы они не укусили за руку. Вырастая, женщины должны были знать как перевязывать раны, различать и находить лечебные травы, научиться быстро каскаленными камнями нагреть типи-потельню, горячий воздух которой изгонял злых духов, несущих болезни.

Прожив пятнадцать Больших Солнц, девушка начинала готовиться к замужеству. И разве возьмет достойный воин в свой вигвам ту, которая не может ловко ездить верхом и быстро находить дороги в лесах и лугах? И кто же выберет ту, которая с трудом может снять шкуру, разделать тушу, высушить или закопать в землю мясо, очистить и высушить кишки?

Ночной Цветок, как дочь жреца, должна была уметь и еще многое другое. Женщины ее народа не были воинами. Они не могли принимать участия в совете воинов. Но с самых ранних лет в девочке проявились черты, не свойственные женщинам. Она тянулась в чарующий мир духов, заклинаний, магических слов, лечебных и ядовитых трав. Многие, даже могучие воины, отводили взгляд при встрече с девушкой. Уже с детства на ее лице проявлялись твердость и решительность. Блеск ее больших черных глаз обжигал. И лишь презрительно опущенные уголки рта говорили о таких непонятных и таинственных мыслях, переполнявших дочь жреца . . .

Ночной Цветок была еще подростком. Юноши устроили состязания в верховой езде. Первым среди равных всегда и во всем был Быстрый Ястреб. Девушка с замиранием сердца следила за скачками. Как боялась она, что с ним что-то случится. Но волнение отражалось только в блеске глаз. Никто не должен знать ее истинных чувств. Юноши выстроились на своих мустангах в линию и пустили их в галоп. Разгоряченные кони неслись лавиной. По свисту Быстрого Ястреба всадники резко осадили коней, стали. Они подчинялись ему как настоящему вождю

Юноши на всем скаку перепрыгивали на соседних мустангов и, и снова повторив прыжок, опять оказывались на своих конях. Но не у всех это получалось. Рядос с Ночным Цветком стояла Насмешливая Птичка. Она задорно смеялась над неудачниками.

- Смелее, смелее! Держитесь за ветер, и вы сможете прыгнуть поточнее. Ну что же так плохо сгибаются колени?!

Все девушки весело хохотали. Но не Ночной Цветок. Тогда Быстрый Ястреб и Сильный Удар, защищая юношей, проскакали по мелкой воде мимо девушек. Вода окатила их с ног до головы. Они завизжали и отпрянули. Но не Ночной Цветок. Она даже не повела бровью.

Занятия продолжались. Едущие друг за другом всадники, одновременно повернув коней, должны мгновенно образовать ряд. Но не всем одинаково удавалось это. Девочки вели себя уже потише, лишь одна Насмешливая Птичка не могла никак закрыть рта. И раздраженные юноши вновь пустились в сторону девочек с криками:

- Ложись! Носом в песок! Берегись!

Все бросились врассыпную. Лишь Насмешливая Птичка и Ночной Цветок не сошли в места. Но в последний момент и Насмешливая Птичка испугалась и, присев, согнулась. Только Ночной Цветок осталась стоять, как одинокое деревце. Всадники ударили пятками по бокам мустангов, и кони взмыли вверх. Сильный Удар перескочил сжавшуюся от страха Насмешливую Птичку.

Ночной Цветок увидела над собой копыта и брюхо коня. Защищая голову, она подняла руку и тут же почувствовала удар. Пошатнувшись, она все же устояла на ногах. Мустанги за спиной плюхнулись в воду. Девушка быстро спрятала покрасневшую руку за спину. Никому не следовало знать, что рука задета копытом.

Ночной Цветок вспоминала ту страшную ночь. Ее нашли без сознания рядом с мертвым Меткой Стрелой. Она лежала на краю селения. Меткая Стрела вынес ее из вигвама. На поясе воина было три скальпа белых людей. Значит она отомщена. Она уйдет на Заоблачные Поляны Охоты отомщенной. Свой позор она смоет смертью и муж встретит ее. Над селением, раскинув огромные крылья, привлеченные запахом горелого мяса, парили грифы-стервятники, тщетно надеясь устроить себе пиршество. Как ничтожна грань между жизнью и смертью.